Selbstopfermanner: под крылом божественного ветра - Аверкиева Наталья "Иманка" (книги без сокращений TXT) 📗
— Ты уже слышал? Билл решил развестись, — не скрывая довольной улыбки, сообщила мама.
— Да ладно! — удивленно вытаращил я глаза.
— Сама в шоке. Он мне на днях сказал. Правда, подробностей я не знаю. Он не стал говорить. Обронил, что ты засранец, и всё.
— Засранец? С чего бы это? — возмутился я.
— Без понятия. Но он так по-доброму это сказал.
— Очень хорошо, — обрадовалась Сьюзен. — Надеюсь, у него хватит ума вспомнить о своих детях и вернуть себе свою женщину? Согласитесь, Симона, они с Мари были такой хорошей парой.
— Ой, девочка, я буду уже очень рада тому факту, что эта кошмарная женщина — его жена — навсегда уйдет из нашей жизни. Ты не представляешь, как мы все этого хотим…
«Вспомнит о детях и вернет себе свою женщину», — колоколом стучало в голове.
В моем мире земля ходила ходуном.
«Они с Мари были такой хорошей парой», — ядом неслось по венам.
Все планы, все мечты, всё летело в тартарары.
«Том разве не сказал? — Сказал, конечно», — отравляло сознание.
А сверху меня накрывало чернотой.
«Вспомнит и вернет…»
Кажется, теперь я знаю, что чувствовали жители Помпеи в момент извержения Везувия.
«Были хорошей парой…»
— Том, с тобой все хорошо? — мама наклонилась ко мне, заботливо всматриваясь в застывший взгляд.
«У Мари любовник…»
— Да, все нормально. Что еще Билл говорил?
«Билл разводится…»
— Ничего. Я даже не знаю подробностей. Думала, что вы в курсе.
«Мое небо изранено звездами…»
— Нет, мне он ничего не говорил.
«Ты прав, надо завести мужчину...»
Я заставил голоса в голове замолчать.
— Было бы здорово, если бы Мари вернулась к Биллу, — продолжала щебетать Сьюзен, помешивая чай ложечкой, смешно оттопырив мизинчик. — Они всегда были такой идеальной парой, правда, Том?
Я вздохнул. Мама неопределенно пожала плечами.
— Мари хорошая и мудрая женщина. Уверена, она сможет его простить. К тому же она так сильно его любила и она мать его детей. А какая мать не хочет, чтобы ее детей воспитывал родной отец, да, Том?
Я кивнул.
— Симона, как вы думаете, это возможно?
Мама улыбнулась:
— В этом мире возможно всё.
— Том, а ты рад за брата?
Я откинул голову назад и прикрыл глаза:
— Очень. — Где же та радость, которую так хочется испытывать от мысли, что и Билл теперь будет свободным?
— Вот видишь! Вы даже не представляете, Симона, как Том переживал, что Мари теперь не с Биллом. Теперь-то они точно будут счастливы. На контрасте с Тиной, Мари настоящий ангел и детишки у них такие замечательные. Я смотрела на близнецов в Рождество и всё умилялась, как же они похожи на своего родного отца. Дети просто копия Билла. Я уверена, Билл понимает, что Мари — лучшая для него партия. Он обязательно к ней вернется. И всё будет как прежде, да, Том?
Залейте мне кто-нибудь уши свинцом, а… Ну пожалуйста…
Я несся по автобану с максимальной скоростью, на которую только был способен мой автомобиль. Следил за дорогой, давил на газ и старался не думать. Когда думаешь — очень больно. За десять лет, которые мы прожили бок о бок, я изучил ее, как любимую книгу, до последней запятой. Я слишком хорошо ее знаю. Чувствую ее. Могу предсказать, что она сделает в следующую секунду. Я знаю все ее слабости, все улыбки, все маски. Сегодня я увидел новую маску. Такой еще не было. Не понимаю, что со мной. Просто не понимаю. Я ценю и очень уважаю Сьюзен за всё, что она для меня делает. За тот уют и комфорт, что создает для меня, за то спокойствие, что окружает меня, я даже ей благодарен, что она рядом, только в голове какая-то чехарда… Что со мной? Мне больно от того, что я сделал больно Мари. Но Мари знает, что я живу со Сьюзен. Каждую ночь я оставляю ее и ухожу к другой женщине. Каждое утро я просыпаюсь с этой женщиной и спешу обратно к ней. Сью делает мне завтрак и минет. Она любит меня и заботится обо мне. А я? А я целую ее перед уходом и сбегаю к другой. Мне очень удобно со Сью. Только все не так, как хочется на самом деле. Как будто в кино живу, играю в любовь с чужой женщиной, люблю ее по ночам, глажу ее по волосам и с нежностью смотрю в глаза, постоянно думая о том, когда же кончится съемочный день, и я вернусь домой. Я бы не хотел никуда уходить ночью. Но разве она разрешит мне остаться? К тому же теперь Билл свободен. И Мари… не занята…
Светофор подмигивал мне то зеленым, то красным, действуя на нервы.
— Адрес запомнил?
— Да.
— Только там парковаться негде. Место заранее подыщи.
— Окей.
— До встречи?
— Билл, погоди! У тебя выпить есть?
— Найдем.
Я развернул машину против всех правил дорожного движения. Плевать на штрафы, на все плевать. Я очень устал за сегодняшний вечер. Я слишком расстроен. Хочу выпить и просто посидеть в тишине. Или в компании брата. Да, общество близнеца — вот в чем я сейчас нуждаюсь больше всего. Мне нужна его поддержка, его насмешки, его компания. Я ехал на Лейпцигскую улицу, где располагался отель Хилтон. Билл съехал из собственного дома в гостиницу так же, как когда-то сбежал от свой возлюбленной Густав, — даже не взяв пары чистых носков, просто вышел среди ночи на улицу и не вернулся. Бабы — зло.
— Рад тебя видеть, — улыбнулся он, хлопнув мне по плечу. Пригласил в номер и закрыл дверь.
— Зачем ты сюда-то поселился? Мог же у меня остановиться. Или там… У мамы… например…
— Не хочу вас обременять.
— Билл, ты мой брат! Какое обременение? — Я плюхнулся в кресло. В целом мило — приятно, просторно, хороший вид из окна на Жандарменмаркт и Концертный зал. Но дома все равно лучше.
— Все равно.
— Мама была бы тебе рада. Учитывая, как она ненавидит Тину, — я поиграл бровями.
Билл ухмыльнулся в ответ и достал сигареты.
— А дом? Ты же за него, по-моему, даже кредит еще не выплатил?
— Пока так. Потом разберемся. — Он закурил. Опустился на ковер около кровати и откинул назад голову, медленно выпуская дым.
Я смотрел на брата и улыбался. Он ничуть не изменился за этот год, стал еще более холеным, породистым. В каждом движении была своя особая грация. Чужая, но в тоже время удивительно знакомая. Я знал его жесты, то, как он держит сигарету, то, как выпускает дым, чуть расслабляя губы, как будто для поцелуя (сто раз ему говорил, чтобы не делал так!), то, как вытягивает ноги. Я знал своего брата разным. Он бесился, когда я пил из его стакана, а я не выносил, когда он пальцами лазил в моей тарелке. Мы могли жестко поругаться вечером, а ночью нажраться и проснуться поутру в одной постели. Мы могли не разговаривать неделями, но всегда знали, что, если один из нас позвонит и попросит помощи, второй бросит все дела и тут же примчится. Мы… Я так давно не произносил это слово — мы… Я снова чувствовал себя «мы»…
— Я поработал с твоими парнями, как ты просил. Мы поставили шоу. Не понимаю, как ты этих мартышек выпустил на сцену. Они же ничего не могут. Одна радость — бренчат неплохо.
— Я знал, что тебе можно их доверить.
— Ты бы хоть режиссера нарыл для них, — фыркнул он, улыбаясь.
— Я и нарыл, — улыбнулся в ответ.
Билл закатил глаза и снова выдохнул дым.
— А вообще я приехал выпить. Где тут у тебя спиртное?
— В баре, — величественно махнул он рукой куда-то в сторону.
— В баре так в баре, — соскребся я из кресла и отправился в указанном направлении.
Мы наливали и пили, пили и наливали, сидя у кровати на мягком ковре. Вокруг валялись пустые бутылки из-под виски и колы, пакеты из-под чипсов и сдобы, обертки от шоколадных батончиков и фантики от конфет. Мы болтали о пустяках. Билл рассказывал, как выстроил шоу, как достал светорежиссера и заставил Карла кое-что переписать в фонограмме, добавить эффектов. У него горели глаза, он размахивал руками и временами дышал мне в лицо алкогольными парами, когда надо было сказать что-то особенно доверительное. Мы ржали, пихались и идиотничали. Мы облились и провоняли виски. Мы были липкими от колы. Билл икал и пьяно заваливался на меня.
