Мираж черной пустыни - Вуд Барбара (читать книги бесплатно TXT) 📗
Гости разбрелись по лужайкам, а некоторые даже тайком взобрались наверх, чтобы взглянуть на спальни. Валентин ни на секунду не оставлял Роуз. Они казались очаровательной парой, от которой исходил невероятный магнетизм и благодать. Успехи лорда Тривертона стали в протекторате настоящей легендой; в то время как посевы других поселенцев гибли от недостатка воды, его деревца оставались сильными и зелеными. Ему даже каким-то удивительным способом удалось наладить контакт с африканцами, которые относились к нему с явным уважением и никогда не отлынивали от работы. Люди толпились вокруг графа и его красавицы-жены в надежде «заразиться» от них хоть капелькой удачи и счастья.
Грейс вышла на террасу, встала возле подстриженных кустов и взглянула вниз, на реку.
— Я думаю, твой брат превзошел сам себя, — сказал подошедший к ней сэр Джеймс. — Эта ночь будет темой для разговоров не один год.
Она рассмеялась и отпила шампанское.
— Как, черт возьми, Валентин смог позволить себе все это? — спросил Джеймс.
Грейс не ответила. Она знала, что ее брат тратил на строительство почти весь доход, получаемый с «Белла Хилл», и очень надеялась на то, что здравый смысл подскажет ему, когда следует остановиться. Имение в Суффолке не было бездонным денежным колодцем.
Мимо них прошли трое мужчин в белых смокингах, которые яркими пятнами выделялись в тусклом лунном свете.
— Когда я на сафари, — говорил один из них, — я предпочитаю спать под открытым небом. Небо служит хорошей крышей, если, конечно, эта крыша не течет!
Джеймс поднял свой бокал с бренди и улыбнулся Грейс. Она завороженно смотрела на его улыбку, на морщинки вокруг его глаз.
Один из трио, скрывшегося за живым забором, слегка глотая слова, произнес: «Я слышал, возле озера Рудольф видели слона с чудовищно огромными бивнями», после чего разговор, который становился все тише, стал вращаться вокруг охоты на слонов.
Джеймс о чем-то задумался.
— Что-то случилось? — спросила Грейс.
— Я просто вспомнил… — Он поставил бокал на краешек мраморной купальни для птиц. — Мой отец охотился за слоновой костью. Когда я подрос, он стал брать меня с собой на сафари. Я помню, что мне как раз исполнилось шестнадцать, когда мы отправились на озеро Рудольф.
Джеймс говорил, не глядя на нее; его голос казался каким-то далеким. — Это было в 1904 году. Мы шли по следу старого буйвола, которого мой отец ранил первым выстрелом. Я остался в лагере, а он пошел за ним и наткнулся на этого монстра.
Слон кинулся на моего отца, но тот даже не успел выстрелить, у него заело ружье. Он повернулся и бросился бежать, гигантская тварь ринулась за ним. По словам оруженосца, который прибежал за мной, когда слон начал настигать отца, тот резко метнулся в сторону. Слон повернул, пошел назад и попытался достать его своими бивнями. Когда я прибежал туда, то увидел, что зверь топчет его ногами. Я всадил в слона несколько пуль и повалил его, но отец был уже мертв. Этот путь домой стал для меня самым долгим. Всю дорогу я не находил себе места от волнения, думая о том, что мне придется принести эту страшную весть матери. Но, приехав в Момбасу, я узнал, что она умерла от гемоглобинурийной лихорадки. — Он посмотрел на Грейс. — Тогда-то я и отправился в Англию, чтобы жить с родственниками. Когда я вернулся в Британскую Восточную Африку, мне было двадцать два года и я был уже женат. Я купил землю в районе Килима Симба, завез айрширских коров и скрестил их с местными боранскими быками. С тех пор я не испытываю ни малейшей тяги к охоте. — Он изучающим взглядом посмотрел на нее, а затем спросил: — Ты действительно счастлива здесь, Грейс?
— Да.
— Я рад. Люди, которые не любят Восточную Африку, не имеют права жить здесь. Это единственный мир, который я знаю. Я родился здесь и умру здесь. Те другие, — он махнул рукой в сторону шумного дома, — они преступники. Те, кто не любит эту землю, должны покинуть ее и возвратиться домой.
— Это место теперь мой дом, — тихо произнесла Грейс.
Джеймс улыбнулся и тихим голосом процитировал:
Он замолчал. Было видно, что он хотел сказать что-то еще, как вдруг за их спинами раздался голос.
— Вот вы где!
Они повернулись и увидели стоящую в дверях Люсиль.
И снова, как уже было не раз за прошедшие десять месяцев, Грейс показалось, что она увидела на лице жены Джеймса выражение недовольства, даже боли. Но каждый раз, как и сейчас, это выражение моментально сменялось широкой улыбкой.
— Боюсь, там стало слишком шумно, — сказала она. — Кто-то даже танцует шотландскую удалую!
Джеймс рассмеялся.
— Представляете, как эти гуляки будут завтра утром вставать, чтобы поиграть в поло?!
— Уж мой брат постарается, чтобы они встали! Он целый месяц тренировал своих пони. Так что мы увидим захватывающую игру. На кого поставишь, Джеймс?
— Боюсь, — опередила его ответ Люсиль, — мы не увидим игру. Мы уезжаем рано утром.
— Уезжаете?
— Люсиль хочет поехать в методистскую миссию в Каратине на рождественское богослужение.
— Но завтра приедет отец Марио из католической миссии! Мы устроим прекрасную мессу на лужайке перед домом.
Люсиль натянуто улыбнулась.
— Я не хочу присутствовать на римской службе. Я приезжаю в Каратину только четыре раза в год, и это очень плохо. Знаешь, Грейс, было бы мудро с твоей стороны написать в миссионерское общество и попросить их прислать священника, а не сестер милосердия, о которых ты постоянно их просишь.
— Но мне нужны эти сестры, Люсиль. Очень. Как я ни старалась, я не могу заставить кикую прикасаться к больным.
— Ты подходишь к проблеме не с той стороны. Священник выкорчует из этих дикарей нелепые предрассудки и превратит их в христиан. Вот тогда-то ты и получишь столько помощников, сколько пожелаешь.
Грейс с изумлением уставилась на нее.
— Послушайте! Они играют «Тихую ночь», — сказал Джеймс.
Постепенно смех и гул голосов стих, и ночь наполнилась звуками скрипки. Вскоре весь дом и его окрестности погрузились в тишину, и только рождественский гимн, звучащий вдали от дома, летел к холодным экваториальным звездам. Несколько свинцовых туч, словно поддавшись искушению узнать, что там происходит, отделились от горы Кения и поплыли по небу.
Грейс стояла между Джеймсом и Люсиль. Они смотрели на залитые ярким светом окна дома, на большую разношерстную толпу, которую объединяла сейчас одна-единственная милая их сердцам песня. Голоса один за другим присоединялись к поющим. Некоторые даже пытались следовать мелодии. Слуги-африканцы с непроницаемыми лицами взирали на вацунгу, которые несколько минут назад кричали и буянили, а сейчас стояли смиренно, с глазами, полными печали и ностальгии.
Миранда Вест вышла из кухни и окинула взглядом гостиную. Она увидела лорда Тривертона, стоящего возле елки и поющего рождественскую песню. Его зычный баритон явственно выделялся из хора голосов. Миранда думала о новом 1920 годе, и о том, что он сулил ей. Был только один способ сделать графа своим — дать ему то, чего он хотел больше всего на свете: сына.
Валентин волею судеб размышлял о том же, только в несколько ином контексте. Держа во время пения руку Роуз в своей руке, он думал о том, что доктор Гаэр нашел неверное решение его проблемы, посоветовав ему подсыпать в шоколад Роуз снотворное. Порошок, который он добавлял в ежевечерний шоколад, погружал Роуз в глубокий сон, а он не хотел, чтобы она спала. Он желал, чтобы она отвечала на его ласки, занималась с ним любовью. Жизнь в палатках — вот что мешало, на его взгляд, их полноценной супружеской жизни. К тому же Роуз была такой скромной и застенчивой… Но сегодняшняя ночь все поставит на свои места: сегодня они впервые будут спать в своей спальне, под балдахином фамильной кровати семьи Тривертон, и начнут нормальную супружескую жизнь.