Хорнблауэр и «Атропа» - Форестер Сесил Скотт (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
— Есть, сэр.
Тернер еще не совсем понял.
— Адмирал… адмирал Харви послал нас на разведку. Он ищет их с четырьмя линейными кораблями в окрестностях Крита. Четыре корабля достаточно, чтоб они отнеслись к нам с уважением.
— Я понял, сэр.
— Вы действительно поняли?
— Да, сэр.
Хорнблауэра раздражало, что приходится полагаться на Тернера. С испанскими властями или с французскими он разговаривал бы сам, но это, к сожалению, турки.
— Помните, об этом вы должны спросить прежде всего. Заходили ли сюда два французских корабля? После этого вы спросите разрешения заполнить водой бочки. Если будет можно, мы купим овощей и пару бычков.
— Да, сэр.
— Все время помните, что мы посланы на разведку адмиралом Харви. Не забывайте об этом ни на минуту, и все будет в порядке.
— Есть, сэр.
Лодка под латинским парусом быстро приближалась, Развивая значительную скорость несмотря на слабый вечерний бриз. Под носом у нее пенился внушительный бурун. Лодка подошла к борту и легла в дрейф. Латинский парус хлопал, пока его не подтянули наверх.
— Это турки, сэр, не греки, — сказал Тернер.
Хорнблауэр видел это и без подсказки. Матросы были в грязных белых одеждах, головы их венчали красные шапки обмотанные грязными белыми тюрбанами. Седобородый человек, стоявший на корме, был подпоясан алым кушаком, г которого свисала кривая сабля. Высоким тонким голосом он окрикнул «Атропу». Тернер что-то крикнул в ответ на левантийском лингва-франка. Хорнблауэр попытался понять, что тот говорит. В лингва-франка, как он знал, смешались итальянский, французский, английский, арабский, греческий языки. Странно было услышать свое имя — Горацио Хорнблауэр — в невразумительной мешанине слов.
— Кто это? — спросил он.
— Модир, сэр. Местный чиновник. Начальник гавани. Таможенный досмотрщик. Он спрашивает о нашем карантинном свидетельстве.
— Не забудьте спросить о французских кораблях, — сказал Хорнблауэр.
— Есть, сэр.
Разговор продолжался. Хорнблауэр не раз уловил слово «fregata». Седобородый турок развел руками и что-то сказал.
— Он говорит, французские суда не заходили сюда уже несколько лет, — перевел Тернер.
— Спросите его, не слышали ли о них на побережье или на островах?
Седобородый турок утверждал, чтони о чем таком не слышал.
— Скажите ему, — продолжал Хорнблауэр, — что я дам пять золотых за новости о французах.
Было что-то заразительное в атмосфере восточной беседы — иначе трудно объяснить, почему Хорнблауэр употребил слово «золотой» — он мог бы сказать Тернеру «гинея». Седобородый турок снова потряс головой, но ясно было, что предложение его впечатлило. Хорнблауэр задал еще вопрос, и Тернер перевел.
— Я сообщил ему о присутствии поблизости британской эскадры, — доложил он.
— Хорошо.
Пусть турки думают, будто «Атропу» поддерживает сильная эскадра. Седобородый турок растопырил пятерню, отвечая на следующий вопрос Тернера.
— Он хочет по пять пиастров за каждую бочку, которую мы наполним водой, — сказал Тернер. — Это по шиллингу за бочку.
— Скажите… скажите, что я дам ему половину.
Разговор продолжался. Солнце садилось, небо на западе начало краснеть. Наконец седобородый турок помахалнапрощанье рукой, и лодка, расправив парус, двинулась прочь.
— Они возвращаются, чтоб расстелить коврики для вечернего намаза, сэр, — сказал Тернер. — Я обещал ему десять гиней за все — включая право высадиться на пристани, заполнить бочки водой и сделать покупки на базаре, который откроется утром. Он получит свою долю и из того, что мы там заплатим, будьте уверены, сэр.
— Очень хорошо, мистер Тернер. Мистер Джонс!
— Сэр!
— Сразу как рассветет, мы начнем тралить, чтоб найти остов корабля. Трал надо приготовить сейчас.
— Э… есть, сэр.
— Сто саженей однодюймового троса, пожалуйста, мистер Джонс. Два девятифунтовых ядра. Сделайте для каждого по сетке и привяжите их на расстоянии десяти саженей друг от друга посредине троса. Ясно?
— Не… не совсем, сэр.
Поскольку Джонс ответил честно, Хорнблауэр сдержался, чтоб не упрекнуть его за непонятливость. — Возьмите сто саженей троса и привяжите одно ядро в сорока пяти саженях от одного конца, другое — в сорока пяти саженях от другого. Теперь ясно?
— Да, сэр.
— Можете сейчас спустить на воду барказ и тендер, чтоб они были готовы к утру. Они будут тянуть трал между собой, чтоб ядра тащились по дну, пока не наткнутся на остов. Объясните команде шлюпок их обязанности. Как я уже говорил, работы надо начать на рассвете. Нам понадобится кошки и буйки, чтоб отметить место находки. Ничего подозрительного — доски, к которым привязано по семнадцать саженей троса. Это вам понятно?
— Да, сэр.
— Приступайте. Мистер Тернер, я попрошу вас через пятнадцать минут явиться ко мне в каюту. Посыльный! Передайте доктору мои приветствия и попросите его немедленно зайти ко мне в каюту.
Хорнблауэр чувствовал себя ярмарочным жонглером, подкидывающим разом полдюжины шаров. Он хотел услышать от доктора, как пациент, хотел разузнать у Тернера про местных чиновников, хотел приготовить все к завтрашнему дню, хотел подумать, как будет поднимать сокровища, если Маккулум не сможет ничего посоветовать. Надо было оставить письменные распоряжения на ночь, учитывая, что они находятся в гавани весьма сомнительной нейтральности.
Лишь поздно вечером он вспомнил кое-что еще — ему напомнило внезапное ощущение пустоты в желудке. Он с утра ничего не ел. Ему принесли сухарей и холодного мяса, он тороплив прожевал жесткие куски и вышел на палубу в темноту.
Ночь была холодная, молодой месяц уже взошел. Ни малейшее дуновение ветерка не тревожило гладь воды заливе, такую ровную, что в ней отражались звезды. Черной и непроницаемой была вода, скрывающая четверть миллиона фунтов стерлингов. Столь же непроницаемо и его будущее, подумал Хорнблауэр, наклоняясь над фальшбортом. Разумный человек, думал он, сделав все, что в его силах, лег бы в постель и уснул, выкинув из головы все тревоги. Но ему потребовалось огромное усилие воли, чтоб заставить себя лечь в койку и, поддавшись телесному и душевному изнеможению, забыться наконец сном.
Когда его разбудили, было еще темно, темно и холодно. Он приказал принести кофе, и выпил его, одеваясь. Он нарочно велел разбудить себя пораньше, чтоб одеться, не торопясь, но с постели встал нервный и нетерпеливый. Это было его обычное состояние перед ночным захватом вражеского судна или вылазкой на берег. Ему пришлось останавливать себя, чтоб не натянуть одежду как попало и не выбежать на палубу. Он заставил себя побриться, хотя делать это пришлось почти на ощупь — лампа едва освещала зеркало. Он натянул сыроватую рубашку и надевал штаны, когда в дверь постучал Эйзенбейс. Он явился в соответствии с оставленными вчера приказами.
— Пациент спит хорошо, сэр, — объявил он.
— Как его состояние?
— Я решил не беспокоить его, сэр. Он спит тихо, так что я не могу сказать, прошла ли лихорадка. Рану я тоже осмотреть не мог. Если вы хотите, сэр, я могу его разбудить.
— Нет, ни в коем случае. Насколько я понимаю, то, что он спит — хороший симптом.
— Очень хороший, сэр.
— Тогда не трогайте его, доктор. Если будут какие-то перемены, доложите мне.
— Есть, сэр.
Хорнблауэр застегнул штаны и сунул ноги в башмаки. Нетерпение возобладало над выдержкой, и сюртук он застегнул, уже взбегая по трапу. На палубе чувствовалась атмосфера приближающейся атаки. Силуэты офицеров неясно вырисовывались на фоне неба. Восток слабо алел, небо на четверть еле заметно побледнело, приобретя едва различимый розоватый оттенок.
— Доброе утро, — ответил Хорнблауэр на приветствия подчиненных.
На шкафуте слышались отдаваемые вполголоса приказы как перед вылазкой.
— Команда барказа на правую сторону, — прозвучал голос Смайли.
— Команда тендера на левую сторону. — Это был князь. Он говорил по-английски чище Эйзенбейса.
