Девушка Online - Сагг Зои Элизабет (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
– Он принес клубнику в шоколаде?
Я киваю и готовлюсь к любой реакции, учитывая, в каком плохом настроении сейчас Эллиот.
– У этого парня хоть один недостаток есть?
– Уверена, что и не один, – отвечаю я безо всякой на то уверенности.
– Хм. Ладно, я согласен.
Дурное настроение Эллиота улетучивается, только когда мы заканчиваем паковать его чемодан.
– Не обижайся на меня, – извиняется Эллиот, усаживаясь на кровать. – Я очень расстроился, что не останусь с вами на Рождество. Но думаю, мне на самом деле лучше уехать: я вам нужен как собаке пятая хромая нога.
– Не говори так, – я сажусь рядом с Эллиотом. – Понимаешь, мы с Ноем живем в десяти тысячах километрах друг от друга…
– Вообще-то в четырех.
– Может и в четырех, но между нами целый океан. Не думай, что наша с тобой дружба пострадает. Это только…
– Курортный роман? – заканчивает за меня Эллиот с надеждой в голосе.
– Да, курортный роман.
Эллиот расплывается в улыбке, а мне становится не по себе. Впервые за нашу дружбу я ему солгала.
Глава двадцать восьмая
Как-то я прочитала в журнале, что у каждого сна есть скрытое значение. Например, сон, в котором ты бежишь на вершину холма, но никак не можешь на него взобраться, означает, что и в реальной жизни ты с чем-то не можешь справиться. Если снится, что выпадают зубы – ты в себе не уверена. Или беременна? Не помню. В любом случае, всегда можно спросить у того, кто занимается трактовкой снов и готов объяснить твои грезы.
Открыв глаза утром в сочельник, я лежу и гадаю, как бы мой сон объяснил профессиональный толкователь. Мне приснилось, что я заперта в вагоне поезда вместе с Меган и Олли, и на каждой станции по громкоговорителю рассказывают какой-нибудь глупый случай из моей жизни. Например, вместо фразы: «Уважаемые пассажиры, мы прибываем на станцию такую-то», слышится: «Уважаемые пассажиры, а вы знали, что трусы Пенни видело полшколы?». А Меган с Олли сидят через столик и безудержно хохочут. А когда я пытаюсь встать и уйти, они заставляют меня сесть на место. А потом сиденье подо мной превращается в пирог, и весь шоколад остается у меня на штанах.
Я сажусь в постели и зажигаю прикроватную лампу. Ненавижу сны. Ненавижу, когда они воскрешают в памяти все неприятные события и лица, о которых уже успела забыть.
Я беру с соседней подушки фарфоровую куклу и прижимаю ее к себе. Так непривычно снова думать о Меган и Олли. Возникает идея зайти на Фейсбук и Ютьюб, чтобы узнать, обсуждают ли до сих пор то видео. Но, слава богу, я возвращаюсь в реальность и спрашиваю себя, нужно ли мне это. Особенно сейчас, когда прошлые неудачи отошли на второй план.
Я оглядываю комнату, и сердце сжимается от грусти. Сегодня мое последнее утро в Уолдорф-Астории. Я очень привязалась к этой комнате, как бы наивно это не звучало. Здесь моя жизнь превратилась в сказку. Здесь я поняла, что могу ее контролировать. Я решаю пофотографировать номер, чтобы навсегда сохранить в памяти связанные с ним эмоции.
Первым делом я фотографирую незаправленную постель, посреди которой на горе подушек восседает кукла. Потом я снимаю комнату с разных ракурсов и делаю несколько фотографий вида из окна. Брошенный на кресло плед – последний кадр, который будет мне напоминать о нашем с Ноем ночном разговоре при оранжевой луне. На душе становится легче: я посмотрела на комнату сквозь объектив камеры и перефокусировалась во всех смыслах. Меган и Олли, школьная пьеса – все в прошлом. Я должна держать в фокусе свое настоящее – Нью-Йорк и Ноя.
Меня переполняет радость, и хочется танцевать. Я хватаю пульт и включаю телевизор. По MTV нон-стопом крутят рождественские мелодии. Я начинаю плясать под «Santa Claus Is Coming To Town» и останавливаюсь, только полностью стряхнув с себя неприятный осадок от кошмарного сна. Потом я падаю на постель и улыбаюсь своей кукле.
– Счастливого Рождества, – шепчу я ей, запыхавшись.
К всеобщей радости Эллиот этим утром как всегда весел.
– У меня созрел план, – шепчет он мне за завтраком. – Такой подлый, что суперзлодей Загадочник позавидовал бы.
– Что за план? – шепчу я, поливая блинчики кленовым сиропом.
– Называется «Десять способов испортить Рождество моим вредным родителям», – говорит Эллиот, сверкая глазами. – Когда я дойду до последнего пункта, они точно пожалеют, что я не остался с вами.
– Что же ты собираешься делать? – смеюсь я.
– Первый пункт: говорю, что бросаю школу и ухожу в хиппи. Второй: скажу им, что с этого дня отзываюсь только на свое хиппи-имя Дождевая Вода.
Когда Эллиот доходит до последнего пункта своего коварного плана («Скажу им, что влюбился в байкера по имени Хэнк из клуба «Ангелов ада»), мы прыскаем со смеху. Мама и папа прерывают обсуждение организационных вопросов предстоящей вечеринки и недоуменно смотрят на нас.
– Над чем это вы так смеетесь? – спрашивает папа с ухмылкой.
– Не уверена, что хочу знать, – говорит мама.
– Да, лучше вам об этом не знать, – отвечаю я и подмигиваю Эллиоту.
Закончив завтрак, мы оставляем вещи в отеле на стойке администратора и едем с Эллиотом в аэропорт.
Я волнуюсь за Эллиота, и когда такси заезжает в терминал, спрашиваю, не боится ли он лететь в одиночку.
– Честно говоря, я этому даже рад, – отвечает Эллиот. – Представь, каким я буду загадочным пассажиром. Все станут на меня смотреть и гадать: «Кто же этот юноша, летящий в Великобританию совершенно один? Что у него за судьба?»
– Так вот почему ты так нарядился, – смеюсь я.
На Эллиоте его любимый темно-серый винтажный костюм в тонкую полоску, блестящие ботинки, карманные часы на цепочке и кепка нью-йоркских «Янкиз». Немыслимым образом это сочетание смотрится на Эллиоте очень стильно.
– Буду по тебе скучать. – Эллиот сжимает меня в объятьях.
– Я тоже.
– Насладись этим курортным романом.
– Ну, как скажешь.
– Нет, правда, – Эллиот отстраняется и заглядывает мне в глаза. – Тебе надо развлечься. После всего, что ты перенесла.
– Спасибо. – Я едва сдерживаюсь.
– Как приедешь, расскажешь мне все подробности.
– Идет, – улыбаюсь я.
А потом объявляют рейс Эллиота. Я смотрю, как он уходит на посадку, и в душе борются два чувства: грусть из-за отъезда Эллита и радостное предвкушение грядущих событий.
– Ты как? – спрашивает папа, обнимая меня за плечи.
– Нормально.
– Сейди Ли только что прислала сообщение, – говорит мама. – Она пишет, что испекла шоколадные брауни и уже ждет нас.
У меня вибрирует телефон, и сердце радостно замирает, когда я вижу эсэмэс от Ноя.
Доброе утро! Признавайся, какой из тебя декоратор елок? Н.
Я усмехаюсь и пишу ответное сообщение:
Мирового класса. Три года подряд – чемпион по развешиванию шариков в своем городе. O
Всего три? Не густо. Но нам подойдет.
Поскорее приезжай, Переломный Момент.
Нам с Беллой нужна твоя помощь.
У меня перехватывает дыхание при виде женского имени, но потом я вспоминаю, что Белла – сестра Ноя.
В такси по пути в аэропорт я всеми силами развлекала Эллиота и потому ничуть не паниковала, но обратный путь в отель я переношу с трудом. Когда мы подъезжаем к Уолдорфу, я мечтаю выбраться из машины и идти в Бруклин пешком. Мы заходим в фойе отеля, чтобы бросить на него прощальный взгляд, и я приказываю себе собраться: «Возьми себя в руки. Ты же Оушен Стронг». Но без Эллиота имя супергероини – пустой звук. Я представляю, как мой друг сейчас сидит один в самолете, и сердце отзывается тупой болью. И тут я вспоминаю упражнение, о котором мне рассказал Ной.
Папа подходит ко мне, следом носильщик везет нагруженную чемоданами тележку.
– Готова, Пен?
– Готова.
Устроившись в такси, я определяю, где в моем теле скопился страх. Как обычно, он сжимает мне горло. Я стараюсь представить его цвет и размер и вижу красный кулак, перекрывающий мне кислород. От этой картины мне становится только хуже, и я порываюсь открыть глаза, но мне хватает сил этого не делать. Я глубоко вдыхаю и пытаюсь смириться со своим страхом. Ничего не происходит. Напряжение в горле не уменьшается; я не чувствую себя лучше, но и хуже тоже не становится. Я снова делаю глубокий вдох и говорю своему страху: «Сейчас я волнуюсь, но это нормально». Еще один медленный вдох. Словно вдалеке, мама и папа о чем-то болтают с шофером, но я так сосредоточена, что не разбираю их голосов. Я снова вызываю образ удушающего страха, но теперь рука на шее не красная, а розовая. И немного меньше в размере. «Это нормально», – снова повторяю я, и все тело начинает расслабляться. Теперь у меня на шее узел, а не кулак. На этот раз я легко набираю полную грудь воздуха. «Это нормально», – твержу я про себя и мысленно рассматриваю узелок страха. Он светлеет, становится белым, а потом исчезает совсем.