Любовь со вкусом вишни (Смерть в наследство) - Алюшина Татьяна Александровна (книги .TXT) 📗
Благополучно передав «хвост» Кнуту, он быстро оторвался от преследователей.
После того как Антон с Сергеем уехали, Вероника поняла, что если не займет себя хоть чем-нибудь, то либо начнет тихо сходить с ума, либо завоет, что, в общем-то, одно и тоже. И она решительно направилась к Наталье.
Наталья с дедушкой устанавливали на лужайке перед домом большой детский надувной городок: какие-то домики, длинные ходы, похожие на больших червей, огромные кубы с лазами внутри и много всякого интересного и загадочного для деток.
– Ната, у вас здесь есть Интернет? – спросила Ника, сам компьютер она видела в одной из комнат на втором этаже.
– Конечно! – разулыбалась Ната. – Я тоже об этом подумала, но мне надо сначала детей с няней на воздух выпустить, а ты иди посмотри, что там про монастыри есть, я к тебе потом присоединюсь!
Весь день Ника просидела за компьютером, ковыряясь в Интернете и выуживая из разных источников информацию о монастырях на всей территории бывшего Советского Союза.
Несколько раз приходила Наталья и «зависала» рядом, но кто-то обязательно ее звал, и она убегала по хозяйским делам. Один раз Ника сделала перерыв, спустившись в столовую обедать.
Дедушка потчевал их борщом совершенно необыкновенной вкусности, приготовленным по только ему одному известному рецепту.
И, как бы ей ни хотелось не уходить из-за стола от легкой, шутливой беседы, сопровождавшей обед, от Натальиного звонкого смеха и чопорной, поджавшей губки няни, от веселых детских голосов и проказ, от посмеивающегося дедушки, солнца, заливающего кухню, восхитительного борща, но Вероника заставила себя вернуться к поискам.
Ближе к вечеру Вероника поняла, что если еще хоть немного почитает обо всем, что творилось с религиозными служителями после революции в России, то ее физически и реально тошнить начнет от мрачного кошмара и полного беспредела бесчеловечного, происходившего в те времена.
Она вышла из Интернета и выключила компьютер.
Ужас какой-то, что вытворяли с монашками! Их насиловали, сжигали, топили, расстреливали! На всей территории страны не осталось ни одного действующего монастыря, если и остались, то в такой непролазной глуши, куда и советская власть-то дошла не сразу, и то в виде одного-двух представителей. Были, наверное, и совсем оторванные от цивилизации религиозные учреждения, но в интересах этих единичных монастырей информация о них скрывалась церковью от властей. Да, не так уж легко, как казалось, будет найти жену Олега!
Приехал Антон.
Подойдя к лестнице, Ника услышала, как его приветствует семья – Натальин смех, звук поцелуя, Машкино радостное лепетание, не менее радостный Сашкин басок.
Ника улыбнулась: какое счастье, что есть такие семьи и по-настоящему родные, любящие друг друга люди! Как когда-то было и у нее. Вероника торопливо тряхнула головой, прогоняя непрошеное, запретное воспоминание – нет, ни вспоминать, ни думать об этом нельзя! Не готова она да сих пор! Не стоит это трогать!
– Ника! – прокричала снизу Наталья. – Иди к нам!
Вероника спустилась на первый этаж, поздоровалась с Антоном и забрала у него Сашку, Марию взяла Ната, давая отцу возможность переодеться и умыться.
– Ужинать! – позвал из кухни-столовой дедушка.
Василий Корнеевич сегодня весь день «дежурил» по кухне, предварительно выдержав словесный бой с Натальей, волновавшейся, что он себя перетруждает, да к тому же готовит на эдакую ораву.
– Да с чего мне уставать, Натальюшка? Огородом я сегодня не занимаюсь, немощным пока себя не чувствую, да и уважаемая Вера Петровна мне поможет!
– С удовольствием, Василий Корнеевич, – поддакивала улыбчивая, кругленькая, очень добродушная домработница.
Она старалась находиться рядом с дедушкой, помогая ему готовить и, когда была свободна, приходила помочь с огородом, и как-то все с улыбочкой, глазками посверкивая.
Ника, подозревавшая, что Вера Петровна имеет на дедушку виды, улыбалась – а почему нет? Он еще ого-го! Вон какой сказочный богатырь!
Но дедушка умело уходил от напора веселой домработницы, умудряясь переводить разговоры и намеки в дружески-уважительный тон.
После шумного веселого ужина с детьми, сидевшими на своих стульчиках и громко тарабанившими по ним ложками, Ника решила пройтись по участку.
Во-первых, чтобы скинуть с себя эту бессильную жалость, которая накопилась за целый день по мере поступления информации о монашках, а во-вторых, что-то постоянно не давало ей покоя, какая-то интересная и важная, но до конца не сформировавшаяся мысль.
Поймать ускользающую мысль Веронике так и не удалось, зато она вдруг вспомнила нечто важное, о чем совершенно забыла. Вот напрочь! И от этого она аж подскочила, вызвав негодующий скрип качелей.
– Боже мой, как я могла забыть?!
У Марии Гавриловны сегодня день рождения. Она одна из самых близких подруг Сонечки и бабули с детства. Родной и близкий им человек! Каждый год в этот день они собирались втроем у Марии Гавриловны и устраивали праздник. Гораздо более торжественно и значимо, чем принято отмечать обычные дни рождения, потому что с этой датой у бабушек и Марии Гавриловны было связанно что-то очень важное в их жизни, о чем они никогда не рассказывали.
В тот день, когда Вероника, демонстрируя следившим за ней активную разыскную деятельность, навестила Марию Гавриловну, они долго беседовали, пили чай, и Мария Гавриловна, словно извиняясь, попросила Веронику прийти в гости в день рождения.
– Я никак не могу привыкнуть, что девочек нет, а без них этот день не имеет значения. Ты приди, пожалуйста, Никочка, мы посидим, девочек вспомним, – заглядывала ей в глаза с надеждой старушка.
У Вероники сердце разрывалось от понимания, что вряд ли придет, и она что-то неубедительно мямлила о плохом еще самочувствии и каких-то проблемах, сказала, что постарается, и чувствовала себя распоследней дрянью, обижающей близкого ее любимым бабушкам, да и ей самой человека.
И было отчаянно стыдно врать, но и правду рассказать она не могла. Мария Гавриловна расстроилась сильно, это было заметно, и наверняка обиделась, но виду не подала, заверила с грустью, что все понимает.
Всю дорогу, пока добиралась до кафе, где они тогда договорились встретиться с Милкой, Вероника мучилась ужасным чувством вины и злости на каких-то уродов, из-за которых приходится обманывать и обижать невниманием замечательную женщину!
– Так, что делать? – задала она вслух себе актуальный во все времена вопрос.
И принялась быстро ходить от качелей к забору и обратно, пытаясь сообразить, как ей поступить и что предпринять.
«Звонить нельзя ни из дома, ни с чьего-либо мобильника, телефон Марии Гавриловны наверняка прослушивают! Она лучшая подруга бабушек, рано или поздно я могу ей позвонить! Да сто пудов они разузнали об этом факте, нашли же эти козлы дедушкин дом! Точно слушают!»
От качелей к забору, от забора к качелям – туда-сюда. Думай! Думай!
«Сейчас полвосьмого, если сесть на электричку, часа через полтора, ну, час сорок, я у нее, это десять-двадцать минут десятого. Быстро поздравить и назад, около десяти есть электричка. Можно успеть! – Вероника рванула к дому, но резко остановилась от пришедшей вдогонку мысли: – Подожди, подожди, Никуша! Во-первых, это глупо, так рисковать, за ее домом вполне могут следить и ждать тебя, особенно сегодня, наверняка они знают про день рождения Марии Гавриловны, а во-вторых, никто тебя не отпустит, тем более Антон!
Но я не могу ее не поздравить! – разозлилась она. – Давай думай, считается, что ты умная! – И, вздохнув тягостно, констатировала: – Умная не поперлась бы куда-то, рискуя быть пойманной, это ты о себе слишком хорошо подумала! Давай лучше успокоимся и расставим приоритеты. Ты можешь ее не поздравить? Нет! Категорически нет! – Она тяжко вздохнула еще разок, как пушкинская старуха перед разбитым корытом, и вынесла вердикт: – Тогда надо ехать!»
Ехать ей не хотелось.
Ужасно не хотелось. Вероника отлично понимала, что это глупо, ну, очень глупо и рискованно. Она боялась даже приблизительно представить, что будет, если об этом узнает Кнуров, вернее, когда он об этом узнает.
