Лазурный берег, или Поющие в терновнике 3 - Сторидж Пола (книга жизни .TXT) 📗
Молли…
Он не видел ее с самого утра, хотя ему показалось, что прошла целая вечность. Молли, бедная Молли… Бедный папа… И бедный он, Уолтер… Бедный, бедный, бедный…
Он плакал до тех пор, пока сон не принял его в свои широкие объятия… Отец! Молли!
Но почему, за какие такие провинности он лишен счастья быть рядом с ней?
Как много бы он отдал, чтобы вновь очутиться рядом со своими родными…
Как жесток, как неоправданно черств порой он был и с отцом, и с сестрой!
Эти мысли не давали мальчику покоя до тех пор, пока он, засыпая, продолжал тихо всхлипывать.
Но и во сне Уолтер еще долго вздыхал порывисто и глубоко, как вздыхают после слез только очень маленькие дети. Впрочем, не он один плакал в ту ночь, уткнувшись лицом в подушку, при тусклом свете висящих ламп…
Дзи-и-и-и-нь!
Уолтер, счастливый, что все у него хорошо, только что собрался идти с отцом и с Молли в порт Белфаста – папа пообещал показать ему огромный океанский лайнер, который зашел в порт вчера.
Внезапно разбуженный пронзительным звонком, мальчик испуганно вскочил с кровати и открыл глаза.
Над самой его головой звенел огромный круглый звонок – долго, пронзительно, отчаянно…
Было семь часов утра – ненастного, серовато-грязного сентябрьского утра.
По стеклам спальни зигзагами сбегали капли дождя. В окне виднелось хмурое небо с голубоватыми полосами и желтая чахлая зелень акаций. Казалось, что неприятные звуки звонка еще сильнее заставляют чувствовать холод и тоску этого утра.
В первые минуты Уолтер никак не мог сообразить, где же он и как он мог очутиться среди этой унылой казарменной обстановки с длинными арками и правильными рядами кроватей, возле которых уже копошились какие-то дети, все, как один, одетые в одинаковые трусики и маечки – впрочем, не все еще проснулись, и под серыми байковыми одеялами ежились кое-где спящие фигуры.
А звонок все звенел.
Дзи-и-и-и-нь!
Боже, когда это кончится?!
Дзи-и-и-и-нь!
От этого режущего звука нервы напрягались до последнего предела…
Дрожа от холода, воспитанники, перекинув через плечо полотенца и держа в одной руке кружку, а в другой – мыло и принадлежности для чистки зубов, бежали босиком умываться.
Уолтер, застелив кровать и поеживаясь от холода, направился вслед за воспитанниками – когда он добрел до умывальной, там уже толпилась очередь; раковин с кранами было всего шестнадцать, а воспитанников – в три, если не в четыре раза больше.
Воспитанники, нетерпеливо дожидаясь своей очереди, толпились, фыркали, обливали друг друга холодной водой – во все стороны летели мелкие брызги.
Все не выспались – многие «старички», зло переругиваясь сонными и хриплыми голосами, теснили друг друга. Несколько раз, когда Уолтер, улучив минутку, становился к раковине, кто-то сзади брал его за ворот рубашки и грубо отталкивал. Таким образом умыться ему удалось только в самую последнюю очередь.
После завтрака пришли воспитатели, разделили всех новеньких на два отделения (Уолтер попал в то, где был воспитателем мистер Яблонски) и тотчас же развели по классам.
Дисциплины, которые предстояло изучать Уолтеру, ничем не отличались от тех, которые в свое время он проходил в Белфасте в муниципальной школе – грамматика, литература, математика, биология; короче говоря – обычный школьный курс.
И для Уолтера потянулись долгие и нудные дни, недели и месяцы…
С Молли он виделся редко – не чаще одного-двух раз в неделю; впрочем, не один Уолтер очутился в таком положении, когда встречи с сестрой бывали строго ограничены: в воспитательном доме нередко случалось (ведь зачастую у родителей, дети которых оказывались в Вуттоне, бывало и по трое, и по четверо детей), когда брат не видел сестру и целый месяц – подростков нередко лишали свидания за самую казалось бы незначительную шалость.
Всякий раз, гуляя воскресным днем по плацу, Уолтер пристально вглядывался в лицо Эмели, стараясь определить, так ли ей на самом деле хорошо тут, как она сама утверждает.
Однако лицо девочки бывало непроницаемым.
– Ну, что у тебя нового? – обычно спрашивал Уолтер, – и как ты вообще?
Молли, как правило, лишь передергивала плечами.
– Все хорошо, брат, – отвечала она, – меня никто не обижает, ко мне хорошо относятся…
Но в глазах у девочки мерцали какие-то беспокойные огоньки.
– У меня все хорошо, и меня никто не обижает… Не волнуйся, Уолтер…
Однако фраза эта, ставшая уже дежурной, произносилась заученной скороговоркой, и Уолтер поневоле стал сомневаться в правдивости слов сестры.
Однажды Молли обмолвилась, что старшие девочки в ее группе часто дразнят ее за «неправильный» с их точки зрения ирландский акцент.
– Но они не бьют меня, – тут же произнесла Молли, стараясь держаться как можно более спокойно и уравновешенно, – они только дразнят меня…
– Этого еще не хватало, – сквозь зубы процедил подросток; глаза его начали наливаться кровью. – Послушай, Молли, а ты могла бы показать мне этих девочек?
Молли деланно удивилась.
– А для чего это тебе?
Уолтер прищурился.
– А я поговорю с ними.
– Поговоришь?
– Да.
– Но о чем?
– О том, чтобы они больше не смели смеяться над тобой, – ответил мальчик.
Молли испугалась – не столько за себя, сколько за Уолтера – она прекрасно знала вспыльчивый характер брата (а он всегда становился вспыльчивым, когда узнавал, что его сестру кто-то обижал).
– Может быть не надо?
– Нет надо, – скомандовал брат, – я поговорю с ними, и они раз и навсегда забудут, что значит насмехаться над тобой…
Испуганно посмотрев на него, Эмели произнесла свистящим шепотом:
– Нет, нет… Это так, они ведь просто шутили… Они пошутили – и все…
– Но ведь они обидели тебя?
– Меня?
– Но не меня же… Хотя, – мрачно добавил Уолтер, – и меня тоже… Тем, что начали издеваться над моей сестрой… – он сделал небольшую паузу, после чего добавил: – вспомни, что говорил наш отец – я старший, и теперь ты должна слушаться меня…
Молли испуганно заморгала.
– Да, да…
Они дошли до вала, поросшего пожелтевшей травой и остановились. Уолтер продолжал:
– Если с ними не поговорить, они совсем обнаглеют… Мало того, что эти англичане чувствуют себя полноправными хозяевами в Ольстере, они еще смеют…
Недоговорив, он круто развернулся и быстро зашагал по плацу.
Молли засеменила за ним.
– Уолтер, Уолтер, – быстро заговорила она, – ты немного ошибся… То есть, я ошиблась…
Теперь она в глубине души уже сожалела, что сказала Уолтеру о своих неприятностях. Он круто развернулся.
– Вот как?
– Все не так страшно…
– Но ведь ты…
Она поспешно перебила брата:
– Просто я хотела сказать… Я совсем не то хотела сказать, ты неправильно понял меня… Точнее – я сама виновата, я не так выразилась…
Вопросительно посмотрев на Молли, Уолтер спросил:
– Ну, и…
– Я хотела сказать, что они не издеваются надо мной, а просто…
И она запнулась, подыскивая другую, более безобидную формулировку.
– Что ты хотела сказать?
Нужное определение было найдено:
– Они просто мягко, по-дружески, подтрунивают надо мной…
Конечно же, тон, которым была произнесена эта фраза, поставил под сомнение слова Молли о «дружеском подтрунивании», и потому мальчик, недоверчиво посмотрев на сестру, спросил:
– Мягко?
– Ну да…
Он усмехнулся.
– По-дружески?
– Ну да…
– Тогда почему у тебя такие заплаканные глаза? Ответь мне!
Глаза Эмели действительно были красны от слез.
С минуту подумав, она произнесла:
– Просто я сегодня вспомнила папу… И мне стало очень и очень грустно…
Это, конечно же, было правдой – но, как справедливо догадался мальчик, – далеко не всей…
После непродолжительного размышления Уолтер многозначительно изрек, пристально глядя на сестру:
