Всё на свете (ЛП) - Юн Никола (читать книги без регистрации .txt) 📗
Выражение ее лица становится более хмурым. Эта ошибка расстраивает ее больше, чем меня.
- Мам, все в порядке, - говорю я. - Я все равно в это не поверила.
Не думаю, что она меня слышит.
- Я должна была защитить тебя, - говорит она.
- Я знаю, мам. - Мне больше не хочется об этом с ней говорить. Придвигаюсь к ней.
- Я должна была защитить тебя, - говорит она в мои волосы.
И это последнее "Я должна была защитить тебя" заставляет часть меня притихнуть.
В ее голосе я слышу неуверенность, которую не ожидаю услышать и не могу объяснить.
Я пытаюсь отодвинуться, чтобы посмотреть на ее лицо, но она крепко держит меня.
- Мам, - говорю я, дергаясь сильнее.
Она отпускает меня и гладит по лицу свободной рукой.
Я хмурюсь.
- Могу забрать? - спрашиваю я, имея в виду бумаги в ее руке.
Она смотрит вниз и кажется озадаченной тем, как они попали к ней.
- Тебе это не нужно, - говорит он, но все равно отдает их мне.
- Хочешь поспать со мной? - снова спрашивает она, похлопывая рукой по кровати. - Мне будет лучше, если ты останешься.
Но я не уверена, что мне будет лучше.
СЛОВАРЬ МАДЛЕН
Подозрение (па-да-зр'э-н'и-й'э) сущ. ед.ч. 1. Правда, в которую не веришь, не можешь поверить и не поверишь: Из-за подозрения на счет мамы она не спит всю ночь. | Ее подозрение, что мир над ней смеется, крепнет все больше. [2015, Уиттер]
САМОСОЗНАНИЕ
Карла едва заходит, как я набрасываюсь на нее с письмом. Она читает его, и ее глаза округляются с каждым предложением.
Она хватает меня за предплечье.
- Откуда ты это взяла?
- Продолжай читать, - говорю я. Шкала и измерения ей более понятны, чем мне.
Я наблюдаю за ее лицом и пытаюсь понять, что происходит в моем мире. Я ожидала, что она отпустит письмо из рук, как и мама, но ее реакция...другая.
- Ты показывала это маме?
Я молча киваю.
- Что она сказала?
- Это ошибка - Я шепчу, прячась от звука своего собственного голоса.
Она долгое время рассматривает мое лицо.
- Нам нужно выяснить, - говорит она.
- Выяснить что?
- Правда это или нет.
- Как это может быть правдой? Это означало бы...
- Шшш, шшш. Мы еще ничего не знаем.
Мы ничего не знаем? Конечно, знаем. Я знаю, что болею. Что мне под страхом смерти не позволено выходить из дома. Я всегда это знала. Я та, кто я есть.
- Что происходит? - спрашиваю я. - Что ты скрываешь от меня?
- Нет, нет. Я ничего не скрываю.
- Что это значит?
Она вздыхает, и ее вздох длинный, глубокий и изможденный.
- Клянусь, я ничего не знаю. Но иногда у меня возникает подозрение.
- Какое подозрение?
- Иногда я думаю, что твоя мама не совсем права. Может, она так и не отошла от того, что случилось в твоим папой и братом.
Кислород в комнате сменяется чем-то еще, чем-то разреженным и невдыхаемым. Теперь время замедляется, и у меня резко сужается поле зрения. Стены становятся намного ближе, а Карла удаляется от меня и становится маленькой фигурой в конце очень длинного коридора. Туннельное зрение уступает головокружению. Я пошатываюсь и чувствую тошноту.
Бегу в ванную, и меня тошнит в раковину. Карла входит, когда я ополаскиваю лицо водой.
Она кладет руку на мою спину, и я прогибаюсь под ее весом. Я хрупкая. Я снова привидение Олли. Прижимаю руки к керамической раковине. Я не могу посмотреть в зеркало, потому что не узнаю девушку, смотрящую в ответ.
- Я должна знать точно, - рычу я будто чьим-то другим голосом.
- Дай мне день, - говорит она и пытается обнять меня, но я не позволяю. Не хочу, чтобы она успокаивала или защищала меня.
Мне хочется правды.
ЖИЗНЕННОЕ ИСПЫТАНИЕ
Все, чем стоит мне заняться, это пойти спать - утихомирить свой разум, расслабить тело и заснуть. Но неважно, насколько сильно я хочу этого, сон не идет. Мой мозг - неизведанная комната с потайными ходами. Голос Карлы включается в моей голове. Может, она так и не отошла от того, что случилось с твоим папой и братом. Что это значит? Смотрю на часы. Час ночи. Семь часов до прихода Карлы. Мы сделаем несколько анализов крови и отправим их специалисту по ТКИД, которого я нашла. Семь часов. Я закрываю глаза. Снова открываю их. 01:01.
Не могу ждать, пока ответы доберутся до меня. Я должна найти их.
Вся энергия уходит на то, что дойти, а не добежать, до кабинета мамы. Я уверена, что она спит, но не могу рисковать и разбудить ее. Хватаюсь за ручку и какое-то ужасное мгновение думаю, что дверь будет заперта. Мне придется ждать, а я не могу ждать. Но ручка проворачивается, и комната впускает меня, будто ждала, будто предполагала, что это я.
Ее кабинет обычный - не слишком чистый и не слишком неопрятный. Нет никаких очевидных признаков больной психики. Сумасшедшие, беспорядочные надписи не покрывают каждый дюйм стены.
Я подхожу к большому столу в центре комнаты. В нем есть встроенный шкафчик-регистратор, с которого я и начинаю. Мои руки трясутся, но это не тремор, а самая настоящая дрожь, как землетрясение, которое могу почувствовать только я.
Мама щепетильна и причудлива в хранении записей. Она сохранила все, и у меня уходит час на то, чтобы просмотреть кучу файлов. Здесь есть квитанции на крупные и мелкие покупки, договоры об аренде, налоги, гарантийные талоны и инструкции по применению. Она даже сохранила корешки от билетов в кино.
Наконец около задней стенки нахожу то, что искала: толстая красная папка с пометкой "Мадлен". Осторожно достаю ее и присаживаюсь на пол.
Записи о моей жизни начинаются с ее беременности. Я нахожу рекомендации о витаминах для беременных, УЗИ и копии всех посещений врача. Нахожу карточку с двумя ячейками - одна для мальчика, вторая для девочки. Ячейка для девочки отмечена галочкой. Здесь же мое свидетельство о рождении.
Через какое-то время поисков понимаю, что я была болезненным ребенком. Нахожу отчеты педиатра о сыпях, аллергиях, экземах, простудах, лихорадках и двух ушных инфекциях - и все за четыре месяца жизни. Нахожу направление к консультантам по кормлению грудью и детскому сну.
Когда мне было шесть месяцев, как раз через месяц после смерти папы и брата, я попала в больницу с респираторно-синцитиальным вирусом (РСВ). Я не знаю, что это такое, и мысленно ставлю заметку прогуглить. Было достаточно тяжело держать меня в больнице три дня.
А затем ее записи становятся менее скрупулезными. Нахожу распечатку из сети о РСВ. Она обвела кружком раздел, который объясняет, что этот вирус тяжело переносится людьми со сниженной иммунной системой. Нахожу копию первой страницы статьи о ТКИД из медицинского журнала. Ее каракули на полях трудны для прочтения. После этого был единственный поход к аллергологу, а затем походы к трем разным иммунологам. Каждый сделал вывод, что болезнь не обнаружена.
И все.
Я снова обыскиваю шкафчик в поисках файлов. И это все, что есть? Где результаты анализов? Должен был быть четвертый иммунолог, да? Где диагноз? Где консультации и вторые мнения? Должна быть еще одна толстая красная папка. Просматриваю файлы в третий раз. И в четвертый. Раскидываю другие папки по полу и роюсь в них. Просматриваю бумаги на ее столе. Пролистываю страницы ее медицинских журналов, выискивая выделенные места.
Мое дыхание ускоряется, когда я подбегаю к книжной полке. Вытаскиваю книги, трясу их за корешки, ожидая, что что-то выпадет - позабытый анализ, официальный диагноз. Ничего.
Но ничего это не доказательство.
Может, доказательство где-то еще. Одна попытка, чтобы угадать пароль - Мадлен. Два часа я просматриваю каждый документ на ее компьютере. Изучаю историю браузера. Заглядываю в корзину.
Ничего.
Ничего.
Где доказательство о жизни, которой я жила?
