Осенний бал - Унт Мати Аугустович (книги онлайн полностью txt, fb2) 📗
Аугуст Каськ был мужским парикмахером. Волосы есть почти у всех (мы не имеем здесь в виду их позднейшего выпадения). Их цвет зависит от того же пигмента, что и цвет кожи, а именно от меланина: он определяет степень темноты волос. Обычно они черные, светлые лишь у некоторых народов Европы и Австралии (абсолютно белых волос не бывает вообще, даже у альбиносов). Аугуст Каськ любил свою работу, но, конечно, он не знал, сколь велико мифологическое значение волос. Не знал он и Библии и потому не имел никакого представления об истории Самсона и Далилы. Он знал, что в очень многих цивилизациях заключенных, солдат и учеников остригают наголо, еще он слышал, что волосы стригут по случаю вступления в брак, но ничего не знал о старых обычаях, где волосы заменяли их владельца, где для овладения душой человека требовалось раздобыть его волосы. Всю жизнь Аугуст Каськ стриг волосы с мужских голов, но себе он их не брал. Его никто этому не учил. Конечно, Аугуст Каськ был бы шокирован, если бы услышал, что психоаналитики, так те и вовсе считают волосы символами гениталий и утверждают, что срезание волос означает контроль и подавление первичных агрессивных импульсов, попросту говоря — кастрирование (см.: С. Berg. The Unconscious Significance of Hair. London, 1951). Между прочим, некоторые авторы считают, что волосы — универсальный символ, а вовсе не только сексуальный, и ритуальное отрезание волос — это условное человеческое жертвоприношение, главным образом потому, что душа помещается в голове (см.: G. A. Wilken. Uber das Haaropfer. Revue coloniale internacionale. Amsterdam, 1886). Позднее вся эта проблематика рассматривалась в совершенно иной терминологии, упомянутое отрезание волос понималось как коммуникативный акт, в котором выделяется социальное значение, и утверждалось, что магическая сила волос проистекает из их ритуального контекста, а не наоборот (см.: Е. Leach. Magical Hair, в кн. Myth and Cosmos, ред. J. Middleton). Волосы всегда были чем-то мрачным, интерпретируй тут как хочешь. Из греческой мифологии мы знаем горгон, у которых вместо волос были змеи. Когда у одной из них, у Медузы, отрубили голову (вещь пострашней, чем стрижка волос), ее змеиные волосы не утратили своей силы. Но, как уже говорилось, Аугуст Каськ не имел обо всем этом никакого понятия. Он был человек реалистического взгляда на жизнь, колдовство и всяческие таинственные манипуляции его не интересовали. Если бы кто-нибудь с ним об этом заговорил, он послал бы его к черту. Он просто делал свое дело.
Но и у него были некоторые любопытные профессиональные наблюдения. В конце шестидесятых годов работы стало меньше. Молодые парни и мальчишки ходить к нему перестали. Некоторые не стригли волосы вовсе, некоторые просили, чтобы их постригли девочки или мать. Из-за этого у Аугуста Каська в течение пяти лет было меньше работы. Конечно, среднее поколение по-прежнему ходило в парикмахерскую, даже брились и позволяли брызгать одеколоном, но отсутствие молодежи было заметно. Аугуст Каськ точно не знал, что происходило в мире в течение этих пяти лет. Правда, он регулярно читал газеты, но не знал тех вещей, которые существенны именно для его профессии. Аугуст Каськ не догадывался, какое большое идеологическое значение приобрела она в конце шестидесятых годов. Во времена Французской революции большое значение имела одежда, теперь же о человеке, а порой и о его судьбе судили по длине его волос. Полиция выполняла роль парикмахера. Сограждане бросались на молодежь с ножницами, а общество этот самосуд санкционировало. Совершали публичные острижения, как в свое время привязывали к позорному столбу или сжигали на костре. Были случаи, когда за длинные волосы даже убивали. Общество подсознательно чувствовало, какого рода вызов ему бросили. Мужчины, особенно лысые, стали страшно ревнивы. Поставили даже специальный мюзикл «Волосы». Излюбленной шуткой буржуа стало: непонятно, кто это, мужчина или женщина. Это всегда их очень интересовало. Но не только буржуа. Театровед Яан Котть однажды ночью в Копенгагене увидел целующуюся пару и тоже не понял, кто из них кто. Но он вывел из этого одну концепцию, получившую всемирную известность, ее обсуждали на конференциях. Аугусту Каську были неизвестны эти всемирные парикмахерские новости. Да если бы и были известны, он не сумел бы связать их со всем тем, что происходило в мире хотя бы, к примеру, в 1968 году (студенческие волнения в Париже, ФРГ и США, чехословацкие события, сожжение книг хунвейбинами, убийства Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди). Ножницы Аугуста Каська щелкали. Брызгал его пульверизатор. Жизнь он воспринимал в ее конкретных проявлениях. Людей в мужскую парикмахерскую ходило мало.
Но в последние годы работы понемногу прибавилось. Сумасшествие прошло. Аугуст Каськ обнаружил, что к нему снова стали ходить молодые люди, позволяли себя стричь. Примирились с миром, не хотели больше невозможного. Но какой-то след в современной картине мира это молодежное движение протеста все же оставило. Аугуст Каськ должен был признать, что еще какое-то время после того, как безумие прошло, мужчины среднего возраста носили волосы длиннее обычного. Понемногу опять стали появляться бритоголовые, пошел в ход лак для волос, электрозавивка. Вошла в моду аккуратная стрижка, мужчины красили губы, носили в ухе кольцо. Приближалось какое-то новое безумие, и Аугуст Каськ, как парикмахер, почувствовал это особенно остро, когда однажды в августе месяце стоял высоко под небом на своем наблюдательном посту, устремив взгляд вниз на развращенное человечество. Потом он ел свою кашу. Кашу он варил себе загодя на несколько дней. Аугуст Каськ был старый холостяк.
3
Архитектор Маурер не относился к числу главных авторов проекта, по которому строилась эта часть города, но с самого начала принимал участие то на одном, то на другом отрезке. Про себя он мог сказать: строитель города. Весь город он представлял себе весьма хорошо. И в какой-то мере был в курсе того, на каком месте он строил.
Под городом находились магматические и метаморфические коренные породы, залегавшие на глубине примерно сто пятьдесят метров. Выше шли морские отложения: тонкозернистый песок, алеврит и алевритный песок. Материковый режим был здесь еще с силура (то есть почти четыреста миллионов лет). Однако здесь несколько раз наступало оледенение. В последний раз лед стаял примерно десять тысяч лет назад. От таяния льда возникло так называемое Балтийское ледниковое озеро, которое одиннадцать тысяч лет назад соединилось с Атлантическим океаном, образовав Иольдиевое море, которое просуществовало полторы тысячи лет. Затем произошло поднятие суши, сообщение с океаном закрылось и возникло Анциловое озеро. Из своего окна архитектор Маурер видел склон горы Мустамяэ, некогда бывший берегом моря. Покрытый теперь наносными и морскими отложениями, это был тот самый плитняковый берег, какой повсюду встречается в Северной Эстонии. На склонах Мустамяэ растут сосны. Издали они кажутся синеватыми, потому эти горы прежде называли Синими. Теперь целый городской район называют Мустамяэ, то есть Черная Гора, хотя точнее было бы сказать «под Черной Горой». Во времена Литоринового моря здесь происходило поднятие морского дна, в последующие периоды здесь была уже суша.
Кто жил здесь в старину? Маурер в истории не был силен, но все же знал, что уже в пребореальное время (в восьмом тысячелетии до нашей эры) здесь жили люди, но ничего определенного о них неизвестно. Считается, что они пришли с юга. Именуется это культурой Кунда. Во второй половине третьего тысячелетия здесь появились люди, оставившие следы керамической культуры (так называемая гребенчатая керамика). Они и были, видимо, предками балто-финнов, представителями уральской расы. В начале второго тысячелетия здесь появляются также балтийские племена (каменная культура с ладьевидными боевыми топорами). Две эти культуры смешались друг с другом.
Леннарт Мери пишет в своей книге «Серебристо-белое» (Таллин, 1976), что школьный учитель Шпрекельсен откопал на Мустамяэ наконечники стрел и скребки, возраст которых 4000 лет. Где-то здесь на Мустамяэ в эпоху изготовления этих инструментов проходила извилистая береговая линия, а на том месте, где теперь находится ресторан «Кянну кукк», в те времена ловили рыбу. На Мустамяэ найдены монеты, отчеканенные в Риме между 139 и 161 годами. В районе Ыйсмяэ и на острове Найссаар найдены болгарские, ташкентские, бухарские, багдадские, бадахшанские и антиохийские монеты. Так Леннарт Мери доказывает, что этот уголок земли весьма древний. И здесь что-то раньше было, хотя в это и не веришь, когда смотришь из окна. Маурер сам играл здесь ребенком, но тогда здесь действительно ничего не было. Были только дюны. Море же давным-давно далеко отступило. 3300 лет назад море еще омывало окрестности Ратушной площади, 2100 лет назад оно было еще на месте нынешних Береговых ворот, а 1600 лет назад — у Вируских ворот. Леннарт Мери остроумно описывает это время таким образом: «На месте Художественного института в залив Ревала вдавалось широкое, около трехсот метров, устье реки Хярьяпеа. В фойе гостиницы «Виру» колыхались медузы. Уровень земли был ниже на 2,4–2,7 метра. На полуострове Копли шумели столетние дубы».
