Костяные часы - Митчелл Дэвид (лучшие книги без регистрации txt) 📗
– Садись на мое место, – говорит Олли, снимая с нее пальто, как истинный джентльхрен, – а я… преклоню пред тобою колена. Фиц, вы ведь знакомы? А это Ричард.
– Очарован. – Чизмен вяло пожимает ей пальцы. – Я – зловредный гей. Скажи-ка, ты – Несси-чудовище или Несси-чудо?
– Я совершенно очарована, – улыбается она. Я хорошо помню ее голос: прекрасно поставленный выговор с притворными просторечными интонациями. – Для друзей я просто Несс, но ты можешь звать меня Ванессой.
– А я Джонни, Джонни Пенхалигон. – Джонни, перегнувшись через стол, пожимает ей руку. – Очень рад знакомству. Олли нам столько о тебе рассказывал…
– Исключительно хорошее, – быстро добавляю я и, протягивая руку, представляюсь: —Хьюго.
Несс, не моргнув глазом, заявляет:
– Значит, Хьюго, Джонни, зловредный гей и Фиц. Кажется, всех запомнила. – Она поворачивается к Олли: – Извини, а ты-то кто?
Олли хохочет, натужно и слишком громко. Его зрачки превращаются в мультяшные сердечки, и я в энный раз пытаюсь вообразить внутренние ощущения того, кто влюблен, потому что внешне приходится корчить из себя эдакого «покорителя сисек».
– Между прочим, теперь очередь Ричарда покупать выпивку, – объявляет Фицсиммонс. – Да, Ричард? Ну что, проветришь свой бумажник?
Чизмен изображает полное непонимание:
– Разве сейчас не твоя очередь, Пенхалигон?
– Нет. Я оплатил предпоследний заказ. Но твоя попытка весьма трогательна.
– Но ты же владеешь половиной Корнуолла! – говорит Чизмен. – Ах, Несс, видела бы ты его поместье! Сады, павлины, олени, конюшни, а вдоль парадной лестницы – портреты капитанов Пенхалигонов за триста лет их владычества.
Пенхалигон фыркает:
– Вот как раз из-за треклятого поместья Тридейво нам вечно не хватает денег! Содержать его можно только себе во вред. А павлины – полные ублюдки.
– Ой, не изображай из себя Скруджа, Джонни! Коммунальный налог наверняка дает вам возможность сэкономить немалую сумму. А мне, пожалуй, придется торговать собой, чтобы набрать денег на автобусный билет в Лидс, на свою голубятню.
Чизмен – мастак придуриваться, хотя у него осталось не меньше десяти тысяч фунтов дедова наследства, но сегодня у меня нет желания его подначивать.
– Так и быть, выпивка за мой счет, – заявляю я. – Олли, раз ты собираешься вести машину, то больше не пей. Возьму-ка я тебе томатного сока с соусом табаско, для сугреву. Так, Чизмену – «Гиннесс», Фицу – кружку пенистого австралийского пойла, а тебе, Несс? Чем тебя травить?
– Выпьешь красного – и жизнь прекрасна. – Олли явно хочется подпоить подружку.
– В таком случае бокал красного в самый раз, Хьюго, – отвечает она.
Я хорошо помню ее многозначительные интонации.
– Здешнее красное можно пить только при наличии запасной глотки в сумочке. Это не «Шато Латур».
– Тогда «Арчерз» со льдом, – говорит Несс. – Береженого Бог бережет.
– Мудрый выбор. Мистер Пенхалигон, вы не поможете мне донести напитки в целости и сохранности? У барной стойки настоящая битва.
В «Погребенном епископе» жуткая давка и толкотня, неуемное пиршество юных духом и телом; «Хокинг и Далай-лама – вот кто герои дня»; короткие джинсовые юбки, рубашки из «Гэп» и «Некст», кто-то весь в белом, кардиганы как у Курта Кобейна, черные ливайсы; «Нет, ты глянь, как этот озабоченный мудак у сортира на меня уставился!»; от голоса Кирсти Маккол и The Pogues екает сердце, а ноги не держат вообще; «Угу, отоварился в благотворительной лавке – приобрел коросту, чесотку и вшей»; удушливое амбре – лак для волос, пот, «Акс», «Шанель № 5», табачный смог; сверкают отбеленные, ухоженные, без единой пломбы зубы в ответ на дурацкую шутку: «Слыхали, кот Шрёдингера сегодня сдох? Нет… нет, не сдох, а жив, или все-таки сдох…»; громкие дебаты о лучшем Джеймсе Бонде, о Гилморе, Уотерсе и Сиде из «Пинк Флойда»; разглагольствования о гиперреальности всего на свете, о стерлингово-долларовом паритете, о Сартре, o Бартe Симпсонe и о «Мифологиях» Барта; «Мне двойной, дубина!»; у Джорджа Майкла стильная щетина; «После The Smiths музыки в принципе нет…»; а вокруг весь этот кордебалет таких высококультурных, привилегированных, интеллигентных, почти как я; их глаза, их чаяния, их карьеры сияют ярче звезд; даже в утробе они ощущают себя в полный рост – государственные мужи, вершители судеб, законодатели и банкиры, еще in statu pupillari [20], но уже готовы править миром; взлелеянные в лоне глобальной (или не очень) элиты, они властью на царствие помазаны и деньгами окроплены, будто медом облиты; ведь власть и деньги, как Винни-Пух и мед, неразлучны, это и ослик сразу поймет, я и сам такой же; и кстати, о лоне, слушай, ты так похожа на Деми Мур в «Привидении», ну просто заглядение… алая роза, как известно, эмблема, вот только у меня мучительная проблема: сливочного масла в запасе через край, а Несс – пышный горячий каравай…
– Хьюго, что с тобой? – с неуверенной улыбкой спрашивает Пенхалигон.
К барной стойке не протолкнуться; страждущие обступили ее в два ряда.
– Все нормально, – говорю я, повысив голос почти до крика. – Унесся мыслями на несколько световых лет отсюда. Кстати, Жаб приглашает тебя на завтрашние посиделки. Потусим напоследок, прежде чем разлететься по домам. Ты, я, Эузебио, Брайс Клегг, Ринти и еще пара человек. Все свои ребята.
Пенхалигон корчит недовольную гримасу:
– Я матери обещал завтра вечером быть в Тридейво…
– Так ведь я ж тебе руки не выкручиваю. Мое дело – передать приглашение. Жаб говорит, что твое присутствие облагораживает общество.
Пенхалигон с опаской обнюхивает сыр в мышеловке:
– Вот так прямо и говорит?
– Да, мол, ты придаешь солидности вечеринке. А Ринти зовет тебя «пиратом Пензанса», потому что ты всегда уходишь с добычей.
Джонни Пенхалигон улыбается:
– А ты пойдешь?
– А то! Я эту тусню ни за что на свете не пропущу.
– Ты ведь на прошлой неделе здорово влетел….
– Я никогда не трачу больше, чем могу себе позволить. «Жмоты теряют больше» – и это, между прочим, твои слова. Золотые. Девиз картежников и экономистов.
Мой партнер по развлекательно-азартному времяпрепровождению не собирается оспаривать авторство фразы, которую я только что придумал.
– Ну, в общем-то, домой можно и в воскресенье…
– Короче, я тебя не уговариваю.
– Скажу предкам, что у меня встреча с научным руководителем, – задумчиво тянет Джонни.
– А это почти правда. И темы будут подходящие: прикладная теория вероятности, прикладная психология, прикладная математика… Самые что ни на есть ценные навыки и умения для бизнесмена, и твои предки их наверняка оценят при первой же игре на поле для гольфа в вашем имении. Кстати, Жаб предлагает поднять ставку до ста фунтов: симпатичная круглая цифра и изрядная порция нектара для вас, сэр, если фарт вас не покинет. Хотя пират Пензанса по определению человек фартовый.
– Ну да, я кое-что умею, – с усмешкой признает Джонни Пенхалигон.
Я тоже усмехаюсь: кое-кому завтра наверняка ощиплют перышки.
Через пятнадцать минут мы приносим заказанные напитки к нашему столику, но там нас, увы, ждет неприятность. Ричард Чизмен, восходящая звезда «Пиккадилли ревью», загнан в угол тремя готами-металлистами из кембриджской группы Come up to the Lab; их концерт на Кембриджском зерновом рынке месяц назад подвергся язвительной критике в студенческой газете «Варсити» – в статье за авторством Ричарда Чизмена. Басист – натуральный монстр Франкенштейна, безгубый и неуклюжий; у одной готессы глаза бешеной собаки, акулий подбородок и кастет шипастых перстней; у второй на ярко-малиновых патлах сидит котелок, будто из «Заводного апельсина», со шляпной булавкой, украшенной огромным стразом, а глаза такие же безумные, как у первой. Судя по всему, обе наамфетаминены под завязку.
– А ты хоть что-то стоящее сделал? – Вторая готесса тычет Чизмена в грудь угольно-черным ногтем, подчеркивая важность своих слов. – Небось никогда не выступал перед реальными слушателями?
