На кого похож арлекин - Бушуев Дмитрий (книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Харчи из гадюшника оказались совсем неплохими. Мы собрали царский (по тем временам) стол: белорыбица с хрустящими солеными огурчиками плыла по ручейкам холодной столичной водки; медовая дыня, в которую так убийственно красиво и мягко входит широкий нож, киевские цыплята с хрустящей корочкой и даже черная икра, которую Рафик назвал браконьерской. Три бомбы «Цинандали» покачивали полными боками, мандарины пахли детством, а увенчивали стол звезды армянского коньяка. Гелка просто не могла не прийти на наш экспромт, потому что у рыжей лисы острый нюх на спиртное, она за километры чувствует полную чашу. Осыпанная снегом снегурочка прискакала в осенних сапожках, долго растирала замерзший нос в прихожей и так усердно красила губы, что на месте кукольного ротика появилось нечто, похожее на кровавую рану. Я строил ей рожи в зеркале, но Гелка была сосредоточенно-серьезной, со звонко натянутой стрункой внутри, как всегда выглядят алкоголички в период воздержания. Я обнял ее со словами: «Сейчас мы тебя обогреем, блудница». Увидев на вешалке детское пальто, она спросила:
— Чья это бедная шкурка, Андрей Владимирович? Вы стали педофилом?
— Думаю, что нет, просто у меня сегодня внеклассная работа. Его зовут Денис, и, пожалуйста, постарайся не брызгать ядом после третьей рюмки:
Бельчонок ерзал на стуле и следил за мной, точно ожидая моральной поддержки. Я подмигнул ему — и он заулыбался. Мы были с ним в тайном заговоре, наши нежданные гости ревниво чувствовали свою очевидную второстепенность. Мне, конечно, было немного неловко за своих неприкаянных друзей, но я же любил их! В конце концов, у нас было много общего — мы не были обывателями. Денис, пожалуйста, застрели меня своими руками, если я стану смотреть телепрограмму «От всей души» и читать современные исторические романы:
Да, память как игральный автомат вдруг выдает при счастливой комбинации всю проглоченную мелочь. Зачем считать эти копейки? Что из того, что жил на свете этот сумасшедший Найтов и его милый бельчонок? Что из того? Почему я так боюсь расстаться с ним, даже когда он стал просто лирическим героем? Зачем еще раз проходить сложности повествования? Боже, как бездарно проходила жизнь, и в моих зрачках остался только этот школьник с потертым портфелем: Денис, стань мной, или можно я стану тобой? Я хочу быть в тебе, спать в тебе, глубоко в твоем подсознании осознавать себя и тебя, я хочу стать просто светом любви, просто светом, просто радугой над старинным городом, где шаркают твои несуразные старые ботинки. Я и на том свете буду кувыркаться в ожидании Дениса. Я старался жить на пять минут вперед, но, может быть, секундная эйфория оргазма и есть сжатая до точки вечность? Какая, однако, дьявольская уловка, но наслаждение не только физическое. Отравленный поцелуй Демона и головокружительное, ликующее падение! Я падаю, выворачивая крылья! Ревут мотоциклы, воют полицейские сирены.
Гелка выкатила из своей толстопузой сумочки бутылку водки — жуткое рождественское войско на столе пополнилось. Я дал себе зарок не напиваться и владеть ситуацией. Рафик с хрустом выворачивал крыло у жаренного цыпленка — подумалось, что когда-нибудь и мне так же равнодушно, но с аппетитом обломают крылья. Гелла изучала Дениса и наконец разразилась пошловато-пышным тостом: «За небесного юношу с глазами оленя и за поэта Найтова, которому боги поручили увековечить это создание:» Денис зарделся, а мне было почему-то противно смотреть на гелкину рюмку, края которой были выпачканы блядско-яркой помадой.
Христос родился. И в ту ночь пришли ко мне эти некоронованные короли — Гелка с Рафиком, и Раф выглядел странно благостным и умиротворенным. Я молился о том, чтобы не превратить чудесную вечерю в черную мессу, а в ушах все звенел шепот юродивого: «А меня за содомский грех господь разума лишил:» Господь разума лишил. Если когда-нибудь литературный моралист с негодованием спросит, как у меня рука поднялась написать эту повесть, то я отвечу в простоте сердца теми же словами:
Мы пили крепкую русскую водку, вытравляли в душе дьявола химическим способом, Денис тянул через соломинку «Цинандали», и вокруг постепенно вспыхивали огни и звучали радуги. Гелка, впрочем, опять рычала над унитазом как могучее животное. Рафик прокомментировал: «Вы слышите рев раненого мастодонта из палеозойской эры,» — и стал наигрывать знакомую грустную мелодию, мягко педалируя. На полочке пианино пошло стояла рюмка водки, совсем как в декадентском кабаке. Закончив музыкальную цитату, Раф подошел к Денису, похлопал его по плечу и вымолвил почти патетически: «Веселись, юноша, во дни юности своей». Рафик имел обыкновение выдавать высокопарные цитаты, и чаще всего не к месту. Было душно, я поднял жалюзи, и в комнату вплыла огромная африканская луна. Бледная Гелка прошептала: «Боже, какая страшная луна».
— Луна, — повторил Рафик и брякнул клавишей. Звук облетел Вселенную и опять повис в воздухе. — Почему ты пишешь стихи, Андрей?
Я растерялся перед тривиальным вопросом. Я и сам не знал, откуда приходят ко мне эти странные облака с музыкой и детскими голосами. Как печально, что есть душа, почему она никогда не находит покоя? Я хочу быть волшебником или, хотя бы, фокусником. Может статься, что только из скромности я не показываю главного своего чуда. А вдруг я могу воскрешать мертвых, откуда вы знаете? Вы не верите? Я опять молчу. Из скромности. Поэзия стала моим дыханием, а остановка дыхания равносильна смерти. Интересно, кому или через кого я буду диктовать безымянные стихи после своей физической смерти? «Да такие писатели, как ты, пишут в аду судьбы людей,» — кто-то сказал мне в тон грязным голосом. Бельчонок сопел рядом, а я смотрел бы и смотрел на его детский профиль.
Я чувствовал, что опять
спускаюсь
в ад…
— Дорогой мой Андрей Владимирович, вы ведете себя как мальчишка, из нашей клиники еще никто не убегал, да и что бы вы стали делать в жутком Лондоне? Вы посмотрите на себя в зеркало — какой страшный покойник! От вас же все шарахались! — доктор рассмеялся и подкатил мне кресло. — Садитесь, успокойтесь, выпьете что-нибудь?
— Да, водки. Или джина. Или чего там у вас заведено подавать новоприбывшим?
— Так водки или джина?
— Того и другого. Без тоника.
— Господин Найтов, с вашим банковским счетом я бы вел себя увереннее.
— Не издевайтесь, садист. Лучше скажите, как вы собираетесь меня мучить? Что вы сделали с Денисом, и настоящий ли это был Денис?
— Какой еще Денис? Что вам приснилось?
— Сами знаете, какой Денис, — тот мальчик, в зубоврачебном кресле, которого вы при мне накрыли черным тюлем, это был настоящий Денис Белкин или:?
Доктор промолчал, только поцокал языком и покачал головой. Он долго рассматривал на свет хрустальный стакан и наконец подкатил мне напитки на сервировочном столике. Я смешал в стакане джин с водкой.
Доктор поморщился:
— Огонь любит спиртное, поэтому не очень налегайте на горючее.
— Какой еще огонь? — стакан запрыгал у меня в руках, но я старался казаться невозмутимым и повторил свой вопрос жестче: — Это был Денис или его двойник, кукла для моего устрашения? Если это Денис, пригласите его сюда немедленно.
— Стоп, стоп, стоп: я очень сожалею, но я тут не командую парадом, у того русского мальчика есть свой врач, и вообще, он на моем уровне только временно.
Я обхватил голову руками и обнаружил, что свез ладонью несколько оставшихся клочков волос. Ссадины кровоточили. Я расползался по швам. Собеседник похлопал меня по плечу:
— Постарайтесь привыкнуть к новому облику, Андрей Владимирович, это обычный процесс — распад белковых тканей. Я, если хотите, могу немного остановить это безобразие, давайте подкачаю цинкового раствора в вены? И мышцы немного округляться. Всего 220 фунтов за сеанс.
Я взорвался:
— Вы сволочь, вы наглец и циник! Я хочу покоя!!! Я: я хочу абсолютного покоя, я расстался с телом, мне не нужно этих обносков:
— Какой вы трудный покойник, однако: Я хочу как лучше — предлагаю вас подремонтировать, можно сказать, от чистого сердца, а если не хотите — что ж, продолжайте разлагаться и вонять. Дня через два сами попросите, но это будет стоить уже дороже. Время — деньги, особенно здесь.
