Обрученные - Каунди (Конди) Элли (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
— На порте есть для тебя сообщение, — говорит отец. Он не смотрит на то, что я несу. Он смотрит на мое лицо, чтобы понять, о чем я думаю. Может быть, реальная опасность заключена в этом? Я улыбаюсь, имитируя беспечность.
— Это от Эми? — сбрасываю контейнер в бункер для переработки. Остается только салфетка.
— Нет, — отвечает отец. — Чиновник из Департамента подбора пар.
— О! — Я запихиваю салфетку в трубу мусоросжигателя. — Сейчас подойду, — говорю я отцу. Чувствую слабый поток тепла от огня, в котором горит история Кая, и думаю о том, сколько раз еще придется мне сжигать что-то хорошее и важное: дедушкины стихи, рисунки Кая. Хватит ли у меня сил постоянно что-то уничтожать?
«Кай велел тебе уничтожить это, — говорю я себе. — Поэт, написавший стихотворение, умер, но Кай жив, и мы должны думать о его безопасности»,
Иду за отцом в холл. Брэм сердито смотрит на меня и выходит, потому что сообщение прервало его игру. Слегка шутливо толкаю его, направляясь к порту и надеясь скрыть свою нервозность.
Чиновник, которого я вижу на экране, мне не знаком. Это крепкий, бодрый мужчина, отнюдь не тот аскетический тип интеллектуала, который, по моим представлениям, должен заниматься таким важным делом, как подбор пар.
— Привет, Кассия, — говорит он. Воротник белой униформы плотно облегает шею. Около глаз лучатся морщинки смеха.
— Привет. — Мне хочется взглянуть на свои пальцы, не испачканы ли они рисунками с салфетки, но я смотрю на чиновника.
— Прошел уже месяц со дня вашего Обручения.
— Да, сэр.
— Для других Обрученных наступает время первой встречи через порт. Я провел целый день, устанавливая эти связи для них. Однако вам и Ксандеру было бы нелепо общаться через порт. — Чиновник весело смеется. — Вы так не думаете?
— Согласна, сэр.
— Мы с коллегами решили, что для вашего сближения было бы разумно организовать совместный выход куда-нибудь, конечно, под наблюдением официального лица, как и для других Обрушенных.
— Конечно. — Краем глаза я вижу, что отец стоят в дверях своей комнаты и наблюдает за мной и за нашим разговором. Я рада, что он здесь. Хотя в идее совместного времяпрепровождения с Ксандером нет ничего нового и предосудительного, мысль о присутствии чиновника во время нашей встречи кажется мне немного странной.
«Надеюсь, это не будет та чиновница с зеленой Лужайки», — подумалось вдруг мне.
— Отлично. Завтра у вас будет совместный ужин вне дома. Ксандер и прикрепленный к вашей паре чиновник зайдут за вами перед вашим обычным временем приема пищи.
— Я буду готова.
Чиновник исчезает с экрана, а порт дает сигнал, что нас снова вызывают.
— Мы популярны сегодня вечером, — говорю я отцу, довольная, что этот второй звонок отвлечет нас от обсуждения моего предстоящего свидания с Ксандером. Отец с надеждой смотрит на экран и встает рядом со мной. Звонит мама.
— Кассия, можно я поговорю с папой несколько минут наедине? — спрашивает она меня после обмена приветствиями. — У меня сегодня мало времени. А мне надо кое-что ему сказать.
Она еще в униформе, с профессиональным значком, и выглядит усталой.
— Конечно, — отвечаю я.
Кто-то стучит в дверь, и я иду открывать. Это Ксандер.
— У нас есть несколько минут до комендантского часа, — говорит он. — Выйдешь поговорить немного?
— Конечно. — Я выхожу на крыльцо и закрываю за собой дверь. Фонарь над крыльцом освещает нас ярким светом. Можно сказать, мы на виду у всего мира, по крайней мере у Кленового городка, когда усаживаемся рядом, бок о бок, на цементных ступенях. Мне хорошо рядом с Ксандером, хотя я чувствую себя по-другому, чем рядом с Каем.
И все же — с Каем или с Ксандером — в обоих случаях чувствуешь себя на ярком свету. Правда, свет разный, но не темнота.
— Похоже, нас завтра ожидает свидание вдвоем? — спрашивает Ксандер.
— Втроем, — отвечаю я. И поскольку он смотрит удивленно, добавляю: — Не забудь о чиновнике.
Ксандер охает:
— Правда. Как я мог забыть?
— Жаль, что мы не можем встретиться наедине.
— Мне тоже.
Пауза. Ветер гуляет по нашей улице, шевелит листья кленов. В вечернем свете листья кажутся серебристо-серыми; их подлинный цвет похищен ночью. Я вспоминаю ночь, когда я сидела с дедушкой и думала о том же — о давно изжитой болезни, которая выражалась в неумении распознать цвет, о том, как мир должен был относиться к таким людям.
— Ты когда-нибудь мечтаешь? — спрашивает Ксандер.
— Очень часто
— А когда-нибудь представляла в мечтах свою пару? Я имею в виду, до Обручения?
— Иногда, — отвечаю я. Перестаю любоваться игрой ветра в листьях кленов и смотрю на Ксандера.
Надо было сделать это перед тем, как ответить. Теперь слишком поздно. Я вижу по его глазам, что он надеялся на другой ответ. Своими словами я закрыла некую дверь, вместо того чтобы открыть ее. Может быть, Ксандер мечтал обо мне и надеялся услышать, что и я мечтала о нем. Может быть, у него, как и у меня, бывают моменты сомнения в наших отношениях, и ему надо знать, что я в них уверена.
Мы — необычная пара, и в этом наша проблема. Мы слишком хорошо друг друга знаем. Мы ощущаем неуверенность в наших прикосновениях, читаем в глазах друг друга. Мы не можем мечтать о своей паре день за днем, вдали от нее, как это делают другие. Потому что они не встречаются, как мы, ежедневно.
Однако мы все-таки пара, и глубокое взаимное понимание сильнее нашей растерянности. Ксандер дотрагивается до моей руки, я сплетаю его пальцы со своими. Это знакомо. Это хорошо. Когда я думаю о том, что еще много-много раз мы будем сидеть с ним на ступеньках при свете уличного фонаря, мне становится хорошо, и я чувствую себя счастливой.
Я хочу, чтобы Ксандер опять поцеловал меня. Сейчас поздний вечер, и в воздухе стоит аромат новых роз, как тогда, при нашем первом поцелуе. И я хочу, чтобы он снова поцеловал меня, чтобы я могла убедиться, что мое чувство к нему реально. Более реально, чем то, которое возникло, когда рука Кая сжимала мою руку на вершине малого холма.
Через улицу слышно, как со вздохом подкатил к остановке последний поезд из Сити. Через несколько мгновений мы видим фигуры рабочих, которые спешат по боковым дорожкам, чтобы успеть к своим домам до отбоя.
Ксандер встает:
— Я, пожалуй, пойду. Увидимся завтра в школе.
— До завтра, — говорю я.
Он сжимает мою руку и присоединяется к идущим домой по боковым дорожкам.
Я не ухожу. Наблюдаю за прохожими, некоторым из них машу рукой. Я знаю, кого жду. В тот момент, когда я думаю, что сегодня уже не увижу его, Кай останавливается прямо перед моим домом. Я спускаюсь со ступенек, чтобы поговорить с ним.
— Я собирался сделать это в течение последних нескольких дней, — говорит Кай. Сначала я думаю, что он хочет дотронуться до моей руки. Сердце замирает, но потом вижу: он что-то достает. Конверт из коричневой бумаги, какими пользуются иногда люди, работающие в офисах. Наверное, его отец дал ему этот конверт. Тут же я понимаю, что внутри, должно быть, мой медальон, и протягиваю руку, чтобы взять конверт. Наши руки не соприкасаются, и я ловлю себя на мысли, что жалею об этом.
Что со мной происходит?
— У меня твой... — и замолкаю, потому что не знаю, как назвать вещицу с вращающейся стрелкой внутри.
— Знаю. — Кай улыбается мне. Тяжелая луна низко висит в небе, над самым горизонтом, как ярко-желтый ломоть дыни, которым мы будем лакомиться на осенних каникулах. Лунный свет слабо освещает лицо Кая, но улыбка освещает его намного сильнее.
— Он там. — Я показываю на дом, ступени крыльца и фонарь над ним. — Если ты немного подождешь, я сбегаю и принесу его.
— Не стоит, — говорит Кай. — Я могу подождать. Отдашь после. — Его голос звучит тихо, почти застенчиво. — Мне хочется, чтобы ты его рассмотрела.
Я гадаю, какого цвета его глаза сейчас. И что они отражают: ночной мрак или лунный свет? Хочу приблизиться, чтобы рассмотреть, но в этот момент слышен предварительный сигнал отбоя. Мы оба вздрагиваем.