Расследование мотива - Родионов Станислав Васильевич (книги онлайн полные txt) 📗
— А чего не хватает? — Петельников взметнул брови.
— Мотив непонятен, но сейчас он вряд ли заговорит.
Тронникова моментально перестала ворчать и надела свои перчатки. Понятые опять притихли в углу.
— Клара Борисовна, осмотрите ещё раз лицо, — попросил Рябинин и теперь сам склонился над телом.
Сколько раз он собирался детально осматривать повреждения на трупах, как это предусматривал закон, а не описывать их автоматически под диктовку Тронниковой. Но как-то стеснялся экспертов: вот, скажут, специалисту с высшим медицинским образованием не доверяет. И всё-таки надо, потому что следователь отвечает за дело.
На подбородке, чуть правее, синело едва заметное пятно, довольно-таки широкое, с нечёткими границами, которые можно было найти, только присмотревшись.
— Прозевали, — сказала Тронникова, измеряя пятно.
Рябинин внёс дополнительную запись в протокол и приготовил направление в морг. Теперь Тронникова не уходила, словно ожидая чего-то ещё. Из кухни вышел Петельников:
— Нет, Сергей Георгиевич, у меня с ним не получается.
— Проведи оперативную работу среди соседей. Кто что знает, что слышали… Сам знаешь.
— Завтра в десять ноль-ноль список жильцов будет на столе, — заверил Петельников.
Рябинин собрал портфель, передал копию протокола осмотра и паспорт потерпевшей участковому инспектору и прошёл на кухню. Ватунский сидел не шелохнувшись.
— Максим Васильевич, я вас не арестовываю. Прошу никуда не уезжать и вообще… чтобы всё было в порядке.
Ватунский только пожал плечами.
Рябинин пошёл к выходу, но в комнате остановился и ещё раз взглянул на пол, где лежала красивая молодая женщина в модном платье. Не хотелось называть её трупом, как и Ватунского преступником. Рябинину в детстве слово «труп» казалось страшноватым, страшнее, чем «покойник», а теперь казалось и неточным. Человек только умер, ещё тёплый… Какой же это труп? Это ещё человек, мёртвый, но человек. А трупом он ещё будет — потом. Рябинин вспомнил, как однажды она вошла с мужем в зал перед самым началом концерта — нарядная, гордая и такая счастливая, что казалось, её счастья хватит на весь зал. Люди зашептались — восхищённо и завистливо. И его тогда что-то кольнуло — может, забытая мечта, может, то, чего не сознаёшь, а только предчувствуешь…
3
Прокурор района Семён Семёнович Гаранин готовился к выездной сессии суда, которая намечалась вечером в жилконторе. Соберётся много народу, будут жадно слушать каждое слово, поэтому он писал речь краткими чёткими абзацами. Его раздражало, когда адвокат выступал лучше, а это случалось частенько. У защитника больше возможностей, можно работать на зал, размазывая кисель насчёт материнских слёз или исковерканного детства. А прокурор должен быть строг, конкретен и немногословен. Не забывать, что он представитель государства.
Зазвонил один из трёх телефонов, но Гаранин безошибочно снял нужную трубку — он различал их треньканье, как голоса родных детей.
— Семён Семёнович, — услышал он голос начальника райотдела милиции, — ты в курсе?
— Что такое?
— Ватунский жену убил.
— Знаю, но подробно Рябинин не докладывал. А что такое, Константин Петрович?
— Смотри, фигура всё-таки непростая, не ошибись. По-моему, там несчастный случай.
— Присмотрюсь, Константин Петрович. Спасибо.
Гаранин хорошо знал Ватунского: как же его не знать, когда он известен всему городу! Пожалуй, фигура покрупнее районного прокурора. Гаранин вздохнул, предчувствуя, что с этим Ватунским предстоит морока. Вот и начальник райотдела звонил…
Почему-то сложилось мнение, что прокуроры суровы, непреклонны и всесильны. Таким он и будет сегодня вечером на выездной сессии под взглядами людей — в этом мундире с большой звездой младшего советника юстиции. А в кабинете будет осторожным, потому что это и есть главное качество прокурора. Осторожность и чутьё — вот чем жив прокурор. И он вспомнил два полученных выговора…
Следователь попросил санкцию на арест хулигана, а Гаранин счёл преступление не столь опасным и санкцию не дал, оставил на подписке о невыезде. Хулиган на второй день кого-то избил — вот и первый выговор. В другом случае Гаранин дал санкцию на арест мошенника: с кем только перед этим не консультировался! А суд оправдал за отсутствием состава преступления — вот второе взыскание.
Задребезжал телефон, и Гаранин нехотя снял трубку.
— Здравствуйте, Семён Семёнович! Поликарпов приветствует.
— Добрый день, Борис Викторович, — оживился Гаранин.
— Наверное, знаете, чего звоню?
— Догадываюсь.
— Семён Семёнович, комбинат без Ватунского — как мотор без электричества. Ты лучше меня арестуй.
Директор комбината вроде бы шутил, но голос был строгим и усталым.
— Борис Викторович, разберёмся по существу.
— Там, говорят, несчастный случай. Влепим мы ему выговора по всем линиям — и делу конец.
— По закону всё сделаем.
— Конечно, по закону. Как это говорится: закон — как телеграфный столб: перепрыгнуть нельзя, а обойти можно. Это я шучу.
Гаранин с шуршанием заездил трубкой по бритой щеке и уху, — эту прибаутку он не любил.
— Вы преждевременно беспокоитесь. Разберёмся, как положено по закону.
— Семён Семёнович, — грустно сказал Поликарпов, — не за себя прошу, не за родственника… Нужен мне Ватунский на комбинате, без него — как без рук.
— Посмотрим, Борис Викторович.
Они распрощались, как добрые друзья, хотя до сих пор были знакомы лишь официально. Дружеский тон задал директор, и это было слегка приятно Гаранину. Конечно, не будь в прокуратуре дела Ватунского, директор бы не позвонил — не та он для него фигура, для директора общесоюзного комбината. С другой стороны, просит не за себя, не за приятеля, не за родственника — ради дела. А если совсем с другой стороны, то он не помнил ни одного звонка, чтобы ему прямо сказали: так, мол, и так, такой-то — мой родственник, или дружок, или человек мне нужный, прекрати-ка его дело. Если звонили, то осторожно, глухим, далёким голосом, будто по междугородной. Долго говорили о том о сём, о здоровье спрашивали, о супруге. И в конце разговора просьба, которую Гаранин ждал сначала: у тебя там дело на такого-то есть, хороший человек, нужный работник, характеристики прекрасные, мировой парень… Никогда не просили прекратить дело — просили посмотреть, разобраться, вникнуть.
Директор комбината просил прямо, но Ватунский был ему не брат и не сват.
Опять затрещал телефон. Гаранин подождал, пока он раззвонится, и снял трубку.
— Алло, товарищ прокурор, это вы?
Женский дребезжащий голосок — он знал эти голоса, которые если захотят, то дозвонятся и до генерального прокурора.
— Да, это я, — подтвердил он.
— С вами говорит председатель товарищеского суда жилконторы Трещинская. Товарищ прокурор, правда, что Ватунский убил свою жену?
— По этому вопросу ничего сказать не могу, сам ещё не в курсе.
— Как же так: прокурор района — и не в курсе?
— Вот так, товарищ Трещинская.
Он помнил её — маленькая подсушенная старушка, деятельная, как снегоуборочная машина.
— Тогда я вам расскажу. Он ударил жену, а она упала и головой прямо о телевизор. И разбила.
— Телевизор?
— Голову, товарищ Гаранин, — обиделась Трещинская. — Скажите, что будет Ватунскому?
— Для этого нужно провести расследование. Пока ничего не могу сказать.
— Как же быть? К нам идут граждане, спрашивают.
А что говорить? Уже пьяница приходил. Вы, говорит, меня выселять собираетесь, а я свою жену не убил. Что ему отвечать?
— Говорите, что идёт следствие, которое разберётся. До свидания, товарищ Трещинская.
Гаранин быстро положил трубку — тут самое главное быстро положить. Будь эта Трещинская в кабинете, от неё было бы не избавиться. Конечно, пенсионеры-общественники нужны, хотя иногда мороки с ними больше, чем пользы. Но звонок полезный — значит, на выездной будут вопросы о Ватунском.
