Василий Блюхер. Книга 1 - Гарин Фабиан Абрамович (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
Поезд вынырнул из темноты и приблизился к станции. Он шел без огней прямо в тупик. Мимо проплыли темные вагоны.
Первым выскочил на платформу Кошкин. Осмотрелся и заметил людей, стоявших кучкой. Один из них отделился и пошел ему навстречу.
— Вы товарищ Блюхер? — с опаской спросил незнакомец.
— А ты кто будешь? — поинтересовался Кошкин, сняв с плеча карабин.
— Председатель Челябинского Совета Елькин.
— Это другой разговор. Прошу пройти со мной!
Кошкин подвел Елькина и представил его Блюхеру. Вслед за Елькиным подошли остальные члены Совета.
— Выгружайтесь по возможности без шума, — попросил председатель Совета. — Для всех приготовлено помещение и обед. Мы ждем вас с утра. Здесь останется ваш представитель для связи, а ты, Блюхер, давай с нами!
Радушный прием сразу поднял настроение у Василия, и он тут же крикнул:
— Кошкин!
— Я! — ответил порученец, словно он дожидался за спиной у Блюхера.
— Выгружай коней, людей, пушки — и айда в город! Слышал, что говорил товарищ Елькин?
— Есть выгружать! — ответил исполнительный Кошкин.
До полуночи члены Совета рассказывали Блюхеру о положении в Оренбурге, Троицке и в других городах.
— Как видишь, веселого мало, — заключил Елькин, — но верим, что самарцы крепко нам помогут.
— У Дутова большая сила? — спросил Блюхер.
— Семь тысяч казаков.
«Один красногвардеец против четырнадцати казаков, — подсчитал в уме Василий, погладив в раздумье свою бритую голову, — говорил я Куйбышеву, а он свое: «Ленин предложил, — значит, выполняй».
— Ладно, товарищи, утро вечера мудренее, за ночь обмозгую, с чего начать.
Члены Совета согласились и разошлись по домам.
— Пойдем ко мне, — предложил Елькин.
Председатель Совета понравился Блюхеру. Крупное лицо, копна мягких каштановых волос, глубоко сидящие глаза, обрамленные дугами бровей, и усы, свисавшие по краям губ, напоминали Блюхеру портрет Петра Первого.
Они лежали на тощих матрацах, укрывшись байковыми одеялами.
— У меня есть план, хочу с тобой поделиться, — откровенно признался Елькин.
Блюхер лежал на животе, — у него опять разболелась спина, — смотрел на председателя Совета и молчал.
— Чего ты так лежишь? — удивленно спросил чуткий Елькин.
— Привычка с детства. Выкладывай свой план!
— Я считаю, что на первых порах надо обеспечить Троицк, уничтожить несколько мелких отрядов, которые бродят вокруг нас, и тем самым показать Дутову, что у большевиков сила. Попутно надо взять под наблюдение железную дорогу, иначе маршруты стоят без движения.
— Много хлеба вы отправили питерским рабочим?
— Из одной Уфы ушло сто пятьдесят вагонов. Если обеспечить провоз, то до конца месяца можно послать еще столько же.
— Совет у вас крепкий?
— Один к одному, — произнес Елькин с гордостью.
— Что представляет собой тот член Совета, который говорил о формировании рабочих отрядов? — неожиданно, изменив тему разговора, поинтересовался Блюхер. — У него такая острая бороденка и опущенные большие усы.
Елькин улыбнулся:
— У нас таких двое: Дмитрий Колющенко и Евдоким Васенко. Колющенко с Украины, родился в Чернигове, батрак, потом работал токарем в Киеве. Забавный человек, с колючим юмором, хороший товарищ. Он с третьего года в партии, сюда переехал накануне русско-японской войны токарем на завод «Столль и компания». Васенко же с Кубани, кажется из Ейска, тоже старый большевик. Он тут отбывал ссылку и теперь остался с нами.
— А ты сам? — спросил Блюхер.
— Я обыкновенный, без заслуг, хотя мне уже двадцать девять лет, — нехотя ответил Елькин и добавил: — Давай спать!
Уже позже Василий узнал, что Елькин из скромности умолчал о себе. Отец его, владелец типографии в Челябинске, не знал, что вся семья — пять сыновей и две дочери — состояли в социал-демократическом кружке, из которого позже выросла челябинская группа большевиков. Старший сын Елькина по секрету от отца печатал листовки и с братом расклеивал их на заборах. В пятом году Елькин с группой рабочих ворвался в тюрьму, намереваясь освободить политических заключенных. Его арестовали, судили. Приговорили к смертной казни. Елькин не знал, что отец обратился с прошением к царю и тот помиловал семнадцатилетнего юношу. Когда начальник тюрьмы пришел в камеру и стал читать акт о помиловании, Елькин перебил его и закричал: «Я не желаю принять свободу от царя-кровопийцы, меня освободит революция! Вон отсюда!»
За оскорбление царя Елькин был вторично осужден на двадцать лет каторги.
На другой день стало известно, что Дутов захватил Оренбург, арестовал сто двадцать пять членов Совета, в том числе и Цвиллинга, бывшего председателя Челябинского Совета.
— Промедление смерти подобно, — гремел басистый голос Елькина на заседании городского комитета партии. — Я предлагаю сегодня же избрать Ревком, наделить его всей полнотой власти. Дутов не ограничится Оренбургом, он целится на Троицк, на Уфу, Стерлитамак, на наш город. Гражданская война начинается.
Елькина поддержали все. В тот же день был избран Ревком во главе с председателем Галактионовым.
— Надо избрать в Ревком Блюхера, приехавшего с самарским отрядом, — добавил он. — Блюхер коммунист, рабочий, сидел три года в тюрьме. Что еще могу о нем сказать? — Елькин улыбнулся. — На войне дослужился до унтера и награжден двумя георгиевскими крестами.
— Давай унтера тоже, — пошутил Колющенко, — сделаем его главкомом. И фамилия у него военная.
Через три дня челябинская тюрьма приняла сто человек. Блюхер подписывал ордера на аресты без тени сожаления, считая, что только таким путем можно отвести меч, занесенный врагами над головой челябинского пролетариата.
Выехав с конной сотней вдоль железной дороги на Златоуст, Блюхер столкнулся с дутовскими бандами. Сотня двигалась бесшумно. Василий в кожаной тужурке ощущал холод, но крепился. На шее у него висел бинокль, подаренный ему Елькиным. Впереди шла разведка во главе с Кошкиным. За станцией Полетаево Кошкин («Фамилия подходящая, — шутили по его адресу, — потому он и ночью видит») заметил вдалеке двух всадников. Приказав разведчикам остановиться, он один, крадучись, взобрался на железнодорожную насыпь и обнаружил десять казаков, затем вернулся и доложил Блюхеру.
Василию стало еще холоднее. Он съежился, подумал: «Это потому, что в немца или в австрийца стрелял без разбору, а в своих рука может дрогнуть, — и тут же засовестился: — Какие они свои, если готовы пустить любому большевику пулю в лоб? К черту малодушие! Воевать так воевать!» Поделив сотню, он приказал солдату бывшего 102-го запасного полка Кудинову, хорошему наезднику, продолжать свой путь, а сам с другой полусотней двинулся в обход дутовским бандитам. Обогнув дугой стоянку казаков, Василий без бинокля уже различал темно-гнедую масть лошадей и синие струи на казачьих штанах. Их было не десять, а двадцать пять — поджидали, очевидно, поезда из Челябинска.
Кудинов, пришпорив коня, рванулся шибкой рысью на дутовцев. Казаки заметили конников и поскакали им навстречу. Вот-вот они сойдутся. И в эту минуту сзади вихрем налетел Блюхер со своей полусотней. Неожиданный удар обескуражил казаков.
— Сдавайсь! — закричал Блюхер громовым голосом.
Подняв коней на дыбки, скакавшие позади казаки оглянулись и поняли, что попали в западню.
— Руби! — послышалась издалека команда Кудинова.
Чернобровый казак, первый соскочивший с коня, запрокинул правой рукой фуражку на макушку и мгновенно выстрелил. Василий услыхал над ухом шелест пролетевшей пули и тут же ловко опустил на голову казака шашку. Конник безжизненно свалился навзничь.
Из двадцати пяти дутовцев шестеро были убиты, остальные взяты в плен.
В полдень хлебный эшелон ушел из Челябинска на Самару.
С той же сотней Блюхер двинулся через два дня на Троицк. Миллионер Гладких успел бежать в Оренбург, зато удалось арестовать атамана Токарева и отправить его в Челябинск.
