Марсианский проект С. П. Королёва - Бугров Владимир Евграфович (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Учитывая, что решение оказалось на контроле у главного, извещения были выпущены быстро. Уже через два месяца у меня на окне лежал рулон калек диаметром 10–12 см. Когда я показал его Мишину, он тут же сказал: «Отменяю решение — у нас и так все надежно, введем со следующего изделия». Вернувшись на место, я позвонил Чертоку (его отделы были инициаторами решения) и передал слова Мишина.
Через некоторое время главный конструктор пригласил меня с кальками. У него сидел Б. Е. Черток. Комментарий к калькам был коротким: «Василий Павлович, не губи машину, извещения нужно подписывать, иначе она никуда не полетит». Дело было в том, что в рулоне калек, содержавшем не одну сотню извещений, примерно 15 % можно было отнести к реализации решения, а остальные к нему отношения не имели. Разработчики выявляли ошибки в своей документации, но выпускать извещения и писать в графе «причина» «Ошибка в схеме…» не хотелось, поскольку завод, получив такие извещения, немедленно поднимал вопрос о корректировке сроков. Поэтому извещения, посвященные ошибкам, накапливались в столах и при случае подкладывались под очередное решение — лучше, если главного конструктора.
После установления истины Черток внимательно выслушал разъяснения Мишина и ушел, а я получил указание немедленно отдавать извещения в производство и подготовить приказ о необходимости комплектного проведения изменений. Характер приказа угадывался. Аналогичный приказ в связи с некомплектностью был выпущен еще до меня. Тогда во время электрических испытаний половину борта доработали, остальное забыли. Включились, сожгли массу приборов, написали на себя приказ с выговорами. С тех пор я часто слышал, как Мишин на совещаниях требовал комплектности при проведении изменений. Теперь и сам столкнулся вплотную с этим вопросом.
Вместе со мной указание готовить разгромный приказ про 500 кабелей и про это решение получил и Хомяков. Обсуждая поручение, мы с ним пришли к выводу, что ошибок в дальнейшем предвидится гораздо больше и что лучше сразу заказать в типографии трафарет приказа с выговорами, в который нужно будет вписывать только номера извещений, фамилии авторов и дату.
Придя на место под впечатлением шутки, я сел сочинять приказ и не мог отделаться от «трафарета в типографии». Постепенно стала появляться мысль, что трафарет — это неплохо, но не после, а «до того». То есть перед выпуском решения автору следует предложить заполнить некий бланк определенной формы, в котором необходимо перечислить заранее, что нужно сделать, чтобы решение было полностью реализовано на изделии, включая корректировку документации, доработку материальной части, повторение или проведение новых испытаний. Кстати, В. В. Путину не мешало бы попросить наших законодателей действовать по такой же схеме, чтобы если уж «хотели как лучше…», то чтобы было конкретно написано — как «хотели», чтобы не «получилось как всегда».
Типография быстро сделала бланк. Я написал короткий приказ — отныне все решения выпускать на бланке. Инструкция о порядке оформления решения из нескольких фраз была не в приказе, а в примечании бланка. Там же был самый важный пункт — номер решения, без которого оно недействительно, присваивает ведущий конструктор по изделию. Хомяков все одобрил, но напомнил, что Мишин поручил написать совсем другой приказ. Когда мы пришли к Мишину, Хомяков сказал: «Василий Павлович, по вопросу комплектности мы предлагаем сначала выпустить вот такой приказ для профилактики на будущее». Мишин прочитал проект, внимательно рассмотрел бланк и коротко кивнул: «Давайте, я подпишу».
Подготовив приказ начисто, я сделал небольшое дополнение и на следующее утро, представляя его на подпись, чтобы Мишин не подмахнул не глядя, сразу обратил внимание: «Василий Павлович, четвертый пункт прочитайте…» Он заканчивался фразой: «Все технические решения, оформленные с отступлением от установленного настоящим приказом порядка, в том числе утвержденные мной и моими заместителями, считать недействительными и к исполнению не принимать». Прочитав, Мишин взревел: «Ты кого из меня делаешь? Завтра все прочитают и скажут, что Мишин там вообще… Сам пишет, что его решения выполнять не надо!» Наметился вынос тела, но я успел: «Василий Павлович, завтра вас в коридоре остановит Бушуев и скажет, что у нас завал, что мы что-то не выдали смежникам, и что они готовят письмо министру о переносе сроков, и чтобы закрыть вопрос вам нужно подписать короткое решение. И вы подпишете. На этом приказ можно будет похоронить». Экспромт, похоже, получился. Мишин подумал две секунды и, видимо, решив пожертвовать престижем ради дела, взглянул еще раз на четвертый пункт, на бланк, взял ручку и поставил подпись.
Мы вышли вместе из кабинета. В приемной было полно народу, все при параде — отмечалось столетие со дня рождения Ленина. Мишин с широкой добродушной улыбкой, здороваясь с находившимися поблизости замами, торжественно произнес: «А я вам к празднику подарок приготовил — завтра почитаете». Некоторые насторожились и проводили меня подозрительными взглядами. Но я уже шел в канцелярию сдавать приказ на рассылку.
После выхода этого приказа я в течение года на глазах изумленных руководителей рвал технические решения на белых бумажках, утвержденные Мишиным и его замами, и заставлял перевыпускать их как положено. Приходил к Мишину, молча клал ему на стол порванное решение и подготовленное новое и он, как правило, тоже молча, не задавая вопросов, подписывал его. Так за год удалось приучить всю фирму проводить изменения комплектно. Мне потом рассказывали, что Семенов, будучи генеральным конструктором, на каком-то большом совещании сказал: «Бугрову за то, что он придумал технические решения, нужно памятник поставить». Но поскольку Семенов не оформил это решение как полагалось, оно также осталось нереализованным.
Вышеперечисленные приказы уже давали эффект, но это были лишь отдельные фрагменты в общем процессе создания изделий. Хомяков проникся необходимостью наведения порядка в основе этого процесса — в формировании полного комплекта конструкторской документации. Он должен был заниматься этим по долгу службы и обсуждал животрепещущие вопросы с Мишиным. На кораблях 7К, как и на Л3, заводить новый порядок было поздно. ДОСов Мишин старался не касаться. Они договорились «начать новую жизнь» с новых полезных нагрузок для ракеты Н1 и поручить это мне. «Я тебе обещаю, что мы будем заниматься этим вопросом как следует».
Действительно, в 1972 году в моем подчинении был образован отдел, куда были переведены все ведущие конструкторы по составным частям Л3 и водородным блокам, чтобы проводить единую техническую политику, однако вскоре работы по Н1-Л3 были прекращены. Но Хомяков сдержал слово. В 1974 году у В. П. Глушко был подписан приказ о создании комиссии, в нее вошли все наши руководители, им поручалось представить свои предложения по улучшению организации работ. Хомяков как-то вызвал меня и отвел к первому заместителю генерального конструктора Ю. Н. Труфанову — председателю этой комиссии. От него я получил задание разработать, используя подготовленные всеми материалы, эффективный процесс создания «Многоразовой космической системы Буран» (так она тогда называлась) и обеспечить его практическое внедрение в качестве ведущего конструктора по системе. Этим мне пришлось заниматься долгие годы, но это уже другая, не марсианская и не лунная история.
Главная отличительная особенность марсианского проекта Королева от всех остальных в том, что он сразу становился реальностью. Через два года после выхода Постановления от 23 июня 1960 года, открывшего дорогу на Марс, в августе 1962 года был одобрен эскизный проект ракеты Н1, а в декабре этого же года на Байконуре началось строительство стартового комплекса. В кооперации по его созданию и техническому оснащению участвовало более 30 госкомитетов и министерств, около 120 КБ, научно-исследовательских, проектных организаций и промышленных предприятий. Постановления по Луне в 1962 году еще не было. Для какой же цели создавались эти гигантские дорогостоящие сооружения?
