Дворец в истории русской культуры. Опыт типологии - Никифорова Лариса Викторовна (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
В последней трети XVIII века вследствие губернской реформы была сформирована равномерная сеть городов. В законодательном идеале города рассматривались как опорные пункты «цивилизации», способные воздействовать на окружающее пространство. В конце XVIII – начале XIX века велась масштабная реконструкция городов, как говорил В.И. Баженов, «худовидные грады облачаются в великолепные» [445] . Города должны были получить просторные площади, широкие прямые улицы, застройку «сплошным фасадом» по правилам ордерной архитектуры. Кроме того, как писала Е.Р. Дашкова, «Государыня велела построить на свой счет в главных городах губерний великолепные дворцы для губернаторов и судебных установлений» [446] .
Такими дворцами «закреплялись» парадные центры городов – Дворцовые или Красные площади с дворцами и главными соборами как бы продвигали образы обеих столиц в пределы государства. Дворцы фокусировали главные композиционные оси города, фиксировали кульминационные точки городских ансамблей. Часто именно с дворца губернатора начиналась реализация новых градостроительных планов.
Каждый губернаторский дворец подразумевал метафорическое присутствие монарха. Они имели обширные парадные пространства – т. н. «почетное пространство», как, например, тронный зал во дворце наместника в Тобольске с портретами царствующего монарха и членов императорской семьи. В зале стоял золоченый трон, у подножия которого наместники принимали городскую общественность [447] .
Генерал-губернаторы и губернаторы, назначавшиеся из Петербурга и Москвы, воссоздавали в провинции столичный образ жизни. Так Г.Р. Державин в бытность свою тамбовским губернатором считал себя ответственным за образование общества, «а особливо дворянства, которое можно сказать так было грубо и необходительно, что ни одеться, ни войти, ни обращаться, как должно благородному человеку, не умели» [448] . Губернатор устраивал балы в своем доме (губернаторском дворце, построенном за казенный счет) собрания, концерты, по праздникам – театральные представления. «При дворе» губернатора молодежь обучали танцам, манерам, губернатор и его супруга планомерно создавали в своем доме среду светского общения.
Освобождение дворян от государственной службы стало еще одной причиной возникновения дворцов в провинции – началось массовое переустройство и строительство крупнопоместных дворянских усадеб. Среди наиболее «дворцовых»: усадьбы князя С.С. Гагарина Никольское-Гагарино, Вороново Воронцовых, Ярополец Гончаровых, Отрада Орловых под Москвой; Тайцы и Сиворицы Демидовых, Елизаветино под Петербургом, А.Г. Бобринского в селах Богородицком и Бобриках Тульской губернии, дворец Завадовского в Ляличах Брянской губернии, усадьба Хотень Камбурлея в Харьковской, и Знаменское-Раек Глебовых-Стрешневых под Торжком, Диканька Кочубея в Полтавской губернии, усадьба Грибоедовых в Хмелите и Самуйлово Голицыных в Смоленской губернии, Зубриловка Голицыных-Прозоровских и Надеждино Куракиных в Саратовской, Марьино Барятинских в Курской.
Создание дворцово-парковых комплексов в усадьбах сопровождалось заведением фарфоровых и ткацких фабрик, оранжерей, как в подмосковных Архангельском, Павловском, Остафьево, Никольское, Свиблово или курском Марьино, нижегородском Юрино, тверском Степановском-Волосово [449] . Практически повсеместно кирпичных и сельскохозяйственных заводов.
Принято считать, что усадьба это сфера частной жизни, область свободы от нивелирующей придворной культуры и тягостных условностей, что именно в усадьбе – в ее стилистике, в самом образе жизни – ярче всего выражена индивидуальность. Это справедливо в той степени, в какой частная приватная жизнь осознавалась как особая сфера и как особая ценность, в какой сама личность отстаивала автономность и неповторимость собственного «Я». Усадьбы XVIII – начала XIX века, созданные как столичные дворцово-парковые комплексы, с жизнью, построенной по модели придворной, были не столько частными убежищами, сколько более или менее близкими копиями столичного двора, перенесенными в провинцию. Если в петровское время по инициативе сверху шло активное формирование новых форм придворной жизни, альтернативной жизни «по обычаю» [450] , то к середине XVIII столетия «обычной» стала форма придворной организации и придворного образа жизни.
Князь А.Б. Куракин, попавший в опалу и уволенный от всех своих должностей, казалось бы, мог противопоставить свою жизнь в деревне придворной службе. Однако, он устроил собственный «двор» в Саратовской губернии. Ф.Ф. Вигель рассказывал: «Совершенно бедные дворяне за большую плату принимали у него должности главных дворецких, управителей, даже шталмейстеров; потом секретарь, медик, капельмейстер, библиотекарь и множество любезников без должностей составляли свиту его и оживляли пустыню. Всякий день, даже в будни, за столом гремела музыка, а по воскресеньям и праздничным дням были большие выходы; разделение времени, дела, как и забавы, все было подчинено строгому порядку и этикету…» [451] . Если Ф.Ф. Вигель видел в «державных затеях» князя А.Б. Куракина «смешную сторону», то для дворянина второй половины XVIII столетия организация в своем доме жизни по типу придворной представлялась делом едва ли не обязательным.
Жизнь «при дворе» опального Куракина мало чем отличалась от жизни официального лица – гетмана Малороссии К.Г. Разумовского. «Глуховский двор был минимальной копией двора Петербургского… Во дворце был целый придворный штат: капеллан Юзефович, придворный капельмейстер Новгородский сотник Рачинский, конюший Арапин и проч. При дворе гетмана находились еще казаки «бобровники», стрельцы, пташники, обязанностью которых было ловить на гетмана бобров и стрелять всякую птицу к столу его. На торжественные дни и семейные праздники гетманские бывали выходы в Никольскую и придворную гетманскую церкви и молебны с пушечной пальбою. Во дворце гетмана давались банкеты с инструментальной музыкой, балы, бывала даже французская комедия… Одним словом, вся придворная Петербургская жизнь в сокращенном виде повторялась в Глухове…» [452] .
По образцу придворных церемониалов создавались усадебные церемониалы, которые неукоснительно осуществлялись и даже сопровождались письменными инструкциями, также на столичный манер. Таковы церемониалы шествия всем «двором» в церковь по праздничным дням в саратовском имении князя А.Б. Куракина и «Обряд и правила для здешнего образа жизни в селе Надеждине», формулярные списки придворных, правила поведения, инструкции, предписания в имении Грузино гр. А.А. Аракчеева, распорядок будних дней и воскресений в подмосковном поместье Рай-Семеновское А.П. Нащокина. Среди распространенных практически повсеместно – особые церемониалы встречи и проводов гостя, церемонии поднятия флага на господском доме [453] .
Среди усадебных торжеств – празднования побед или годовщин восшествия на престол – как, например, в Васильевском генерал-аншефа В.М. Долгорукова-Крымского со штурмом специально построенных потешных турецких крепостей [454] . Усадьбы, как и дворцы генерал-губернаторов и наместников, включали «почетное пространство» – зал с портретами императоров, как Пунцовая гостиная в Останкино П.Б. Шереметева [455] или зал Александра I в Ахтырке, подмосковной Трубецких [456] . Роль дворянских усадеб в создании единого цивилизованного пространства империи не уступала роли городов [457] . Исследователи выделяют даже особый тип «частновладельческого города», возникшего благодаря усадьбе и вокруг усадьбы [458] .
Да и в самих усадьбах нередко узнаются образцы столичного города – не только в образах дворцов, созданных нередко по проектам столичных архитекторов, но и целом: от широко распространенной трехлучевой планировки (в ней контаминированы образы Петербурга и Парижа/Версаля) до «миниатюрного Казанского собора» в Вороново Тамбовской губернии [459] или «миниатюрного Петербурга» в Грузино [460] .
«Вольно или невольно усадьба становилась убежищем, психологической нишей, своеобразным тылом, который необходимо было укрепить» [461] . С этим трудно не согласиться, однако необходимо отметить следующее. О формировании особого усадебного мира как мира частной жизни можно говорить в том случае, когда усадьба «вольно», т. е. вполне осознанно, противопоставлялась службе, когда жизнь в усадьбе противопоставлялась жизни во дворце, т. е. при дворе. Усадьбу-дворец от усадьбы-убежища отличают не столько художественные формы, сколько образ жизни, реализующийся в попытке «выйти из строя» [462] – прежде всего, придворного. В этом плане симптомом частной жизни могут служить памятники в курском имении Барятинских – мелиоратору, управителю и кирпичных дел мастеру [463] , в отличие от памятников императрицам или обелискам в честь государей.
