Весло невесты (СИ) - Дорош Лина (бесплатные серии книг TXT) 📗

— Где находится — не знаю, но чувствую, что болит, как мышца после первой тренировки.

— Где болит?

— А у тебя?

— Банально: где-то под сердцем.

— У меня банально там же.

Я всё ещё сидела на балконе. Слезы текли, а я их не замечала. Так бывает, чтобы понять свои чувства к одному человеку, надо переключиться на другого. Попробовать переключиться. Совершенно очевидным стало, что романа со Славой не будет. Я поняла, не почувствовала, а именно поняла, что сначала необходимо вернуть мышечную память, радость каждого движения, и только потом возвратятся эмоции. Глаза станут живыми. Стекло в них растворится. Я перестану быть витриной. Понять легко — сделать трудно. Особенно когда у тебя такие «якоря».

Однажды, «триста лет тому назад», я написала Сашке письмо. Был первый для меня его день рождения. А он уехал в командировку и не смог вырваться. Уже накануне я начала пить запасенное шампанское и сочинять ему поздравление, чтобы в 00.01 отправить письмо. И отправила именно в 00.01.

Мужу.

С Днём рожденья!

Твой день рождения наступил совсем внезапно, и я еще не знаю, как к нему готовиться. Особенно, когда тебя нет и не будет со мной на твоем дне рождения. Прошло всего три месяца как. И у тебя день рождения. Вот и скажи после этого, что не внезапно! Но я, собственно, не это хочу сказать. Это письмо тебе. Налей, пожалуйста, кофе или водки — что тебе сейчас по вкусу. И ничего, что утро. Кто празднику рад — сам знаешь что. Таки — письмо…

… лучше читать в состоянии сильного похмелья…

Я, если не вру, четвертый день сочиняю тебе поздравление и не могу придумать… посему — буду покороче.

Сначала хотела вышить тебе в подарок мишку. Он, конечно, был бы маленький, но это были бы не просто крестики… Технология у меня такая: сначала вручную я отсчитываю необходимое количество стежков. Десятки отмечая иголками, чтобы не сбиться. Потом вырезаю кусок ткани, потом достаю из всех банок нитки и набираю гамму цветов, потом начинаю вышивать. Потом долго и критически смотрю — нравится мне или нет. Обычно, даже если всё плохо, есть хоть один крестик, который мне нравится. Рожей, конечно, мой мишка не вышел бы… Но по цвету и по фактуре я бы постаралась вытащить хотя бы свитер, джинсы и бинокль. Еще ботинки могли бы получиться классными, если правильно смотреть: не у окна и с правой стороны под углом градусов в шестьдесят… Потом это великолепие я бы в рамку поместила, но и рамку я тоже не успела заказать, потому — «сори». Мишки нет.

Я бы с удовольствием вышила тебе ламантина, чтобы как настоящий, но не нашла такой схемы. Точнее, нашла, но слишком поздно — позавчера. Да, еще там были жирафы (а я не знаю, как ты к ним относишься). У меня, видимо, начинается «жирафовый» период. В прошлом году увидела копилку «Жираф» и влюбилась, купила и подарила ее Наташке на день варенья. Периодически у меня стала заедать песня «Жираф большой, ему — видней». В начале декабря шлялись по магазинам с подружкой и набрели на потрясающую лавку. По-другому ее не назвать. Там продают почти живые вещи. В витрине я увидела жирафа. С меня ростом. И он плетеный! Весь полупрозрачный, кажется таким хрупким, и еще совсем неидеальный. Это такое чудо… и там были еще деревянные жирафы. Сантиметров пятьдесят высотой или даже больше. А еще там всякие деревянные и плетеные вещицы, есть даже газетница, чтобы в ней носить газеты. Такие специальные домашние газеты.

Короче, Вика меня вытащила оттуда за капюшон и смотрела очень сочувственно… а позавчера я случайно наткнулась в магазине на наборы для вышивания. Пошлость невероятная. Но в каталоге я нашла этих — две очень красивые жирафьи головы. В них столько тишины, спокойной такой грусти или задумчивости и нежности. Девушка предложила заказать этот очень удобный набор, в котором есть всё: от иголки до тщательно подобранных ниток. Я попыталась объяснить, что мне не нужен весь готовый набор. Несколько таких «шедевров» я уже выбросила. Иголка у меня есть, и другие не нужны, они просто копятся, а работать я могу только своей одной. Мне не нужен вымеренный по сантиметрам кусок синтетической ткани, которая сама по себе не красивая и в руках ее держать неприятно. Моему полотну уже лет 25–30, из этой холстины папа помышлял пошить себе костюм «а ля джинсовый», когда меня еще не было в проекте, а джинсы все знали только как слово… И ограниченный набор акриловых ниток мне тоже не нужен. Я чешусь от синтетики. И вышиваю только хлопком, шерстью и шелком — нитки накопились с детства, да еще от бабушки остались. Правда, уже приходится докупать, и опять же то, что нужно, фиг найдешь. Мне от нее нужна только схема. Она на меня смотрит, и, не понимая, о чем я, говорит:

— Но так же проще…

Я знаю. Но от этих вроде бы вручную сделанных картин разит… тиражом, как минимум. Ну не получается ничего настоящего, единственного из готового набора и даже из полуфабриката.

Ты понимаешь, о чем я?

В общем, с мишкой не получилось. Тогда я попыталась написать тебе рассказ, но получилось так грустно… не для праздника как-то. И если бы я не была уверена в надежности твоего чувства юмора, то… пришлось бы предупреждать, что «все события вымышленные и любые совпадения просьба считать случайными», но в твоем ч/ю я не сомневаюсь.

… я хочу тебе рассказать. Это было так случайно. Мы встретились или еще не встретились, хотя прошло уже три месяца. А мне кажется, что я знала тебя всегда. Мы абсолютно противоположны, и поэтому нас так притянуло друг к друг. Я часто думаю: как я могла не знать твоего голоса, походки, жестов, не чувствовать запаха, но испытывать эмоций, которые мне казались яркими и такими настоящими. Я иногда зажмуриваюсь и долго не могу открыть глаза — боюсь, что открою, а тебя нет. Но, слава Богу, ни моргание, ни щипание не помогает. Я думала, так не бывает.

Я могу сказать, что ты хороший. Но при этом я думаю совсем другое, не противоположное — а просто другое. Я могу сказать, что ты скрадываешь мои слова. Я не знаю, почему ты знаешь: какие, когда и где нужно из моих достать — но только я за ними полезу, а они уже вот! Это так классно, что иногда даже больно. Мальчик в кино написал: «Счастье — это когда тебя понимают». Н-н-нэ знаю, но, что это — большая редкость, согласна. Я могу сказать, что уже три месяца пытаюсь отделаться от мысли, что это просто клиническая любовь, но боюсь, а вдруг это всего лишь хронический недосып, осложненный регулярно плотными ужинами. Накаркаю еще.

А еще. Отношения не всегда развиваются в одном направлении и в одном темпе.

Я очень боюсь, что куда-то уйдет легкость, с которой мы общаемся. Я очень боюсь. Мне кажется, вдруг наступит момент, когда мне будет пора, и ты будешь ждать, когда я сама всё пойму, чтобы мне об этом не говорить — не обидеть… я, конечно, мнительная, но что-то происходит, чего я никак не могу уловить — в этом я уверена… самое важное знать и ощущать каждую минуту и на любом расстоянии, что ты нужна, как воздух. А он(а, и) — твой воздух…

Я желаю тебе много-много самого чистого воздуха, чтобы легко дышалось.

Кстати, говорят, это хорошо влияет на цвет лица и настроение.

Я могу сказать… я могу всё, что угодно, сказать, но сколько ни говори «сахар» — во рту слаще не станет. Лучше просто взять в рот кусочек сахара — это верно как дважды два.

13 июля

Яся

Ты подумал, это всё? А ни фига! Обязательство быть краткой не позволило мне рассказать еще о моей безумной любви к бегемотам. Я ж понимаю. Не тот день, всё-таки день варенья у тебя, а не у них…

Если ты меня послушал, то кофе уже остыл или водка согрелась… А если ты поступил правильно — не послушал меня и налил себе коньяку, то он как раз пришел в состояние наилучшее для употребления. Собственно, ради этого все эти слова и затевались. Текста ровно столько (ни добавить, ни убавить), чтобы согреть приличную случаю порцию коньяку. Проверено! Я засекаю с восьми утра! И с шампанским! Но это не важно. А если наливать коньяку по чуть-чуть, то достаточно перечитывать по одному абзацу. Ну, так… за тебя что ли?