Саламанка - Грицак Елена Николаевна (бесплатные серии книг .TXT) 📗
Студенты находились в постоянном общении с представителями общественного дна, которых с XVI века называли плутами (исп. picaro). Редкий герой плутовского романа (исп. picaresca) не вспоминал счастливые времена своего пребывания в Алькале или Саламанке. Низкий стиль подобного вида литературы оказался очень стойким именно в Испании, а объяснение тому стоит искать в упадке нравов испанского общества. В правление императора Карла V, когда не вызывала сомнения ни сила испанского оружия, ни превосходство самой нации, благородные сеньоры и сеньориты вдруг забросили рыцарские романы, обратив свою страсть на истории прохиндеев, подобных хитроумному Эстебанильо Гонсалесу, который похвалялся трусостью, лицемерием, желанием обворовывать ближних.
Вид на город и собор с Римского моста
При Филиппе II и Филиппе III в Испании еще сохранялись признаки государственной мощи, но во времена Филиппа IV близкий к краху упадок стал очевидностью. С изгнанием морисков и евреев перестала существовать единственная трудолюбивая часть испанского общества и работать стало фактически некому. Основное население прозябало в нищете, отягощенной исконным презрением к физическому труду. Америка привлекала возможностью легкой наживы, крестьяне переселялись в города, увеличивая и без того большое количество авантюристов, бродяг и бездельников. Авторы плутовских романов не всегда пытались исследовать само явление и еще реже намечали пути к искоренению пороков общества. За исключением действительно серьезных произведений, значительная часть такой литературы носила развлекательный характер, к сожалению, противопоставленный светлому миру рыцарского романа. Лучшие образцы куртуазной литературы побуждали читателя стремиться к идеалу; пикареска, напротив, отражала горькие реалии, по сути, являясь руководством по выживанию в мире, где царила несправедливость. Судя по литературе, в давние времена «студент был недисциплинирован, беспринципен, склонен к богемной жизни, вспыльчив, любил покутить, выпить стаканчик-другой винца, весело провести время с женщинами, попеть песни». Писатели разделяли школяров на две категории: меньшая усердно занималась, преодолевая бытовые трудности, а другая, гораздо более крупная часть воплощала в жизнь завет предшественников, оформленный в песню – своеобразный гимн средневековых студентов:
Сладко нам безумие!
Гадко нам учение!
Юность без раздумья
Рвется к развлечению.
Быстро жизнь уносится,
Предана учению,
Молодое просится
Сердце к развлечению!
«Студент! Добродетель и наслаждение шли в нем рука об руку, поскольку он поровну распределял свое время между учебой и забавами, ведь они помогали забыть о голоде», – отмечал Сервантес. «Если жизнь более счастливая и прекрасная, чем студенческая? – вторил великому драматургу его менее знаменитый соотечественник Матео Алеман. – Можно ли найти хоть один вид развлечений, который не был бы доступен студентам? Некоторые прилежны? В таком случае не трудно найти себе подобных! Другие одиноки? И для них обязательно найдутся товарищи, замечательные друзья, готовые разделить сладкую жизнь, наполненную такими восхитительными вещами, как дружные плевки в новичка, торговля голосами в дни выборов, кривлянье в облачении епископа…»
В восторженных словах Алемана содержится намек на университетское действо под названием «hacerse de obispillo» («создание маленького епископа»), во многом походившее на праздник дураков, который отмечался в Средние века всеми почти церквями Франции. Испанские студенты копировали эти торжества, облачаясь в рясы и проходя шутовской процессией по улицам города. Интересно, что в шествии принимали участие сами священники: преподавателям богословия, философам и школярам-монахам в тот день разрешалось пародировать церковные обряды.
Студенческие забавы не ограничивались лишь теми, которые предлагал богатый на праздники университетский календарь. В будни школяры развлекались тем, что строго запрещалось правилами высших школ и осуждалось обществом: игрой в карты и кости, любовными похождениями. Последние, в традициях испанского рыцарства, нередко были платоническими, как например ухаживание за монахинями. Однако воздыхания доставляли удовольствие далеко не всем, тем более что в монастырских приемных бледный школяр в дырявой сутане вряд ли был бы уместен.
К счастью тех, кто не располагал средствами на galanteo de monjas, существовал многочисленный штат девушек нескромного поведения, и этим Саламанка не отличалась от менее культурных городов. В отличие от неприступной монахини жрица любви всегда была готова утешить бедного студента, зачастую бесплатно и даже с ужином в придачу к плотским утехам. На улицах города, как и всюду в Испании, встречались одинокие женщины в коротких красных плащах, небрежно накинутых на плечи. Чтобы выделить их из толпы замужних дам и порядочных девиц, им запрещалось носить туфли на каблуках и окружать себя свитой, даже в числе одного пажа; в церкви такие девушки опускались для молитвы на холодные плиты, не имея права подложить под колени подушечку.
Проституция служила одним из самых крупных источников дохода плутовского мира и, подобно ему, существовала в различных уровнях: уличные жрицы любви, женщины, работавшие на дому (в пансионе), обитательницы домов терпимости, «добропорядочные» dama de achague и почти светские дамы tusona. Студенты выбирали себе подруг из пансионерок, имевших квартиру или дом, фиктивных родителей, обходивших стороной таверны, зато регулярно посещавших врача и, что немаловажно, не обремененных долгами, поскольку давать взаймы проститутке запрещалось законом.
О душевном состоянии девиц легкого поведения заботились городские власти и священники. Первые следили за тем, чтобы они прерывали работу на все дни Страстной недели; очередь вторых наступала во время поста, когда падшие ангелы приходили на обязательное покаяние. Приходской священник принимал каждую такую прихожанку отдельно, читал наставления, напоминал о судьбе Магдалины, после чего предлагал взглянуть на Бога и поцеловать распятие. В редких случаях девушка соглашалась, но после того попадала в монастырь для раскаявшихся девиц. Большинство же поворачивалось к падре спиной, давая понять, что не желает бросать свое ремесло.
Впрочем, продажная любовь проститутки являлась поводом для ссор гораздо чаще, чем галантные воздыхания у решетки монастыря. Герой Матео Алемана был не одинок среди своих университетских собратьев, держа наготове шпагу, кинжал и щит, зная, что сильно рискует, выходя по вечерам без кольчуги. Особую опасность в темное время суток, как ни странно, представлял собор.
Священное место, защищенное цепями и решетками, представляло собой надежное убежище для тех, кого разыскивали стражники. Едва на город спускалась тьма, сюда сбегались бандиты, контрабандисты, воры; уличные жрицы любви приходили с тяжелыми котомками в руках, снабжая едой всю преступную компанию.
В Испании золотого века каждый город, не исключая Саламанку, имел хотя бы один публичный дом. Слава подобного заведения чаще ограничивалась городскими стенами, зато в борделе не возникала проблема посещаемости, ведь ночь, проведенная в объятиях раскованной девушки, школяру казалась приятнее, чем бдение над латинским текстом. Не в пример университету, дом с красными фонарями пользовался немалым успехом, благо цены в нем, если верить современнику Сервантеса, «были всегда низки при крайней дороговизне на все товары». Другой испанский писатель заявлял, что «публичные дома – явление обычное в Испании. Многие приезжие сначала отправляются туда, миновав церковь, часто выстраиваясь в очередь и затевая драку за первое место».
Помимо женщин, поводом для студенческих ссор служили национальные различия: стычки между студентами из разных провинций Испании почти всегда завершались дракой. Поводом для спора могли послужить выборы преподавателей, ведь каждая нация старалась выдвинуть соотечественника, безусловно, задвинув чужака, невзирая на его знания или педагогический талант. Однако истинной причиной ссор являлся горячий испанский темперамент, который проявлялся порой без учета конкретной ситуации. Все еще не забыв о Реконкисте, страстный идальго рвался в бой, находя врага даже в своих товарищах. Отношения между землячествами определяла взаимная неприязнь, которую испытывали друг к другу уроженцы различных областей страны. Диалект, обычаи, слишком заметная разница во внешности вызвали насмешки, и обиженному приходилось защищать свою честь на поединке.
