Завет Кольца (антология) - Бауер Стивен (читать онлайн полную книгу txt) 📗
Всадники как по команде опустили копья; все смешалось в кучу, и наступил хаос.
— Пендрагон! Пендрагон!
Я увидел перед собой лицо светловолосого бородача в шлеме, застегнутом на пряжку, с широко раскрытыми глазами. Мой меч опустился, и лицо исчезло, но его место тут же заняли другие; я рубил вокруг себя, прокладывая дорогу.
Авангард врага был смят. В какой-то момент я увидел в сутолоке Артура с высоко поднятым мечом. Я заметил, как под ударом копья пошатнулся и упал его конь. Артура выбросило из седла под ноги северян, хлынувших с громкими криками из соседних улочек.
— Пендрагон!
Я пришпорил коня так, что он взвился на дыбы, и помчался вперед, к Артуру.
— Сюда!
Наклонившись, я схватил его свободной рукой и затащил в седло. Он все еще держал меч.
Потом я оказался один на один с напирающим врагом. Краем глаза я видел, как Карадок и другие из нашего отряда спешат на помощь, но знал, что они не успеют. Но страха не было. В моих ушах стоял шум моря, и я ощутил мощь водяного вала, растущего до небес, чтобы затем опуститься и смести все, что встанет у него на пути.
Из зеленых глубин моря раздалась музыка; это было пение, и оно наполнило звучанием все мое существо. Пение исходило от процессии одетых в белое фигур; они несли что-то похожее на драгоценный сосуд. Но это был не бокал. Нет, это была звезда, наполненная светом — бессмертным светом страны, которая старше, чем солнце и луна. Это было чудо творения, перед которым любому человеку оставалось пасть ниц и восхвалять того, кто по ту сторону мироздания и одновременно в нем.
Я не знал, было ли это видение во сне или наяву, но понимал, что оно предназначено избранным — одним как проклятье, другим как благословение. В тот час во мне произошло что-то, чего я не в силах описать словами: изменилась моя жизнь, мои мысли и поступки — с этого момента и до конца, который определен любому смертному.
Враг отступил. Заставило ли его содрогнуться видение, отраженное в моих глазах? Священный страх обуял вражеских воинов: они обратились в бегство. Потом всадники Альбиона промчались мимо меня. Я почувствовал удар по голове и потерял сознание…
В окружившей меня темноте мне явился бог моря — в виде волны с пеной на гребне, закрывавшей все небо. Из глубины я услышал пение, Священную Музыку, в которой есть все: от начала мира и до его конца, и после.
И я вспомнил.
Я самонадеянно пытался овладеть музыкой творения, добавить собственную песнь к великой теме, даже переложить эту тему на свой лад и тем самым польстить самому себе. Но теперь мне стало ясно, что не бывает музыки вне Его; Он предопределил все в Своей Песне и в Свою честь.
«Это последняя и самая важная, — раздался голос, обращенный ко мне из глубины моря, — о которой ничего не знали эльфы и о которой даже могущественные силы мира сего только догадываются; она будет исполнена тогда, когда Он сойдет с небес в человеческом образе и войдет в Свое Творение».
— А когда это случится?
— Это только что произошло.
И опять поднялась волна и накрыла меня, но на этот раз она была желанной.
Очнувшись, я услышал пение.
Удивительно легко было у меня на сердце. Пели птицы; их беззаботное щебетание напоминало ясное утро. Я лежал на соломенном тюфяке в галерее со сводчатым потолком, которая заканчивалась внутренним двориком.
Воздух был напоен запахом цветов и трав.
Внутри меня был покой. Казалось, время, так безжалостно обращавшееся со мной и бросавшее меня из стороны в сторону, наконец-то пришло в равновесие.
Среди тишины зазвучал ясный голос:
Я увидел Артура, идущего по галерее. С ним был мужчина, одетый в светлую робу с наброшенным на голову капюшоном. На груди у него был золотой медальон в форме креста, украшенный драгоценными камнями. Я понял, что передо мной предводитель Ордена. Когда он подошел ближе, я увидел его седую бороду и лицо, изборожденное глубокими морщинами. Глаза излучали доброту и мудрость. Я приподнялся было, чтобы выказать ему уважение, но голова закружилась, и все поплыло у меня перед глазами. Если бы бородач не подхватил меня с удивительной для его возраста быстротой и не поддержал, я бы упал на тюфяк.
— Ты тот, кого они называют Мерлин? — спросил он вместо приветствия. — Я слышал, что именно тебе мы обязаны спасением.
— Эта заслуга принадлежит не мне, а тому, кто в глубинах моря хранит вечный свет, заключенный в камне…
Удивление послышалось в голосе старика.
— Ты его видел? — спросил он. — Тебе явился lapis excillis, Грааль Милости? Не многие могут похвастаться тем, что видели его.
— Я не хвалюсь, — сказал я. — Я благодарен ему.
— А как мне отблагодарить тебя?
Я взял его за рукав рясы:
— Отец, разрешите мне остаться здесь. Позвольте остаться у вас до конца моей жизни; я достаточно повидал и хочу покоя.
Он посмотрел на меня; и то, что он прочел в моих глазах, казалось, убедило его. Он не спросил ни о моем вероисповедании, ни о происхождении.
— Если сэр Артур не возражает, — сказал он, и, когда тот покачал головой, добавил: — Да будет так.
И пожалуй, в первый раз — с того момента, когда я проснулся в темноте, — у меня возникло такое чувство, как будто я после долгих странствий вернулся домой и нашел наконец мир и покой.
По поручению аббата я написал все это для того, чтобы покончить с моим прошлым, прежде чем надену рясу монаха Гластонбура и присоединю свой голос к благочестивому хоралу, восхваляющему того, в чьих руках все времена.
Сегодня за мной зашел брат Брентан, и мы осмотрели владения монахов: сады, ульи, конюшню и кухню, а также кельи, помещения для занятий и огромную библиотеку, где брат с бесконечным смирением показал мне старинные свитки с полустершимися буквами, написанными тончайшей вязью. Мы уже хотели уходить, когда в глаза мне бросилась дверь с коваными петлями, ведущая в другое помещение.
— А что там? — спросил я.
— Это сокровищница, — просветил меня брат Брентан. — Мы храним там церковную утварь и старинные драгоценности, принадлежащие аббатству. Подожди, я сейчас возьму ключ у приора.
Помещение было небольшим и душным, на стенах — полки с различными предметами: подсвечниками, крестами, кадилами и лампадами, и еще что-то упакованное и завязанное.
— Осмотрись, — сказал брат Брентан. — Некоторые из этих вещей очень старые, намного старше, чем аббатство, из тех времен, о которых сейчас никто не вспоминает.
Почему так задрожали у меня руки, когда я взял тот ветхий кожаный футляр? Выцветший символ на нем был едва заметен, но хорошо мне знаком: звезда Нуменора.
Я разглядывал вытесненную на коже надпись, которую уже тысячелетия никто не мог прочитать. Никто, кроме меня.
Я развязал шнур, и арфа скользнула мне в руки.
— Странно, — сказал брат Брентан, — я думал, что знаю все сокровища аббатства, но эта вещь, наверное, лежит здесь так долго, что про нее забыли. Правда, я слышал об арфе, звуки которой, если долго прислушиваться, раздаются из глубин моря. Она принадлежала одному барду, который соревновался в музыке с Богом. Его имя забыто.
— Амброс, — сказал я. — Ambarosse на старинном языке означает волна, поглощающая все. Это мое имя.
На его лице появилось изумление, но я не обращал на это внимания, так как пальцы моей правой руки мягко скользили по струнам. Почти невидимым, привычным движением левой руки я слегка повернул ключ и снова почувствовал то, что было моим проклятьем и моей славой: желание участвовать в музыке творения.
