Фронтовые будни артиллериста. С гаубицей от Сожа до Эльбы. 1941–1945 - Стопалов Сергей Григорьевич (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Лето сорок четвертого. Наступление «Багратион»
В начале июня наступление наших войск заметно замедлилось. Полк по нескольку дней стоял на месте, а «Студебекеры» все время подвозили снаряды. Чувствовалось, что на фронте готовится серьезная операция. Потом, уже после войны, стало известно, что это наступление имело кодовое название «Багратион», а его главной целью было окончательное освобождение Белоруссии от немецких захватчиков. Но для нас, артиллеристов, как и любое другое крупное боевое действие, оно было связано с большим и тяжелым трудом. Вот только в те июньские дни подготовка к операции велась необычно.
Батарея располагалась в лесу, примерно в 15 километрах от будущих огневых позиций. Строили их по ночам. В сумерках после ужина нас везли к месту работы. Копали окопы и оборудовали блиндажи без перерыва часа три-четыре, а затем все тщательно маскировали. На брустверы окопов высаживали привезенные с собой молодые деревца, на дно окопов выкладывали дерн. Потом все укрывали маскировочными сетями. В четыре утра нас увозили. Мы завтракали и ложились спать. Днем выходить из землянок запрещалось, так как над линией фронта все время летал немецкий двухфюзеляжный самолет-разведчик «Фокке-Вульф-189», который солдаты называли «рамой». Иногда в воздухе появлялся и наш У-2, в котором, кроме пилота, сидел командир разведки бригады майор Романов с кем-нибудь из артиллеристов. Один раз довелось полететь и мне. Мы осматривали наши позиции и качество их маскировки. О замеченных недостатках сразу же сообщали командиру дивизиона, который требовал немедленного их устранения. Так продолжалось несколько дней. Затем на готовые позиции ночью установили орудия, разложили снаряды и, наконец, переехали сами.
Первый залп артподготовки прогремел ранним утром 22 июня, ровно через три года после начала войны. С первых же залпов стало ясно, что на этом участке фронта сосредоточено огромное количество артиллерии. По данным военных историков, это была вторая артподготовка по числу орудий на километр фронта после Сталинградской битвы. За короткое время из своего орудия мы выпустили такое число снарядов, что до разогревшегося ствола нельзя было дотронуться рукой.
Уже к середине дня оборона противника была прорвана, и вперед устремились танки и пехота. А наш полк, поддерживая наступающие части, практически безостановочно двигался за ними. Так началось наступление под Бобруйском, закончившееся на первом этапе окружением и взятием в плен пяти немецких дивизий. А спустя несколько месяцев нам стало известно, что среди пленных, которым довелось пройти по улицам Москвы, были и «наши» немцы.
На третий день после начала наступления колонна «Студебекеров» с орудиями остановилась на опушке леса в ожидании очередной команды. Было жарко, и солдаты разлеглись на траве под деревьями или мирно собирали поспевшую землянику.
Неожиданно из леса выскочил Хомяков и с криком «Немцы!» бросился к «Студебекеру». Благодушное настроение мгновенно исчезло. Каждый побежал к своей машине, на ходу соображая, где может быть его личное оружие.
Когда появились первые немцы, офицеров поблизости не было, и команду принял на себя командир орудия старший сержант Чистяков.
Не прошло и минуты, как все солдаты (человек двадцать) с ППШ и карабина ми залегли в придорожной канаве, прячась за машинами. Потом из леса послышалась немецкая речь, а из-за толстого дерева кто-то замахал палкой с белой тряпкой. Немцы явно сдавались.
Чистяков приказал нам оставаться в канаве, а сам вышел из-за машины и громко скомандовал:
– Выходи!
Из-за дерева сразу же вышел немец с белым «флагом», а за ним появились еще пять человек. Оружия ни у кого не было. Наш брат сразу же выскочил из-за укрытия и окружил пленных.
– Есть ли еще кто-нибудь в лесу? – по-русски спросил Чистяков.
Немцы не поняли вопроса. Пришлось вспоминать уроки немецкого языка и пользоваться жестами. И все же мы догадались, что там есть еще люди. Тогда Чистяков приказал солдатам с первой группой пленных отойти за машины, а одного из немцев послал за остальными. Вскоре на поляне собралось уже не менее взвода немецких солдат. Пленных решили отвести в штаб полка и прочесать ближайшую часть леса. Метрах в двухстах от опушки натолкнулись на брошенные машины с боеприпасами и продовольствием. Видимо, здесь размещался обоз какой-то воинской части. В полевых кухнях был еще горячий обед, который многие, несмотря на предупреждения замполита, не преминули отведать. Суп из концентратов оказался вполне приличным. Но самое большое удовольствие солдаты получили, когда нашли ящик с конфетами.
Надо сказать, что большинство наших огневиков вблизи не видели живых немцев. И когда мимо проводили группу пленных, мы с интересом их разглядывали. Это были обыкновенные усталые люди, понуро опустившие головы и бредущие под конвоем в неизвестность.
Постепенно все вошли в раж. Кто-то рыскал по землянкам. Другие солдаты куда-то бежали и что-то искали. А замполит всех останавливал и пытался уговорить, что пища отравлена, а машины и ящики заминированы. Разумеется, на его слова никто не обращал внимания.
Из леса, то там, то здесь выходили и сдавались немецкие солдаты. Но нам было не до них. Мы лишь указывали им, в каком направлении надо идти к дороге, где специальные команды уже организованно собирали пленных и куда-то их уводили.
Я бегал между машинами и немецким штыком-кинжалом вспарывал попадавшиеся мешки и вскрывал ящики с продуктами. Заскочив в кузов крытой машины, возле которой дымилась полевая кухня, я приподнял крышку ящика и хотел было распороть большой зеленый мешок. Но неожиданно «мешок» дрогнул, и из ящика медленно поднялся здоровенный немец. Почти одновременно из шкафа в передней части кузова вывалился второй фриц. Сложившуюся обстановку оценили только потом. А в ту минуту картина выглядела примерно так. В полутемном кузове хозяйственной машины стоит старший сержант без пилотки, с расстегнутым воротом гимнастерки и с кинжалом в руке. Напротив – два немецких солдата. И никто не знает, что произойдет в следующую минуту. Кто больше испугался – сказать было трудно. Однако я первым пришел в себя и громко на чистом, как мне показалось, немецком языке скомандовал:
– Хенде хох!
И самое удивительное, что оба немца послушно подняли руки. Этих пленных я сам вывел на дорогу и сдал спецкоманде.
Прошло уже несколько часов с того момента, когда из леса вышли первые немцы. Подойдя к своей машине, я увидел группу солдат, окруживших ефрейтора Зиньковского, который, сидя на земле, стонал, обхватив живот руками. Тут же находился замполит, в который уже раз повторяя, что продукты отравлены.
Лица солдат были встревоженны. А вдруг и в самом деле. Прибежал младший фельдшер – лейтенант Галлеев и попытался выяснить у ефрейтора, что произошло. Но тот мычал что-то невразумительное и продолжал стонать. Только после промывания желудка Зиньковский сознался, что съел двухкилограммовую банку повидла. Жадность была наказана.
День близился к концу, когда прозвучала команда «По машинам». А мы, усталые, но полные необычных впечатлений, забрались в железные кузова своих «Студебекеров» и приготовились к очередному переезду вперед, на Запад.
В летнее время огневики часто обходились без землянок и спали в палатках. В этот раз я решил лечь на свежем воздухе. А немцы ночью открыли огонь «на изнурение», то есть стреляли не по цели, а по площадям. С такой стрельбой обе стороны были хорошо знакомы и, надеясь на удачу, не уделяли ей особого внимания.
Я уже заснул, когда снаряд, пролетев мимо меня, разорвался около палатки и ранил Хомякова. Подбежав и раздвинув полог палатки, я присел, чтобы помочь ему выбраться, и сразу же почувствовал укол в ягодицу. Прибежавший фельдшер перевязал рану и отправил солдата в санроту, а потом вытащил из моей ягодицы тонкий, как карандаш, осколок снаряда, залил ранку йодом и заклеил пластырем. А несколько месяцев назад Верховным Советом СССР был учрежден орден Славы трех степеней, причем третью степень давали солдатам и младшим командирам, оставшимся в строю после ранения. Так что я вправе был претендовать на награду, и друзья не упустили случая посмеяться. Еще бы, орден за осколок в заднице!
