Храмы Невского проспекта. Из истории инославных и православной общин Петербурга - Архимандрит (Никитин) Августин (первая книга .txt) 📗

Однако иезуиты по-прежнему влияли на католическую паству, состоявшую как из российских подданных, так и из иностранцев. Визиты зарубежных гостей в петербургские храмы были обычным явлением. «Я навестила здесь три из их церквей, и они почти такие же, как наши кирки; есть и наша церковь, – писала горничная ирландки Кэтрин. – Мисс Вильмот знакома с одним католиком, и она просила его прислать мне духовника для исповеди» [318].

Более чем вероятно, в данном случае речь шла о храме Св. Екатерины. До 1798 г. собор Св. Екатерины – единственный действующий католический храм Санкт-Петербурга и Санкт-Петербургской губернии. Лишь в 1798 г. открыли католический собор Св. апостола Павла в Кронштадте, а в 1800 г. – Мальтийскую церковь святого Иоанна Иерусалимского на Садовой улице [319].

Вторжение наполеоновских войск в Россию представляло большую опасность и для ее столицы. «Спасителем града Петрова» стал представитель знатного немецкого рода талантливый военачальник граф Петр Христианович Витгенштейн (1762–1842). В 1812 г. с 20-тысячным войском он закрывал путь на С.-Петербург. Ранее П.Х. Витгенштейн принимал участие в войнах с Францией (1805–1807 гг.) и с Турцией (1808 г.). В 1814 г. он тяжело ранен во Франции. В 1818 г. П.Х. Витгенштейн – главнокомандующий 2-й армией, а в 1828 г. получил начальство над войсками в Европейской Турции [320]. Уже упоминалось, что в том же 1828 г. сын фельдмаршала Л.П. Витгенштейн венчался в петербургском соборе Св. Екатерины.

Соратникам Петра Христиановича в борьбе с Наполеоном был французский генерал Жан Виктор Моро (1763–1813). Свою военную карьеру он начинал при Наполеоне, став в 1796 г. главнокомандующим рейнской и мозельской армиями; в 1799 г. разбит Суворовым при Кассано. В 1804 г. Жан Моро обвинен в участии в заговоре против Наполеона и изгнан из Франции. Став непримиримым врагом диктатора, Моро в 1818 г. участвовал в войне с Наполеоном на стороне антифранцузской коалиции. После кончины М.И. Кутузова он был назначен главнокомандующим союзными армиями. Смертельно раненый в битве под Дрезденом в августе 1813 г. и умерший через две недели после ранения, знаменитый французский полководец был привезен в Санкт-Петербург и торжественно похоронен в соборе Св. Екатерины [321].

Описание похорон маршала Моро в Екатерининском храме можно найти в воспоминаниях графини Эделинг (урожденной Стурдзы). «Известна кончина генерала Моро, – пишет она. – Государь окружил его трогательными попечениями, семейство его осыпано благодеяниями, и смертные останки республиканского полководца отправлены в Петербург для торжественного погребения. Двор и город присутствовали на этих необыкновенных похоронах в католической церкви, убранной трауром и давшей последнее убежище изгнаннику. В торжестве участвовал весь дипломатический корпус, состоявший из старых врагов революции, и, в довершение необычности, надгробная проповедь произнесена иезуитом, а русские солдаты снесли гроб в церковный подвал, где Моро предан земле возле последнего польского короля, представляющего собой другой пример изменчивости судеб» [322].

(По поводу надгробной проповеди язвительный Жозеф де Местр замечает: «Его Императорское Величество повелел, чтобы память генерала Моро почтили надгробным словом, и отец иезуит Розавен, коему сие было поручено, принужден был явиться к военному губернатору и прочесть ему заранее свою речь. Для нас проповедь, сочиненная генералом, – это все равно что епископ, командующий на плацу, не здесь никто сим не оскорбляется, ибо они с легкостью переносят обычаи одной Церкви на другую» [323].)

Праху французского полководца были оказаны последние фельдмаршальские почести. В храме хранились его шпага и полученные им ордена. На плите из белого мрамора, вмурованной в пол правее входа в церковь, была выбита надпись (по-французски): «Моро родился в Морле II августа 1763 г., умер в Лауне 2 сентября 1813 г.»

Позднее, в 1839 году, храм Св. Екатерины посетил французский писатель маркиз Астольф де Кюстин (1790–1857). В своих записках он отметил, что только благодаря широкой веротерпимости возможно было захоронение Станислава-Августа Понятовского и французского военачальника в столице православной России. «Рядом с телом изгнанного короля лежит изуродованное тело Моро, – сообщает маркиз де Кюстин. – Император Александр приказал перенести его сюда из Дрездена. Мысль соединить останки двух людей, столь достойных сожаления, чтобы слить в одну молитву воспоминание об их неудавшихся судьбах, кажется мне одной из самых благородных мыслей этого монарха, который, никогда не должно забывать этого, казался великим даже при въезде в Париж, откуда только что выехал Наполеон» [324].

В годы борьбы с Наполеоном иезуиты по-прежнему заведовали собором Св. Екатерины и коллегией, где получали образование питомцы из семей российской знати. Утратив свое влияние при Дворе, иезуиты сосредоточили свои силы на проповеди католичества, главным образом среди родовитых семейств. Некоторые из питомцев коллегии по завершении образования переходили в католичество. На это обратил внимание император Александр I, вернувшийся в Санкт-Петербург после долгого пребывания в странах антинаполеоновской коалиции.

В проповедях, звучавших в те годы в соборе Св. Екатерины, иезуиты допускали критику иных вероисповеданий, в том числе и Православия. Особенно преуспел в этом член «Общества Иисуса» Баландре (Balandret). С одной из его проповедей ознакомился князь А.Н. Голицын (1773–1844) (с 1805 г. – обер-прокурор Св. Синода, с 1810 г. управлял делами иностранных исповеданий). В своем письме на имя митрополита Станислава Богуш-Сестренцевича Александр Николаевич отмечал: «Некоторые места этой проповеди противны не только духу любви и мира, который должен одушевлять всякое истинное христианское учение, но и в особенности тем правилам, которые правительство искони наблюдало в отношении терпимости всех христианских Церквей в Российской империи.

Я не почитаю себя ни в праве, ни в обязанности входить в рассмотрение учения какой-либо Церкви, но по должности моей будучи обязан пещись о благоустройстве и сохранении тишины как в господствующей Греко-Российской Церкви, так и во всех терпимых и покровительствуемых в России исповеданиях, я покорнейше прошу Ваше Высокопреосвященство, чрез кого следует, сделать замечание патеру Боландру, чтобы он не дерзал впредь, под опасением строгого взыскания, делать какие-либо внушения, предосудительные для других христианских исповеданий и потому несовместные с миролюбием и с общественным порядком.

Если господствующая Церковь никогда не позволяет себе и малейшего отступления от сего священного правила, то тем менее может правительство допустить нарушение оного со стороны терпимой Церкви, которая, впрочем, пользуется полной свободой богослужения. Сия самая терпимость, которую столь явно осуждает римский проповедник, называя ее подпорой всех ересей, отдельных от Римской Церкви, открыла ему недра нашего отечества и сделала Церковь его сопричастною всех благодетельных попечений правительства» [325].

«Общество Иисуса» восстановлено папой Пием VII в 1814 г., и это придало иезуитам смелость и решительность, чем и объясняется «раскованность» Баландре, имевшая для ордена весьма неблагоприятные последствия. «Уже одно то обстоятельство, что князь Голицын с замечанием иезуиту Баландру обратился не к генералу ордена, а к митрополиту, власть коего орден не признавал, показывало, что правительство переменило наконец свое доверчиво-выгодное мнение об иезуитах» [326], – пишет граф Д.А. Толстой.