Бита за Рим (Венец из трав) - Маккалоу Колин (мир книг TXT) 📗
— Теперь уже Цинна, — продолжал фламин Юпитера, — не ассоциируется с черным дроздом. Он ассоциируется с прахом, потому что именно в прах я превратил мертвую голову птицы и шесть ее мертвых птенцов. Я сжег их в соответствии с ритуалом очищения. Хотя я не являюсь истинным истолкователем, для меня в этот момент стало совершенно ясно, что эта примета имеет сверхъестественное сходство с олицетворением Луция Корнелия Цинны и шести его народных трибунов. Они осквернили Великого бога Рима, который ныне подвергается большой опасности — и все из-за них. Кровь же означает, что Луций Цинна и его народные трибуны станут причиной еще большего раздора и еще больших общественных беспорядков. Я не сомневаюсь в этом.
Сенат загудел, думая, что Мерула уже закончил, но шум мгновенно стих, когда он заговорил снова:
— Еще одно, отцы Сената. Пока я стоял в храме, дожидаясь великого понтифика, то ради утешения взглянул в улыбающееся лицо статуи Великого бога. Оно имело хмурый вид! — Он побледнел. — Я выбежал из храма, поскольку не мог больше находиться в нем.
Слушатели невольно содрогнулись. Гул голосов возобновился.
Гней Октавий Рузон поднялся на ноги и посмотрел на братьев Цезарей и великого понтифика Сцеволу так, как, должно быть, глядела кошка, только что сожравшая черного дрозда в храме.
— Я думаю, сенаторы, что нам следует отправиться на Форум и с трибуны рассказать, что случилось. И попросить совета. После чего мы продолжим заседание Сената.
История Мерулы и предсказание Куллеола произвели неизгладимое впечатление на собравшихся. Они выглядели испуганными, особенно после того, как Мерула дал свою интерпретацию происшедшего, а Октавий объявил о намерении добиваться изгнания Цинны и шести народных трибунов. Никто не посмел возразить.
Воспользовавшись этим, Гней Октавий Рузон после короткой паузы повторил свое требование относительно Цинны и народных трибунов.
Затем поднялся великий понтифик Сцевола:
— Принцепс Сената, Гней Октавий, отцы-основатели! Как вы все знаете, я один из главных истолкователей римских законов и к тому же сам составлял их. По моему мнению, не существует законного способа отстранения консула от должности, прежде чем истечет срок его полномочий. Однако можно добиться приблизительно той же цели с помощью религии. Мы не можем сомневаться, что Юпитер выразил нам свое мнение двумя различными путями — через своего фламина и через старика, которого мы знаем как заслуживающего доверия прорицателя. Рассматривая эти два почти одновременных события, я предполагаю, что Луций Корнелий Цинна совершил кощунство. Это не отнимает его консульской должности, но вызывает к нему религиозную ненависть, что лишает его возможности выполнять консульские обязанности. То же самое относится и к народным трибунам.
Октавий счел за лучшее не вмешиваться; казалось, Сцевола хотел сделать что-то еще. Однако это «что-то» не позволяло вынести Цинне смертный приговор — а ведь именно смертный приговор был тайной целью Октавия. Цинна должен быть окончательно устранен!
— Фламин Юпитера — и никто иной! — стал свидетелем событий в храме. Он также является личным жрецом Великого бога. Его должность настолько стара, что появилась даже раньше римских царей. Он не имеет права входить в соприкосновение со смертью, не имеет права руководить войной и касаться тех субстанций, которые связаны с оружием войны. Я предлагаю утвердить Луция Корнелия Мерулу, фламина Юпитера, консулом-суффектом — не вместо Луция Цинны, но скорее чтобы опекать, оберегать эту должность. В таком случае старший консул Гней Октавий не окажется без коллеги. Кроме того, во время войны в Италии, когда обстоятельства препятствовали подобной практике, ни одному человеку не позволялось быть консулом единолично, без коллеги.
— Я согласен с этим, Квинт Муций, — кивнул Октавий. — Позволим фламину Юпитера сидеть в курульном кресле Луция Цинны в качестве его хранителя! Теперь я предлагаю Сенату проголосовать за эти два взаимосвязанных решения. Те, кто за то, чтобы рекомендовать центуриатным комициям, во-первых, объявить Луция Цинну и шесть народных трибунов совершившими святотатство и изгнанными из Рима и всех римских земель и, во-вторых, утвердить фламина Юпитера консулом-суффектом, пожалуйста, встаньте от меня справа. Те, кто против, — слева. А теперь, будьте добры, давайте разделимся.
Сенат последовал этой двойной рекомендации без единого протестующего возгласа, и центуриатная комиция, состоявшая почти из одних сенаторов, собралась на Авентине за пределами померия, но внутри городских стен. Никому не хотелось проводить это собрание на Марсовом поле, на пропитанной кровью земле. Все предложенные меры были утверждены законом.
Старший консул Октавий объявил, что он удовлетворен, и управление Римом продолжалось уже без Цинны. Но Гней Октавий не сделал ничего, чтобы укрепить свои позиции или защитить Рим от беглецов, официально провозглашенных святотатцами. Он не собрал легионы и даже не написал своему начальнику, Помпею Страбону. Разгадка столь беспечного поведения заключалась в том, что Октавий слепо поверил в поспешное бегство Цинны и шести его трибунов, которые, как он полагал, присоединятся к Гаю Марию и восемнадцати другим изгнанникам на африканском острове Церцина.
Однако Цинна вовсе не собирался покидать Италию. Не входило это и в намерения шести народных трибунов. Спасшись от побоища, устроенного на Марсовом поле, они быстро захватили с собой вещи и деньги и собрались у дорожного столба на Аппиевой дороге возле Бовилл. Здесь они решили, что же им делать дальше.
— Я беру с собой в Нолу Марка Гратидиана и Квинта Сертория, — отрывисто проговорил Цинна. — Там расквартирован легион, который ненавидит своего командира — Аппия Клавдия Пульхра. Я намереваюсь отобрать у него этот легион и по примеру своего родственника Суллы повести на Рим. Но прежде мы должны навербовать как можно больше сторонников. Вергилий, Милоний, Арвина, Магий, я хочу, чтобы вы совершили путешествие по италийским городам и добились там поддержки. Везде говорите одно и то же: Римский Сенат изгнал своего законно избранного консула, поскольку тот попытался распределить новых граждан по всем тридцати пяти трибам равномерно, а Гней Октавий перебил тысячи порядочных, законопослушных римских граждан, собравшихся на законно созванное собрание. — Он криво улыбнулся. — Нам будет так же тяжело, как во время минувшей гражданской войны. Корнут и я найдем тысячи вооруженных и закованных в доспехи бойцов среди марсов и других италийских племен. Сейчас они все скопились в Альбе Фуценции. Милоний, ты получишь эти войска и распределишь по легионам. А я, после того как заберу легион у Аппия Клавдия, разграблю военные склады в Капуе.
Таким образом, четыре народных трибуна внезапно появились в Пренесте, Тибуре, Реате, Корфиний, Венафре, Интерамнии и Соре. И везде они взывали к чувству справедливости. Они не ошиблись в своих ожиданиях. Истощенные войной италики жертвовали на эту новую кампанию последние деньги. Силы мятежников медленно росли, и кольцо вокруг Рима сжималось.
Сам Цинна, не встретив никаких препятствий, склонил к нарушению присяги легион Аппия Клавдия Пульхра, расположенный в окрестностях Нолы. Суровый и надменный Аппий Клавдий, который все еще втайне от всех глубоко переживал смерть своей жены и судьбу сына, послушно расстался с командованием, даже не попытавшись привлечь солдат на свою сторону. Он просто сел на коня и отправился к Метеллу Пию в Эзернию.
То, что Цинна поступил правильно, взяв с собой Квинта Сертория, он понял, когда достиг Нолы. Прирожденный военный, Серторий имел завидную репутацию среди рядовых солдат, которая сохранялась на протяжении почти двадцати лет; он получил венец из трав в Испании и дюжину венков менее престижных — в кампании против нумидийцев и германцев; он был близким родственником Гая Мария, и этот самый легион он лично набирал в Италийской Галлии три года назад. Люди хорошо знали и любили Квинта Сертория. И совсем не любили Аппия Клавдия.
