Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - Эрлер Ольга (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Птолемей же думал о том, как обожает любить ее в таком полусонном состоянии, разнеженно-покорную, не принадлежащую себе, но безраздельно ему одному.
Глава 4
«Я буду любить тебя всегда». Тир.
Январь — март 332 г. до н. э.
Мир, как известно, тесен, и каждого человека мы встречаем в жизни по крайней мере два раза.
Парменион захватил вдову Мемнона Барсину вместе с казной и другими персидскими аристократками в Дамаске и предложил Александру в подруги. Ее отец Артабаз был сыном царской дочери. Таким образом, Барсина была «подходящих» царских кровей и совмещала в себе две культуры: знала два языка, 10 лет своего детства-юности прожила при дворе Филиппа в Македонии, где в свое время нашел приют ее отец. Она была старше Александра на несколько лет и к моменту их новой встречи имела четверых детей. Александр прекрасно помнил ее по прошлой жизни и решил, что Барсина идеально подойдет для своей роли — не мешать и не создавать проблем. В ней была замечательная хамелеонская черта — она идеально вписывалась в предложенные обстоятельства и подстраивалась под любые характеры. Чувства не играли в ее жизни большой роли, кроме одного — себялюбия. Александр поблагодарил Пармениона за заботу и принял подарок.
Персиянка уже присутствовала на паре вечеринок с Александром и больше не была ни для кого новостью и темой для живейшего обсуждения. Судьбе было угодно, чтобы Таис пропустила тот момент, когда в жизни Александра появилась Барсина. Они еще не сталкивались, и афинянка о ней ничего не знала.
Так, полная самых добрых ожиданий, ничего не подозревая, Таис входила на пир в шатер, здороваясь и улыбаясь. Она привычно мельком взглянула на Александра и спокойно отвела глаза, но вдруг что-то смутило ее, и ей пришлось бросить еще один взгляд в его сторону. О, боги, что это?! Рядом на его ложе не привычный Гефестион, а какая-то незнакомая женщина. У Таис застучало в висках. Перед ее мысленным взором застыла картина: персиянка, но одета по-гречески, жмется к Александру (!), кокетливо смотрит из-под бровей, а тот, как ни в чем не бывало, улыбается ей в ответ. Таис зажмурилась, почва закачалась под ногами, мир вокруг закружился в вихре, в ушах загудело, и страшная тяжесть охватила ее. «Скорее бы упасть, тогда мне станет лучше…» — успела подумать Таис.
Очнувшись, Таис увидела склонившихся над ней Птолемея, Леонида, Селевка, Кена. Собрав силы, она прошептала: «Леонид…» (По лицу Птолемея прошла тень.) Тот дал ей глоток вина и отер мокрой рукой лицо: «Что с тобой? Много каталась верхом или женские дела?» — «Да, женские…» — ухватилась она за эту мысль. И тут услышала голос Александра и решительно взялась за руку Леонида: «Скорее уведи меня отсюда». Ненависть моментально вернула ей силы, и она, опираясь на руку Леонида, быстро покинула «праздник».
Таис не отвечала на расспросы фессалийца и думала лишь о том, чтобы дойти до дома и скорее остаться одной.
— Пожалуйста, со мной все хорошо, да, я лягу, да, служанка поможет, иди, иди, пожалуйста.
Таис чувствовала страшное возбуждение, но голова казалась холодной и пустой. Оставшись в одиночестве, она как во сне достала бритвенный нож и, не глядя, с яростью полоснула по запястью. От резкой боли закричала, ее испугал вид брызнувшей фонтаном крови. Таис зажмурилась, ей хотелось, но не получалось зажать порез здоровой рукой.
Леонид ворвался в дом, бросился к ней. Окровавленная Таис, не отдавая отчета в своих действиях, вырывалась из его рук. Только с помощью вбежавших слуг ему удалось скрутить ее, обработать и перевязать рану, и кое-как, с третьего раза, влить успокоительные капли. Таис трясло как в лихорадке, и Леонид долго успокаивал ее, пока она постепенно сама по себе не впала в транс, без всякого выражения глядя в одну точку и раскачиваясь. Когда лекарство подействовало, она уснула и спала неспокойно, всхлипывая и вздрагивая всем телом.
Потрясенный Леонид взял обещание со слуг хранить случившееся в тайне. Приказал передать пришедшему Птолемею и посланнику от Александра, что госпожа спит, и все нормально. Сам же просидел до утра в тяжелых раздумьях, придя к малоутешительному выводу, что не в состоянии ничего понять.
На следующее утро Леонид умело лечил ее рану. (Уж кто, как не мужчины, проводившие жизнь в войнах, разбирались в лечении ран.) Таис же скупо извинилась за беспокойство и попросила не мучить ее расспросами, и все забыть.
— Шрам не изуродует тебя сильно, — Леонид погладил ее холодные пальцы и поцеловал их.
Таис же вспомнила, как их гладил Александр, когда лежал в горячке. Больной, с затуманенным сознанием, он был добр и нежен с ней. Но причиной тому было лишь затуманенное сознание. Она сделала неправильный вывод, впрочем, как всегда. Она ошиблась в своих надеждах. Но не стоит сейчас думать о нем. Ни сейчас, ни…когда — никогда. Хватит врать себе и жить в вымышленном, желаемом мире. Раз уж не получилось совсем уйти из жизни — судьба в лице Леонида вмешалась, не допустила пойти по пути наименьшего сопротивления, — значит, придется жить по-новому. В том мире, каков есть. «Быть умницей». У нее сжалось сердце. «Я обязательно научусь. Только не сейчас, сейчас я слишком устала…» — прошептала она, путая от слабости два мира — действительности и фантазии.
— Ты устала? — переспросил Леонид.
— Что?
— Ты сказала, что устала. Поспи еще, сон — лучшее лекарство от… всего.
Таис подняла на него взгляд, полный отчаяния и досады на ту жизнь, до которой она дошла.
— Не бойся ничего, я с тобой, и все будет хорошо, очень скоро все будет хорошо, все пройдет, и будет хорошо. — Он утирал ей слезы и гладил растрепанные волосы.
— Мне холодно, полежи со мной…
Сколько времени прошло, сколько часов, дней…
«О, Киприда, сколько раз я пыталась убить свою ненужную любовь и вернуться на свои круги. Все будет по-старому. Какой ужас… Сколько раз я искренне старалась жить только своей жизнью — без него. Но что есть моя жизнь без него, если он и есть моя жизнь. У меня нет ничего другого, потому что я сошла с ума. Почему, наконец, не разорвется мое разбитое сердце, почему не придет ко мне смерть и не избавит от этих мук. Какое унижение! Я унизилась до ревности, до крика о помощи. Почему я пристала к этому человеку, как пиявка? Где мое чувство собственного достоинства, здравомыслие, наконец. Зачем я ищу подтверждений его возможного расположения ко мне и игнорирую все подтверждения обратного. Расположенный ко мне человек сейчас со мной рядом и следит за тем, чтобы я не наложила на себя руки. А ведь он так же несчастен, как и я. Только причина его мучений — я, сама измученная другим. Какое несовпадение, какой замкнутый круг. Все так сложно, а хотелось только быть счастливой. Александр, почему, Александр?! Как жаль…» Она не заметила, что плачет.
— Что ты плачешь, детка, — наклонился над ней Леонид. — Что ты хочешь? Что тебе сделать?
— Сделай так, чтобы я умерла.
На собрании в Марафе обсуждали дальнейшие действия македонской армии: надо ли удовлетвориться достигнутым или стоит идти за Евфрат, чтобы там окончательно разбить Дария. Александр хотел в первую очередь избавиться от морской угрозы и настоял на подчинении Финикии, основного поставщика флота персов, и захвате ее гаваней. На узкой полосе восточного побережья Внутреннего моря жил немногочисленный, но очень влиятельный народ — торговец от бога. Жители Тира, Сидона, Триполиса, Арада, Библа, Берита и Акко были богаты, хитры и склочны. Они ненавидели как персов, так и греков, но еще больше — друг друга. Поэтому Александр рассчитывал на легкую победу. Действительно, посланцы Марафона, Библа и Сидона с красной лентой на лбу, как просящие о покровительстве, не замедлили появиться.
Именно из Сидона была родом азиатская принцесса Европа, которую выкрал влюбленный Зевс, приняв облик золотого быка. На его спине она переплыла море и попала на Крит, где родила Зевсу троих сыновей. А брат Европы Кадм, отправившись на ее поиски, стал основателем беотийских Фив, которые разрушил Александр. В Сидоне Александр принял участие в ритуальной ассирийской охоте на львов, и поручил Гефестиону подыскать нового царя для города. Нашелся один дальний родственник низложенного царя — садовник, по воле Александра попавший из садовников в цари.
