Жизнь других людей - Нортон Шейла (книги бесплатно без .TXT) 📗
– И мы с Норой поехали с ней в больницу. – Эди складывает руки на груди, снова переживая происшествие. – Они тут же ее приняли. Все любят ругать государственные больницы!
Я понимающе киваю.
– Но я могу сказать одно: они только взглянули на нас и приняли немедленно.
– Прекрасно. Рада это слышать.
– В конце концов, мы свое заплатили, верно? Мы пережили войну, и когда мы попадаем в подобную переделку, мы заслужили…
– Так что же произошло? – перебиваю я, опасаясь, что Эди безнадежно отклонится от темы.
– Они направили нас прямо на рентген, и… оказалось… все кости целы. – Она внезапно обрывает свой рассказ. – Бет, милая, а печенья больше не осталось?
Я протягиваю ей пакет с печеньем.
– Думаю, вы можете пойти домой передохнуть, – предлагаю я. – Пока я здесь. Вы с Норой наверняка просто сбились с ног, ухаживая за ней.
– Сбились с ног? Нам с Норой не привыкать, милая. Некоторые считают, что старухи сидят целыми днями сложа руки, но должна тебе сказать…
Я мягко беру ее под руку и, слушая нескончаемый рассказ о том, как они проводят дни в неустанных трудах и заботах, провожаю ее до двери и помогаю спуститься с крыльца. Закрыв за ней дверь, я вздыхаю с облегчением.
– Ушла? – громко спрашивает Дотти.
– Да.
– Слава богу.
Я с улыбкой заглядываю в гостиную.
– Но ведь она желает вам добра?
– Кудахчет без умолку. Они обе кудахчут и суетятся вокруг меня, как пара выживших из ума старых куриц. Они действуют мне на нервы.
Я с облегчением узнаю прежнюю Дотти.
Я выключаю газовую горелку и открываю окно, чтобы немного проветрить комнату.
– Вам не жарко? Здесь настоящее пекло.
– Они все время кудахтали про покой и тепло. Чертов доктор! Хватит с меня тепла и покоя, когда я жарю кукурузу в духовке. Все, чего я хочу, – снова встать на ноги и сходить прогуляться с Тоссером. Да, мальчик? Скоро я буду в порядке, старина. Скоро мы пойдем гулять, как раньше!
Даже Тоссер ей больше не верит.
Когда она засыпает, я звоню в поликлинику и прошу позвать доктора Али-Хана.
– Нет, я не родственница. Я… ее подруга. Родных в этой стране у нее нет. Я очень волнуюсь за нее.
– Я не могу обсуждать с вами ее состояние, – виновато говорит он.
– Я понимаю, – быстро говорю я. – Врачебная тайна и все такое. У меня есть друг, который… – я спохватываюсь, чуть было не начав рассказывать совершенно незнакомому человеку о Мартине, – который работает в системе здравоохранения. Но речь не про ее состояние. Я знаю, что кости у нее целы. Полагаю, она немного ушиблась, не более того. Я знаю, что она страдает артритом, но таблетки, которые вы прописали, она не принимает.
Слыша это, он невесело смеется.
– Я хочу знать только одно… – я запинаюсь и выпаливаю: – Что с ней будет дальше, доктор? У нее нет никого, кто может о ней позаботиться, только две старушки-соседки, и я полагаю, рано или поздно она не сможет справляться сама.
– Тогда придется поставить в известность ее родных за границей, – говорит он. – Если она не сумеет сделать все, что нужно, сама.
– То есть продать жилье и переехать в дом престарелых? – спрашиваю я, понизив голос. – Дотти в состоянии это сделать, но она ни за что не согласится. Это-то меня и беспокоит. Она считает, что вот-вот встанет на ноги и пробежит лондонский марафон.
– Значит, с ней должны поговорить ее близкие. Это их дело. Поговорить или найти доверенное лицо, которое будет заниматься делами по их поручению.
– М-да. Уверена, она не расскажет им, что упала. Она гордая и упрямая старуха.
– Все старики похожи! – беспечно говорит он. – Это неизбежно.
– Что неизбежно?
– Старость.
Когда Дотти просыпается, я завариваю для нее чай и присаживаюсь рядом на диван. Тоссер смотрит на меня с нескрываемой ненавистью.
– Если больше ничего не нужно, я пойду погулять с Тоссером, – говорю я, понимая, что выбора у меня нет.
– Ты не могла бы сходить в магазин? – просит она, слабо улыбаясь. – Мои старушки постоянно предлагают свою помощь, но ведь они почти не выходят на улицу. Думаю, на следующей неделе мне станет получше, и тогда…
– Пока неизвестно, – мягко говорю я.
Демонстративно не обращая внимания на мои слова, она берет газету и ищет очки.
– Когда вы звонили сыну? Или дочери? – не унимаюсь я.
– Я им давненько не звонила. – Она поднимает глаза. Она прекрасно понимает, к чему я клоню, и ждет, что последует дальше.
– Вы должны рассказать им, что случилось. Это важно.
– Глупости. Что толку их беспокоить? Они слишком далеко, чтобы что-то предпринять. Начнут дергать и пилить меня по телефону, делай это, делай то, иди к доктору, пропади он пропадом, принимай таблетки. – Она морщится. – Зачем они мне, Бет? Ведь у меня есть ты…
– Но я не могу приходить к вам каждый день, Дотти!
– …Завтра придут эти милые девчушки из школы. Они тоже очень славные. Недавно принесли мне целую кучу всякой всячины. Конфет, журналов…
– Молодцы.
– На крайний случай, есть две старые перечницы по соседству, – добавляет она. – У меня все нормально.
Я сдаюсь:
– Так что вам купить?
– Две пачки печенья, хлеб и немного масла. Да, еще собачий корм. И чай в пакетиках.
– Вы нормально питаетесь? – спрашиваю я. – Может, купить фарш или курицу? Или овощей?
– Я ем то, что мне нравится, спасибо! – отрезает она. – Я еще не совсем выжила из ума, чтобы со мной нянчиться. Не то что эти двое по соседству!
– Я знаю, – примирительно говорю я. – Идем, Тоссер. Где твой поводок? Убери зубы, хорошая собачка.
Пока я ищу поводок и надеваю пальто, Дотти делает вид, что читает газету. Но когда я заглядываю в комнату, чтобы попрощаться, я вижу, что она спит.
Когда я возвращаюсь, она все еще дремлет. На нее это не похоже. Наверное, она в самом деле неважно себя чувствует, а возможно, ее просто утомили Эди и Нора. Я тихо беру старую, потрепанную записную книжку, которая лежит у телефона, и уношу ее на кухню, где списываю два номера – телефон ее сына в Сиднее и дочери в Чикаго. Потом заканчиваю уборку и начинаю готовить ланч.
– Я навещу вас в пятницу, – обещаю я. – Мы придем вместе с Элли.
– Чудесно, – ее лицо светлеет. – Бет, милая, твои деньги на комоде.
Порой мне кажется, что я беру плату за то, что навестила друга.
Днем я набираю чикагский номер.
– Простите, что вмешиваюсь, – говорю я дочери Дотти, – но если бы речь шла о моей матери…
– Я рада, что вы позвонили, – приветливо говорит она. – Мама все время рассказывает о вас, Бет.
– Вот как? – удивляюсь я.
– Да. Думаю, общение для нее куда важнее уборки, верно? Мы так рады, что вы навещаете ее и присматриваете за ней.
– Но мне это приятно! Она такой милый человек, ваша мама, в ней столько жизнелюбия… – Поколебавшись, я продолжаю: – Надеюсь, то, что случилось, не лишит ее присутствия духа. Похоже, она… очень утомлена.
– Если бы она слушалась доктора!
Пропади он пропадом, усмехаюсь про себя я.
– Мы с Дэвидом, – продолжает она, – Дэвид – это мой брат, он живет в Сиднее, уговаривали ее переехать к нему. Несколько лет назад она туда ездила.
– Да. Она часто вспоминает об этом.
Рассказывает, как ей там не понравилось.
– Она ни за что не признается, что в Австралии ей понравилось. Говорит, что там отвратительно, и мы больше не пытаемся убедить ее переехать. Хотя так было бы куда лучше для нее.
Для нее? Или для ее родных?
– Как бы было здорово, если бы она жила с ним или со мной. Я бы взяла ее к себе, в Чикаго, но здесь ужасная зима. В Австралии ей жилось бы прекрасно, у Дэвида отличный, просторный дом, они с радостью поселили бы ее у себя. О ней бы заботилась Джулия, его жена. – Она вздыхает. – Как бы мне хотелось, чтобы мама согласилась. Нам было бы куда спокойнее. Поговорите с ней об этом, Бет!
