Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - первый аккорд (СИ) - Голинченко Екатерина Андреевна "Маргарита Андреева"
Огонь не причинял вреда Маргарите, её тело оставалось невредимым.
— Ну, конечно же! — Джон хлопнул себя ладонью по лбу и рассмеялся, — Огонь — стихия Маргариты. Молодец, искорка моя. Но… она же может задохнуться от дыма. Ты
убиваешь её! КАЛИ!!! Что ты им наговорила? Какую ещё ложь ты им внушила? Зачем? В голове не укладывается…
По мановению его руки замерло даже пламя костра… У него было несколько секунд… Метко метнув нож, разрезавший верёвки, которыми была связана девушка, Джон в один прыжок оказался на эшафоте, чтобы поддержать Маргариту.
* * *
Не найдя лучшего способа заставить девушку замолчать, Джон закрыл ей рот поцелуем. Сначала она хотела сопротивляться, но потом её руки сами вспорхнули вверх и обвили его шею. Нахлынула волна отрывчастых болезненных воспоминаний, сердце, будто пронзили раскаленной иглой, по нервам и сосудам потекла расплавленная лава, а слёзы сами готовы были политься из глаз, и крик застрял в горле, но, он неосмотрительно прикоснулся к её спине, где болели ещё не зажившие шрамы. Через мгновение Чёрная Роза уже контролировала ситуацию — она резко отстранилась от него, переводя дыхание.
— Ты… — она не находила слов, — Да кто ты такой?! Что ты делаешь со мной? Почему? — растерянно пробормотала она.
— Маргарита, вспомни, кто я, кто мы. Постарайся. Ведь ты не забыла — ты же всё помнишь. Помнишь. Мы это уже пережили один раз — любовь нельзя забыть. Ты меня совсем не узнаёшь? Ты уже его жена или ещё любовница? И это при живом-то муже! — он старался в этих глазах разглядеть причину такого её пугающего состояния, — Твои глаза не солгут — ты во власти чар. Марго, посмотри на меня — я пока ещё жив! Против кого ты сражаешься? Ты это делаешь не по своей воле. Почему ты не послушала меня и не осталась в безопасности? Что он с тобой сделал? Я убью его! — парень попытался встать, но потерял сознание от болевого шока.
* * *
— Что со мной? Где мы? Голова болит, — девушка лежала на полу, белки глаз были красными от полопавшихся сосудов, губы пересохшие, из носа текла кровь…
— Мэгги, ты снова с нами. Это хорошо. Очень хорошо… — простонала Даниэлла, теряя сознание.
Маргарита бросилась к подруге:
— Данечка, скажи хоть слово! Кто тебя так? Неужели, это была я?
— Нет, малышка, не надо, — покачала головой златовласая, — Это уже не имеет значения.
— Что значит не имеет значения! — возмутился Джек, беря на руки Даниэллу:
— Моя подруга была мёртвой, а теперь она воскресла — не это ли повод для радости? — счастливо улыбнулась она.
* * *
Из-за колонны вышел Джон. Стройный, в красной шёлковой рубашке, вышитой золотом и подпоясанной плетёным кожаным поясом, в обтягивающих брюках, красных сапогах до колен, его алый плащ касался земли… Он был великолепен.
Длинный меч описал полукруг и высек искры из каменного пола в том месте, где миллисекунду назад была Даниэлла… Она ещё раз перекатилась, чудом избежав чудовищного удара сверху. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, не в силах поверить, и вяло отмахиваясь от его атак.
— Как же это… Брат.. Я не могу… — непонимающе бормотала она.
Он ухмыльнулся. В глазах — жестокость и холод…
Следующий удар пришёлся Даниэлле в плечо. Она вскрикнула и отскочила. Рука, державшая меч ослабела, и он чуть не выскользнул — она перекинула его левую руку.
— Дерись! — прикрикнул Джон.
— Ты что это творишь, а?! — сиреневоволосый юноша попытался вмешаться, но, Джон легко, словно котенка, отшвырнул его в сторону.
Решив не тратиться на бессмысленные разговоры и вопросы, девушка отчаянно ринулась в бой в надежде вымотать противника. Они рубились молча, весь остальной мир перестал существовать. Клинки сшибались, сталь визжала, рукояти выкручивали руки, пот застилал глаза. Дэни слабела. Была задета нога, на теле — множественные ранения. Рука онемела — вот-вот и она вообще откажется повиноваться.
А глаза его молили о помощи:
— Ты сможешь, — он старался говорить одними губами, — Убей меня. Ты должна. Мне уже не поможешь. Я всё понимаю, но не могу остановиться. Маргарита не способна на такое — ты … помоги мне…
Даниэлла ошарашенно посмотрела на него, отступая…
Маргарита не могла смотреть спокойно на поединок двух близких ей людей… Она отошла чуть в сторону, судорожно соображая, как же можно остановить это безумие — дышать было всё тяжелее — приступ удушья сковал и тело, и разум, а мысли путались в воспалённом мозгу.
Это был шаг отчаяния — между Джоном и Даниэллой внезапно оказалась Маргарита:
— Опомнитесь! Прекратите это безумие, заклинаю вас! — взмолилась она.
Точный выпад… Девушка замерла и вскрикнула, но не от боли. Её губы дрожали, в тёмных, слегка раскосых, глазах застыло удивление, и они были полны слёз, кровь тонкой струйкой текла у неё изо рта и капала на пол. Вся жизнь, вместе с печалями и радостями, взлётами и падениями пролетела, как один миг…
— За что, Маэстро? — взор затуманился, ноги слабели, — Я не могу поверить… — едва слышно простонала Маргарита.
Джон резко выдернул меч и вовремя подхватил девушку:
— Дурёха, зачем ты полезла? — прохрипел он, и его взгляд, и его голос были словно чужими. — Ты ведь это не серьёзно, правда? — Маргарита посмотрела на него своими прекрасными глазами, — Я не верю. Посмотри — это мы. Ты не можешь так поступить с нами. Ты наш друг, ты не мог нас предать. Это же не ты… Ты, ведь не хотел этого…
* * *
Маргарита посмотрела на мужа — в его глазах была боль… Но, и блондин не собирался просить пощады.
Было видно, что Джон решил поиграть… Он не спешил, атаковал вяло, давал белокурому свободу передвижения. Глаза Джона блестели по-кошачьи, а с губ не сходила ухмылка…
Кошки-мышки продолжались…
Девушка с удивлением отметила, что у светловолосого прекрасные навыки. Фехтовал он не в первый раз… Движения были чёткими, спокойными и грациозными, он не красовался, не старался делать эффектных трюков… хотя, конечно, единственной его задачей на тот момент было выжить, что очень непросто, если дерёшься с самим Ямой.
А тому, похоже, игра надоела. Он нещадно рубил, и у парня еле хватало сил удержать меч. Искры летели.
Его меч с раздражающим лязгом, режущим по всем слуховым рецепторам до тошноты, скрестился с мечом Маргариты. Натиск был настолько силён, что девушке пришлось удерживать меч обеими руками:
— Прошу, перестань! Это не честно! Я не могу сражаться с тобой! — шептала она пересохшими губами.
Ему гораздо легче было бы убить себя, но постоянно мучивший вопрос — «за что?».
Хотел ли он услышать на него ответ?
Его охватывало настоящее безумие, чему сейчас он был даже рад — лишиться рассудка и ничего не помнить и не знать, иначе это просто доведет его до последней черты:
— Да кто бы говорил о чести! Скажешь, ты честно со мной поступила? Или у меня на лбу написано «идиот»?! Я же любил тебя больше жизни, черт возьми, почему, собственно, «любил» — я же и сейчас тебя бесконечно люблю, — он говорил, точно выплевывая каждое из слов, — и мне сейчас так больно… так, если бы ты вскрыла мне вены и оставила медленно истекать кровью. Неужели, все твои признания и клятвы были лживы? Вся твоя любовь была ложью?
— Как ты мог поверить разным слухам? — Маргарита всё ещё надеялась воззвать к его разуму, прорвавшись сквозь пелену отчаяния и боли, — Как ты мог позволить ревности ослепить себя?! Я была не права, признаюсь, но и ты должен понять…
