Из тупика - Пикуль Валентин Саввич (книги онлайн полностью .txt) 📗
Он свое дело сделал - пленку уже проявляли лаборанты.
Ни одна страна в мире не имела тогда такой прекрасной техники аэрофотосъемки, какую имела Россия, смело брошенная в небо первым асом Нестеровым! Союзники до конца войны, словно дети малые, так и пробаловались с пластинками, которые давали лишь одиночные снимки. Зато русские инженеры создали фотокамеры, записывавшие на пленку целые маршруты полета.
Но... подвела французская пленка!
Лейтенант Басалаго, взволнованный более обычного, ворвался в прожаренный кабинет старого адмирала Виккорста.
- Пленка оборвалась, треснув от мороза! - доложил он.
Виккорст жадно схватил разорванную пленку.
- Неужели она треснула раньше, нежели полковник успел долететь до кромки? И есть ли вообще кромка льда?.. О боже!
Через сильную лупу, подойдя к окну, за которым умирал серенький денек, Они разглядывали фотомаршрут пьяного Казакова. Вот мелькнули под крылом его истребителя раскидистые окраины Архангельска, вот угадывался остров Мудьюг с бараками концлагеря, где сидели большевики, вот он полетел дальше. Он смело полетел в безлюдное ледяное море!
- Летит! - сказал Басалаго, пропуская длинную пленку между своих пальцев, и все вокруг него шуршало. - Летит, летит...
Черная, черная пленка - белый, белый лед. И сжимались сердца в тревоге - неужели всюду лед, лед, лед? "О боже..."
- Есть! - выкрикнул Виккорсг, бессильно опускаясь на стул. - Вы видите, лейтенант, все-таки пленка оборвалась счастливо...
Да. Лейтенант Басалаго видел, как под крылом самолета образовались темные (на пленке - белые) пятна разводий. Значит, море еще не все замерзло и припай возле берега можно разрушить... Дальше мороз хрустнул пленку пополам, катушка автомата двигалась уже вхолостую, аппарат продолжал снимать полет Казакова, ставший совсем бесполезным и ненужным...
- Чем вы, адмирал, думаете разрушить припай?
Виккорст, не отвечая на этот вопрос, потянулся к гарнизонному телефону, просил соединить его с генералом Миллером.
- Мы спасены, - сказал адмирал тихо. - Если ледокол сумеет разрушить припай возле береговой черты, мы сумеем прорваться в Горло... А там стоянка в Мурманске. Тромсе даст уголь, и - Англия... мы спасены!.. А где сейчас большевики?
И, закрыв трубку ладонью, адмирал сообщил Басалаго:
- Боже мой, они уже врываются в Холмогоры... Да, да, генерал. Я вас слушаю... Ни в коем случае! - закричал Виккорст. - Чего еще ждать? Откуда у вас этот неисправимый оптимизм? Нет, нет, нет - не слушайтесь своих штабистов и эсеров... - И адмирал раздраженно бросил трубку на рычаг. Оказывается, с утра весь наш фронт взломан красными. Как это случилось? Вы меня еще спрашиваете, лейтенант... Полки бунтуют и сдаются большевикам так дружно, словно их там медом всех будут мазать. Михаил Герасимович, ступайте на ледокол "Кузьма Минин" (я его знаю как самый мощный на флотилии) и передайте по секрету командиру, чтобы ставил котлы на походный подогрев. Эта волынка надоела... Уходя, есть лишь один способ уйти - это встать и уйти! Другого способа пока не придумано...
- И генерал Миллер... с нами?
- Да. Каюта для него уже забронирована. Он просил ближе к мидель-шпангоуту, где меньше будет трясти на ломке льда.
- Наконец... армия? - спросил Басалаго.
- Армия разложилась и не стоит наших забот о ней.
- Но, - дополнил Басалаго, - в городе немало людей, которые за сотрудничество с союзниками будут подвергнуты большевиками различным жестоким карам...
Длинные бледные пальцы Виккорста с розовыми ногтями чистых рук отбили нервную дробь.
- Я думаю, - ответил он, поразмыслив, - что во многих наших бедах повинна... Англия! Потому-то парламент этой страны морально обязан выступить против Красной Армии с дипломатические демаршем... Вам же, лейтенант, тоже будет отведена каюта! Я сказал, кажется, все. Можете идти!
Но Басалаго не уходил.
- Торопитесь на "Минина", лейтенант, - напомнил адмирал.
- Мне, - ответил Басалаго, - необходимы две каюты.
- Это слишком роскошно... Для кого?
- Но вы ведь знаете, что я не один. Я полон надежд, и княгиня Вадбольская с дочерью... Я не могу один! Я уже однажды вычеркнул, имя этой женщины из списков, она осталась, и теперь... Я требую для себя две каюты...
Адмирал прошел через кабинет, поправил в печи полено вычурной старинной кочергой.
- Такую женщину (он сказал "шеншину"), вы правы, мой друг, никак нельзя оставлять большевикам... Хорошо, пусть будет так. Две каюты... И всё - тайно, никто не должен знать, что мы уходим. Иначе нас сомнут... Лейтенант! - вдруг выпрямился Виккорст на фоне печных изразцов.
- Есть!
- Душевным слабостям сейчас не место, - наставлял его адмирал. - Людей много хороших, но всех не забрать. Вы должны ожесточить свое сердце. Не проговоритесь. Только княгиня! Только ее маленькая княжна! Только в виде исключения к вам и к вашим заслугам на Мурмане... Теперь - не мешкайте!
Слишком много знал лейтенант Басалаго, чтобы его можно было оставить в Архангельске; потому-то он будет спасен. Вместе с ним отбудут в счастливое изгнание за океан красивая женщина с красивой девочкой. И там, вдали от родины, он сумеет наступить на жестокое сердце - он вырвет с кровью любовь для себя.
"Было время, - размышлял Басалаго, направляясь на "Минин", - и я покорил весь Мурман... Неужели же теперь не смогу покорить одинокую женщину с ребенком на руках?"
- О-о, это отчаяние! - И он поднялся по сходне на ледокол.
* * *
В полном отчаянии "правительство спасения" стало искать преемников власти. Это был момент, когда власть хотели спихнуть кому угодно - хоть дворнику, хоть трубочисту...
Увы, добровольцев на это дело не находилась! Никто теперь в Архангельске не желал хоть один денек побыть министром!
Кажется, доля завидная? Был министром - это звучит весомо. Так и будешь до старости писать в анкетах: "был министром". Но вот как раз сейчас никто и не желал пачкать свою анкету...
Тогда эсер Борька Соколов предложил:
- Есть же люди, которые в славную годовщину "великой и бескровной" революции выступали с большевистскими речами? За это вы, Евгений Карлович, необоснованно закатали их на пятнадцать лет каторги... Помните такой грех за собою?
- Я же их недавно и освободил! - надулся Миллер.
- Вот эти люди, - продолжал Соколов, - как настроенные пробольшевистски, ближе всего подходят к настоящей ситуации. Они работники профсоюзов, и потому власть в области следует передать профсоюзам...
- На этом и порешили: быть по сему - вся власть профсоюзам!
Профсоюзы Архангельска брали власть при условии, что никто из их состава не будет (по старинке) арестован Миллером, что они проведут в городе митинги с призывом к мирному поведению.
- А мы, кажется, уходим, - сознался Миллер. - Это неудобно говорить, но обстоятельства сложились непредвиденные...
- Ваш уход меняет все дело, - ответили работники профсоюза. - Тогда мы просим, чтобы главнокомандующим в городе оставался полковник Констанди, как самый авторитетный, в армии человек...
Евгений Карлович чуть не упал на колени перед полковником:
- Сергей Петрович... спасите!
- Кого?
- Правительство!
- Пошло оно к черту, это правительство.
- Армию, Сергей Петрович... армию спасите!
Констанди понял: его оставляют заложником.
- Ладно, - нервно ответил он. - Я остаюсь...
...Буксирные ледоколы, отчаянно дымя, с грохотом обламывали звонкий панцирь вокруг бортов тяжелого, будто уснувшего "Кузьмы Минина". Рвались петарды, забитые в глубину льда сверлами, легкие трескучие взрывы освобождали винты и рули. Скоро "Минин" задымил, и вот он, качнувшись, уже окантован черной чистой водой. Никто ничего не знал толком. Все было тихо и мирно. Команде сказали: пойдут обколоть лед на запани Маймаксы и вернутся обратно.
По Архангельску, словно вымершему, ходили одинокие люди, в пивных они грелись, делясь шепотком:
