Тайны митрополита - Ремер Михаил (читать книги регистрация .txt) 📗
– Чудеса, – осенив крестом сначала Булыцкого, затем Милована, а потом и себя, прошептал Радонежский. – Уж сколь про Иудин поцелуй убивающий сказано, да про оживляющий Николин… – не договорив, он закрыл глаза и снова осенил себя крестом.
– Милован! Милован! Как ты? – тормошил товарища преподаватель.
– Все, – откашливаясь, выдавил наконец тот. – Пение ангельское уже слыхивал. Довольно, думал; все, к Богу срываюсь. Да за что честь такая – ведать не ведаю, знать не знаю. А тут ты. За веревку, что душу с телом связывала, как дерни. Оно все перед глазами закружилось… И тут я вновь.
– Милован, дружище, в порядке!
– Спал уже, а тут сон – что пожар. Живо так! Подскочил, а оно и вправду: горю. Келья в дыму вся, жаром обжигает. Я – к двери, а она, окаянная, заперта. Ломиться начал, да дыму хватанул, – продолжал свой сбивчивый рассказ тот. – Оно аж перед глазами потемнело. А потом не помню. Сон только тот, да пение ангельское, да потом – ты. Почто на небеса уйти не дал? – вдруг насупился он.
– Богу лишь ведомо, когда да кому в кущи райские, – мягко вставил слово Сергий. – Знать, не все дела добрые, что отмерены тебе судьбою, сделаны.
– Твоя правда, – все еще дохая, прохрипел Милован. – Некомат где?
– Утек.
– Вот шельма! – зло процедил дружинник, добавив к тому еще несколько ну совсем непристойных оборотов. – Знал бы, руками своими придушил!
– Не бери греха на душу, – покачал головой Сергий.
– Какой уж там: не бери! Тут сам к Богу едва не ушел.
– Не ушел же.
Итак, Некомат сбежал. Ведомый какими-то своими соображениями, он решил избавиться от Николая Сергеевича и Милована, но милостью высших сил оба остались целы. Теперь, решая, что делать дальше, собрались в келье Сергия Радонежского, обсуждая дальнейшие шаги.
– К князю идти надобно бы, – все еще кашляя, проворчал Милован.
– Слаб еще, – твердо отвечал Сергий. – Вон душу Богу не отдал чуть. Здесь побудь.
– Принял бы я приглашение твое, кабы знал, что с Дмитрием Ивановичем все ладно да на уме у Некомата что, – проворчал тот в ответ. – Оно ему только ведомо, спалить кого хотел больше: меня или Николу.
– На тебя-то у него зуб какой? – пожал плечами Булыцкий. – В жизнь не встречались, и тут – на тебе.
– А у него и поспрошай, коли свидитесь, – прокашлялся дружинник. – А то, что обоих в келью ту нас с Николой Сергий благословил, так то окаянный слышал. Может, и видел, что я один зашел в нее.
Булыцкий не нашел что возразить и предпочел промолчать.
– Место намоленное, – негромко проговорил Сергий, – да диаволу неугодно оно вельми. Раз покусился, стало быть, и еще раз придет. Не так – иначе каким путем. И нет средств никаких от происков его, окромя молитвы смиренной.
– Молитвы – против дьявола, – веско напомнил Милован, и тут же закашлявшись, продолжил: – а против людины, – он по привычке потянулся к луку, но, вспомнив, что тот остался в полыхающей келье, лишь махнул рукой.
– А как с людиной такой или зверьем диким повстречаешься? Делать что будешь?
– Лук, – сплевывая мокроту, прогудел Милован, – мне Бог не подарит. А новый ладить – так то не одного дня дело. Все равно в Москву надо выдвигаться. Да так, – задумавшись, продолжал он, – чтобы всем видно было: спроваживаешь гостей. Коли так, так за нами пойдет душегуб этот, а твою обитель в покое оставит. Руки ловки, да сами сметливые. Бог даст – дойдем.
– А ежели по-другому Бог решит? Что тогда князю говорить будешь?
– А ежели по-другому, так все одно не дойдем, – здраво рассудил Николай Сергеевич. – Творцу и князя воля – не указ.
– Благослови, отче, – закашлявшись, добавил Милован.
– Мож, отлежишься чуть? И так хворый, а тут еще это.
– В Москве и отлежусь. Благослови, а то без благословления пойдем.
– Благословляю.
На том и порешили. Несмотря на охватившее всех после происшествия возбуждение, товарищи решили хоть немного, но поспать; путь неблизкий предстоял, и рассчитывать пока лишь на собственные силы приходилось, ну и на удачу; оно все-таки рассчитывал Милован на то, что купеческий караван какой повстречают они в пути. Да с ним и дойдут.
– А один-то чего пришел? – повторил свой вопрос Булыцкий. – Взял бы кого из дружины. Оно хоть бы Тверда. Все одно вдвоем ловчее.
– Да одному течь незаметней, – холодно отвечал Милован, да так, что Николай Сергеевич решил вопрос этот свой и не повторять больше. Оно надо будет – сам потом расскажет. Впрочем, правда была в словах лихого. Пошел бы дружиной, так кто его знает, чем бы оно все обернулось. Так хоть Некомата в лицо увидели, да теперь уже при случае точно узнают. Решив так, он повернулся на бок и почти сразу погрузился в сон.
Пятая часть
– Поднимайся, Никола, в путь пора, – разбудил трудовика тяжелый влажный кашель Милована. Булыцкий нехотя продрал глаза и с трудом приподнялся на топчане. – Отдохнули, пора и честь знать. Дорога вон неблизкая, – деловито изучая содержимое своей котомки, ворчал лихой.
Усталое тело отзывалось болью на каждое усилие и движение, голова кружилась, а в горле будь здоров как першило. Чуть напрягшись, пришелец припомнил события вчерашнего дня: Некомат, пожар, болезнь Дмитрия Ивановича. Сориентировавшись наконец, трудовик откинул рогожки и поднялся на ноги, тут же пятками босыми почувствовав холод отсыревшей древесины.
– Ноги-то поморозишь, – закашлялся бородач.
– Печь как слажу, так и все попусту будет, – в ответ проворчал тот.
– А как не сладишь? Тогда что?
– А тогда и посмотрим, – проворчал пенсионер.
– Вещичка-то ладная, жаль, что не удалась, – уважительно кивнул Милован. – А так; оно и огонь если погас уже, а камень-то все одно – теплый. Ладная, да только материалу не напасешься. А напасешься, так и не укупишь, – зашедшись в натужном кашле, закончил тот. – Но ты, ежели чего, спрашивай. Мои руки – тебе в помощь завсегда.
– Спасибо тебе, Милован. А для печи кирпич надобен. Каменьев точно не упасешься, – уже спокойней отвечал пенсионер. Бывший лихой в ответ лишь пожал плечами: мол, тебе видней, а я слово свое уже сказал.
Собраться много времени не заняло. Позавтракать, воды с припасами в дорогу с собой прихватить, берестяной свиток, по топорику, аптечку да пару валенок. Все? Вроде – да. Вот только все сидела занозой в голове мысль о том, что все-таки чего-то не хватает. Растерянно водя взглядом то по содержимому торбы, то по келье, а то и просто натыкаясь на бесконечно дохающего дружинника, Булыцкий тщетно пытался понять; что же именно его так беспокоит? Впрочем, ответа не приходило. В итоге, плюнув на все, преподаватель бросил это дело, рассчитывая на то, что память сама подскажет, если это действительно так важно.
– Идем, что ли? – окликнул его Милован.
– Идем.
Провожать товарищей вышла вся братия. Те даже, кто в молитвах смиренных проводил время, тоже выглянули из келий. Получив благословление Сергия, Милован с Булыцким развернулись и, не оборачиваясь более, мерно зашагали в сторону Москвы.
Хоть и окреп Николай Сергеевич за время, проведенное в монастыре, хоть и про хвори свои мало-помалу забывать начал, а все равно задыхаться вскоре начал. Оно слякоть месить все сложнее, чем даже и по снегу вышагивать; вон как прошлый раз с бывшим лихим сквозь чащи прорывались, хоть и с непривычки, так и то меньше устал. Так там хоть снегоступы были! И, хоть старался не показывать виду пенсионер, что выматывает его эта прогулка, а все равно спутник его это приметил да помедленней пошел.
– Милован! – окликнул его пенсионер.
– Чего тебе, Никола, – сквозь кашель отозвался тот.
– А как Дмитрий Иванович принять не велит, делать будем что?
– Примет, – проворчал тот в ответ.
– С чего вдруг? За старые, что ли, заслуги? Мол, что не соврал про Тохтамыша? Так то получается навроде лицемерия: сегодня хочу – все так будет. Завтра – по-другому все. Сегодня чужеродец нужен, – так и почет. А что завтра, особенно ежели тюфяков да пороху не дал, так и кукиш?
