Творящие любовь - Гулд Джудит (библиотека электронных книг TXT) 📗
— Я тоже на это надеюсь. — Ребекка помолчала. — Но знаешь, что хуже всего?
Элизабет-Энн отрицательно покачала головой.
— Я не могу даже вспомнить, как он выглядел. — Ребекка повернула к матери лицо с дорожками слез. — А ты ведь помнишь, правда, мама?
Та постаралась улыбнуться, но ее била противная дрожь.
— Конечно же, я помню, дорогая, — подтвердила она. — Конечно, помню.
Но когда Элизабет-Энн крепко прижала дочь к себе и закрыла глаза, то, как бы она ни старалась, ей никак не удавалось воскресить в душе четкий облик Заккеса Хейла.
Людмила медленно обошла вокруг Элизабет-Энн. Ее строгие проницательные серые глаза были задумчивы.
— Платье отличное, — наконец сказала она. И предупредила, погрозив пальцем: — Но будьте осторожны с булавками, а то уколетесь.
— Я буду осторожна, — пообещала молодая женщина, благодарная за совет.
Как всегда, Людмила все заметила: где мягкая гладкая ткань собиралась слишком толсто и где она не спадала так, как следовало. Элизабет-Энн знала: менее критичный взгляд и не заметил бы неравномерное распределение складок.
— Туфли так себе, но ничего, сойдут, — медленно проговорила Людмила, будто обращаясь к самой себе. — Но вот драгоценности… — На ее лице появилось выражение отвращения, она помахала рукой в воздухе. — Брошь никуда не годится.
Элизабет-Энн уныло посмотрела на украшение, приколотое ею у ворота, чтобы скрыть пятно. Камея досталась ей в наследство от тетки, и она всегда дорожила ею. Но Людмила права.
— У меня это единственная брошь, — призналась Элизабет-Энн. — А мне надо так или иначе скрыть пятно.
— Не волнуйтесь. Я одолжу вам одну из своих. А какое пальто вы наденете?
Элизабет-Энн кивнула в сторону стула.
— Это? — воскликнула Людмила с ужасом. — Нет. Нет, нет и нет. Никогда.
— Но это все, что у меня есть для такой погоды, — запротестовала Элизабет-Энн. — Мне придется его надеть.
— Я вам одолжу свое.
— Оно мне точно не подойдет.
— Почему? Из-за размера? — Людмила явно была оскорблена. — У меня есть шубка, специально для русской зимы, длинная — на мне она достает до земли. Даже рукава слишком длинны. Вам будет в самый раз. Так, а который час?
Элизабет-Энн бросила взгляд на часы, тикающие на камине.
— Он будет здесь меньше чем через пятнадцать минут.
— Пятнадцать минут! — воскликнула Людмила. — У нас нет ни секунды лишней. Я сейчас же вернусь.
Элизабет-Энн покачала головой, когда крошечная пожилая женщина выбежала из комнаты. Господи, что бы она делала без своей русской подруги?
Несколько минут спустя задыхающаяся нагруженная Людмила поднялась вверх по лестнице. Она несла два огромных деревянных ларца с драгоценностями, огромная шуба из настоящей русской рыси волочилась за ней по полу.
— Людмила! — в ужасе воскликнула Элизабет-Энн. — Я не смогу это надеть!
— Вы должны.
— Но только не шубу. Это же…
— Бешеные деньги. Я знаю, — нетерпеливо дернула плечом Людмила в ответ на возражения. — Вы, главное, не волнуйтесь.
— А вдруг я ее потеряю?
— Потеряете? — Людмила вытаращила глаза. — Ни одна женщина еще никогда в моей жизни не теряла свои меха. А теперь… — Она поставила шкатулки на стол. — Мы выберем драгоценности. — Она нагнулась над шкатулками, открыла их и начала в них копаться.
Элизабет-Энн не смогла сдержать изумленный возглас. Людмила всегда жаловалась на нехватку денег, и, если квартиросъемщик не мог заплатить в определенный день, она говорила, что с ней обязательно случится сердечный приступ. Но в двух ларцах хранились поистине королевские сокровища! Бриллиантовые диадемы, нитки рубинов и жемчуга всех размеров и форм, кольца, серьги, браслеты и броши — драгоценности, подаренные адмиралом. Украшения хаотично грудились в шкатулках, нитки жемчуга завязались узлом, отдельным сережкам невозможно было сразу найти пару.
— Вот! — неожиданно воскликнула Людмила. — Вот то, что нужно! — Она поднесла брошь к свету. — Правда, красиво? — спросила пожилая женщина, даже не стараясь скрыть удовлетворение. — Ее создал в Петербурге Эдуард Вильгельм Шрамм, работавший у Фаберже. Разве она не произведение искусства?
Элизабет-Энн смогла только молча кивнуть.
— Что же вы стоите? Возьмите! Не бойтесь до нее дотронуться, — проговорила Людмила и сунула брошку в руки Элизабет-Энн.
Та медленно поднесла украшение к лицу. Длиной три дюйма, шириной два, оно представляло собой эмалевый эллипс, обрамленный рубинами и бриллиантами и пересеченный византийским крестом из тех же драгоценных камней.
— Словами такое не описать, — сказала Элизабет-Энн.
— И что дальше? Приколите ее. Нет, дайте, я сама. — Людмила сняла камею и приколола русскую брошь точно на то же самое место. Потом отступила назад и всплеснула руками. — Восхитительно! А теперь надевайте шубу. — Она подняла ее и помогла Элизабет-Энн одеться.
Да, Людмила была права. Шуба, слишком длинная для маленькой женщины, у Элизабет-Энн спускалась немного ниже колен, а мех на рукавах был вровень с манжетами платья.
— О Господи! — выдохнула Людмила. — Вы сногсшибательны.
Элизабет-Энн повернулась к зеркалу и не поверила своим глазам, такой она выглядела элегантной.
— Я никогда не смогу отблагодарить вас, — тепло обратилась она к Людмиле. — Вы просто моя фея-крестная!
— Нам всем иногда не помешали бы крестные.
Раздался звонок в дверь.
— А теперь вперед, пока ваша карета не превратилась в тыкву!
Элизабет-Энн нагнулась и сердечно обняла ее. Крошечная изгнанница из России привстала на цыпочки и троекратно расцеловала подругу по русскому обычаю: в обе щеки и в губы.
8
Лестер Лоттомэн улыбнулся Элизабет-Энн.
— Ну вот мы и приехали, — сказал он, когда такси подъехало к стае сверкающих лимузинов, чьи водители собрались маленькой группой на тротуаре.
Женщина посмотрела в окно на городской особняк Хокстеттера и почувствовала, как ее оставляют последние крупицы уверенности. Это был не городской дом, во всяком случае, не такой, какими уставлена Грэмерси-Парк или улицы Гринвич-Вилледж. Этот дом принадлежал к вымирающей породе настоящих дворцов в миниатюре, когда-то украшавших Пятую авеню. Она еще плотнее закуталась в шубу, по-новому признательная Людмиле за ее щедрость.
Лоттомэн помог Элизабет-Энн выйти из машины, а она все еще благоговейно не сводила глаз с особняка. Три этажа гордо высились над окружающей его оградой из кованого железа. Ступеньки вели к резным двойным дверям первого этажа, обрамленным старинными фонарями. Яркий свет, лившийся из высоких французских окон с закругленным верхом, подчеркивал переплеты рам. До слуха Элизабет-Энн донеслись приглушенные звуки музыки. Они, казалось, спрашивали, как она осмелилась прийти сюда, на встречу с Лоуренсом Хокстеттером. Как могла она просить такого человека помочь ей с вложением капитала, который для него значил не больше — она поняла это только сейчас, — чем потерянная сдача.
Лестер Лоттомэн нервно засмеялся.
— Мы не можем вот так здесь стоять. Мы замерзнем. Давайте все-таки войдем.
Смущаясь, он взял Элизабет-Энн под руку и повел ее мимо ворот, потом вверх по широким чисто выметенным ступеням к парадной двери. Дворецкий сразу узнал его.
— Добрый вечер, мистер Лоттомэн, — сказал он тихо. У него был явный английский акцент, а лицо ничего не выражало.
— Добрый вечер, Бевин.
— Остальные гости в гостиной, сэр. Я полагаю, мистер Хокстеттер ждет вас.
Он поклонился Элизабет-Энн.
— Вы позволите вашу шубку, мадам?
Та лишь крепче сжала пальцами воротник. Ей не хотелось выпускать из виду ценный мех, но потом она напомнила себе, что вряд ли внутри она сможет оставаться в шубе.
— Да, спасибо, — ответила Элизабет-Энн, вновь обретая свои манеры.
Бевин взял ее шубу, а она разглядывала холл, где кругом был только первоклассный мрамор: начиная от скульптур, укрывшихся в нишах, до перил лестницы, поднимающейся через три этажа до гигантской застекленной ротонды.
