Лоцман. Лето кончится не скоро - Крапивин Владислав Петрович (книга регистрации .txt) 📗
От жуткого ощущения пустоты, потери, беды перехватило горло. Только поэтому я не заорал панически: «Сашка-а!!»
Куда он мог деваться? Среди редких прохожих затеряться невозможно. Да и не успел бы он отойти далеко… Может быть, побежал вон к той платформе и вскочил в вагон? Но зачем, что за дикая выходка?.. Да нет, и туда он не успел бы. Смог бы добежать только вот до этого ближнего эскалатора. Может, увидел наверху что-то интересное?.. Я шагнул на ступени.
Эскалатор оказался неожиданно быстрым. Он, делая широкие повороты, вынес меня в наклонный коридор, а оттуда я выскочил в стеклянный переход над подземными путями, где стояли красные и зеленые поезда. Сашки, разумеется, не было. И никого вокруг не было, не спросишь даже: «Не видели мальчика с синей сумкой?» Надо вернуться! Но где эскалатор, ведущий вниз? Я бросился по переходу, в конце его нашел крутой спуск без ступеней, он привел меня в круглый холл, где толпилось множество ребятишек с учительницами. Некоторые были одеты как Сашка, и я подбегал то к одному, то к другому, извинялся и вконец перепугал несчастных воспитательниц.
Черт меня понес! Надо было стоять и ждать! Сашка, наверно, вернулся и теперь ищет меня!..
Не понимаю, почему простая мысль найти дежурного и сделать объявление по радио не пришла тогда в голову. Видимо, от великой растерянности. Я метался по лестницам, коридорам, эскалаторам, по холлам и галереям и не мог выбраться к главному залу. Будто здешняя бабка Дар-Овражка водила меня… Я спрашивал людей, мне показывали дорогу, а я все попадал не туда. Просто до отчаяния дошел! Наконец рванул дверь с табличкой «Служебный вход»… и вышел в зал как раз позади киоска, где купил расческу.
Сашка был здесь. Беседовал с каким-то мужчиной. Спокойно, будто ничего не случилось.
Незнакомец был высокий, чуть сутулый, с длинным твердым лицом и короткой рыжеватой стрижкой. В серой куртке с «молниями» — штурманке. Он слушал Сашку и кивал. А тот говорил быстро и серьезно, что-то прямыми ладонями вычерчивая в воздухе.
— Сашка!
Он оглянулся.
— Игорь Петрович!.. Владимир Евгеньевич, это Игорь Петрович, я говорил. А это капитан «Даблстара».
— Капитан Пантюхин, — сказал тот, наклонив голову и глянув из-под желтых бровей.
— Очень приятно… — Я изо всех сил загнал внутрь досаду и раздражение. — Дорогой мой лоцман, куда вы исчезли? Я ношусь по всему вокзалу, как перепуганная курица, а ты…
— Исчез? — Сашка округлил рот и часто заморгал. — Я тут все время… Верно, Владимир Евгеньевич?
Тот поглядел на Сашку, на меня, поморщился:
— Это, наверно, я виноват…
— Уж наверно, — неприязненно сказал я.
— Да… Видимо, темпоральная волна. Это излучение липнет в вакууме, сразу не избавишься. Извините, ради Бога…
Сашка тоже смотрел на меня просяще. Я ничего не понял и сказал довольно грубо:
— Ладно, замнем…
Пантюхин быстро попрощался с Сашкой:
— Спасибо тебе, ты молодчина. Простая идея, а в голову не приходило… Будь здоров. — Тряхнул его за плечо, виновато кивнул мне и ушел, чуть пригибаясь.
Сашка опять посмотрел на меня. Удивленно и обиженно:
— Я правда никуда не уходил.
— Что же, галлюцинация у меня?
Он надулся, затеребил пуговицы на штанах.
Не хватало еще нам поссориться!.. И в конце концов, главное — что он со мной!
— Ладно… Может, правда эта капитанская волна виновата… А откуда ты знаешь капитана?
— Ой, да он у нас в Краснохолмске бывал! Пока у них стоянка… В кружке у нас лекции читал, про катамаран рассказывал! — Сашка повеселел. — Это не простой звездолет, а разведчик времени. Он движется не столько в пространстве, сколько по темпоральному вектору. Или даже по кольцу! Понимаете?
— Проще пареной репы, — нахально уверил я. — Пойдем-ка из этого заведения… пока сами не угодили в какое-нибудь темпоральное кольцо.
4. Самолет
Вторая половина дня запомнилась мне перепутанно. Опять были площади и улицы — то тихие, деревянные, то с блеском и многоэтажьем современных столиц. Иногда полузнакомые, а порой совсем фантастические. И книги, книги… В одной лавочке я увидел даже свой «Тополиный архипелаг» на японском языке. Почему-то застеснялся и положил книгу обратно — между цитатником Мао Дзэдуна и английской лоцией Красного моря.
В конце концов Сашка вывел меня на плоский берег, к излучине широкой желтоватой реки. Другой берег был тоже низкий, и на нем, в отдалении от воды, стояла одноглавая церковь, похожая на храм Покрова на Нерли. Я вспомнил, что видел ее, когда мы, мальчишки, плыли на плоту, связанному из надувных камер. Но сейчас нигде, даже у горизонта, я не различал города, только ровные луга, над которыми низко висело солнце. Белая церковь от вечерних лучей казалась вырезанной из слоновой кости, а травы золотились.
Я сел на корму брошенной в траве лодки.
— Вы устали? — спросил Сашка.
— Немного, — соврал я. На самом деле устал сильно. И все-таки было мне хорошо. Только не хотелось вставать.
— Ничего, — сказал Сашка. — Завтра у нас еще день… Куда пойдем? — И вскочил на другой конец лодки. — Может, туда? — Он махнул рукой. — Или туда…
Наверно, мне показалось или просто придумалось потом, но сейчас вспоминается, как при каждом взмахе его коричневой ломкой руки вдали открывалась то улица с причудливыми домами, то панорама целой столицы, размытая в предзакатном воздухе, то морская даль с желтыми от солнца парусами… Гибкий, с разлетевшимися волосами, покрытый бронзовым налетом, Сашка дирижировал пространствами. Смеясь, он оглядывался на меня… И это одно из самых хороших воспоминаний в моей жизни.
В Подгорье мы вернулись через амфитеатр с желтой сиренью (он оказался совсем недалеко от излучины). На улицах уже зажглись фонари. Было очень оживленно, городок готовился к празднику в честь недавнего грибного дождя. Стайками ходили парни и девушки с гитарами. Кое-кто уже в карнавальных костюмах. Промаршировала колонна мальчишек с флагами всех цветов. Впереди два малыша несли на носилках громадный турецкий барабан, а третий умело бил в него колотушкой.
— Завтра будет еще веселее, — сказал Сашка и почему-то вздохнул.
Через площадь Каменных Ворот несколько рослых ребят в алых рубашках катили желто-красный небольшой самолет. Он был, видимо, легонький, шпангоуты и нервюры проступали сквозь ткань плоскостей и корпуса.
— Неужели настоящий? Откуда он здесь?
— Да ну, просто макет, — пренебрежительно отозвался Сашка. — Это клуб «Расколотое небо». Они так протестуют против запрета на полеты. Ну, в общем символически…
— А похоже, что у него мотор…
— Он же электрический, слабенький. Чтобы винт крутился для видимости…
В гостинице я, рискуя навлечь недовольство хозяйки, все же заказал ужин в комнату. Сашка лениво сжевал сосиску, брякнулся на кровать, посадил под бок урчащего Чибу-котенка и открыл «Плутонию». Я устроился в кресле у окна. Большущий знакомый месяц висел над крышами и фонариками Подгорья…
Сашка вдруг виновато сказал из-за книжки:
— А себе вы там ничего не купили…
— Зато насмотрелся на разные диковины. За всю жизнь столько не видел.
— И все-таки главное не нашлось… — печально и упрямо произнес Сашка. — Вы ведь книгу про трехмерные зеркала искали?
Я помолчал и устало произнес:
— Не только… Я немного еще надеялся на чудо.
— На какое? — Сашка сел.
— Да тут такая история… В разные годы, когда у меня не получалась очередная книжка, мне казалось, что уже все: никогда я ничего путного больше не напишу. Знаешь, такое состояние, как у того самолета, — винт крутится, а сам ни с места… И вдруг спохватывался я, что есть одна тетрадь. Что в ней я начинал писать когда-то большую повесть, а потом почему-то отложил, хотя сделано было больше половины… И вот я вспоминал эту тетрадь и начинал понимать, что повесть в ней для меня самая главная. Самая лучшая. И это было как спасение…
