Абитуриентка. Студентка (СИ) - Абдуллов Роман (книги бесплатно без регистрации txt, fb2) 📗
— Ты куда⁈ — крикнула мама. — Допей сначала!
— Сейчас он вернется. — Санька неспешно встал, пригладил волосы и одернул футболку.
Потом с важным видом повернулся к Лере. Спустя мгновенье на кухню влетел взъерошенный Димка и, переглянувшись с братом, выпалил:
— Лер, мы ж из-за соревнований не успеем на твой день рождения, так что сейчас подарим…
Он протянул бархатную черную коробочку.
Лера ахнула. Неужели серьги купили? Но Димка сказал:
— Мы подумали, серьги у тебя уже есть, цепочка тоже, и вот… колечко…
Лера бережно открыла коробочку и чуть не рассмеялась. Колечко⁈ Эту штуковину они называют колечком⁈
Вот что у парней-подростков в голове? Подарить девушке огромную серебряную печатку! И с чем? С римским богом Солнца!
— С днем рождения, сестренка, — улыбнулся Санька. — Видишь — солнышко! Чтобы путь твой был светел.
— Спасибо… — прошептала Лера.
В носу защипало от подступивших слез. Лера встала и порывисто обняла братьев.
— Спасибо, — всхлипнула им в подбородки (и когда так вымахали?). — Вы сами мои солнышки.
Мама с умилением смотрела на них, но когда все успокоились и расселись, проворчала:
— Плохая примета — заранее поздравлять.
Димка с Санькой чуть сникли, и Лера, заметив это, отмахнулась:
— Глупости, мам! Бабкины суеверия.
Полчаса спустя, валяясь на кровати, Лера любовно осмотрела и примерила подарок. А стильное же колечко! И на ее тонких пальцах выглядит так выразительно, драматично даже.
В прихожей хлопнула входная дверь, послышался голос отца. Сейчас зайдет.
И точно, он заглянул сразу же.
— Мама сказала, в центре отправили доучиваться.
— Ага…
Отец задумчиво прошелся по комнате, остановился напротив стеллажа с книгами и наконец спросил:
— Что делать собираешься?
Лера потеребила кончик косы, распушила его и, разглядывая, словно самое увлекательное в мире зрелище, проворчала:
— У меня и так дел полно. Что еще-то?
— Тебе разве не скучно? Учишься-учишься… других учишь… Неужели не хочется чего-то большего?
Лера пожала плечами. Большего? Ну, разве что свою семью. Встретить однажды мужчину, с которым они полюбят друг друга, и любить будут вечно, и доживут до ста лет, и умрут в один день… В общем, обычные девичьи фантазии, но сбудутся они уж точно не в языковом центре.
— Тебе слишком хорошо с нами! — отец начал сердиться. Он не повысил голос, ни взглядом, ни жестом не дал понять, что злится на ее пассивность, но Лера видела — сердится.
Она попыталась перевести разговор в шутку:
— А зачем выходить из зоны комфорта, если можно жить в зоне комфорта?
Однако отец был настроен серьезно.
— Лера… Мы с мамой уже давно откладываем, сумма накопилась приличная, хватит на все оставшиеся операции. Я понимаю, ты хотела сама… Но давай ты в этот раз возьмешь деньги, а сама уж дальше. Согласна?
Лера молчала, не в силах ответить. Перед глазами встали холодные, пахнущие хлоркой коридоры клиники и залитая ярким светом операционная.
Сколько часов (или дней?) Лера провела там, каждый раз ожидая чуда и каждый раз разочаровываясь? Да, шрамы потихоньку исчезали, но она продолжала расти и вместе с ней росла кожа, рубцы искажались, соединительная ткань натягивалась… Сейчас, в двадцать лет, наверное, самое время заняться лицом вплотную, наверное, сейчас-то все бы выправили, до конца. Но опять операции, восстановление, боль…
А что если снова все надежды пойдут прахом? Или, наоборот, станет она нормальной, красивой даже, ведь на здоровую-то половину лица она хорошенькая… Что тогда? Все изменится?
Или нет?
Лера, не поднимая глаз, глухо спросила:
— Пап, а вдруг меня и… после нигде не возьмут?
— Что за ерунда? — отец сел рядом и, приобняв за плечи, заглянул ей в лицо. — Возьмут, конечно. Погоди, еще драться за тебя будут! И вообще, путей много. Захочешь, так и вовсе свой центр откроешь.
— Чур меня, чур! — отмахнулась Лера. Чуть помолчав, она выдавила кривую полуулыбку и спросила: — Выгоняете, значит?
Отец встал.
— Ну, дочь! Да живи с нами хоть до пенсии — мама только рада будет. Только, знаешь… хочется все-таки увидеть, как птенчик наш крылья расправит.
Отец давно ушел, и братья за стеной уже притихли, а Лера все ворочалась в кровати. Слова отца не давали покоя.
Нет, она вовсе не собиралась провести в своей комнатке всю жизнь. Но что если и впрямь подзадержалась?
Лера скользнула пальцами по щеке. Причудливая вязь тонких твердых ниточек и три длинных бугристых рубца. Один пересекает висок, второй присоединяется к нему от глаза, третий на уровне уха. Рваные полосы тянутся к подбородку, цепляя по пути уголок рта, и искажают лицо даже при малейшей улыбке. По сравнению с ними поперечный рубец совсем небольшой. Но именно тут щека была разорвана. В дыре белели зубы, и можно было высунуть кончик языка.
Еще несколько операций… Что, если, и правда, решиться? Может возьмут на работу и глазеть перестанут, как на Франкенштейна.
А может и парень появится…
Глава 2
Сон в руку
Жаркий июльский полдень. Пыльная дорога. С одной стороны — золотая стена пшеницы, с другой — редколесье, наполненное солнцем и птичьими трелями. По дороге бежит двухлетний мальчуган. За ним спешит девочка лет семи. Темные брови, русая коса, яркое хлопковое платье, из-под которого выглядывают сбитые коленки. Большие серые глаза сердито сверкают. Девочка кричит брату:
— Димка, стой! Подождем родителей!
Мальчишка только хохочет и бежит быстрее. Девочка останавливается. Оглядывается. Поворот еще скрывает родителей, и не понятно, близко они или далеко. Может вот-вот покажутся из-за раскидистого куста бушмелы, а может задержались и не спеша обрывают спелые ягоды, едят, собирают в плетеную корзину, взятую под малину. До малинника еще далеко, а бордовая сладкая россыпь — вот она, только руку протяни. Девочка и сама бы залезла в манящие заросли, но надо присматривать за братом.
Внезапный порыв ветра будит невесомую пыль, закручивает ее волчком и толкает девочку вперед, за хохочущим карапузом. Стремительная тень набегает на дорогу, приносит долгожданную прохладу. Девочка прикладывает руку козырьком и, щурясь, следит за большим облаком, закрывшим солнце. Остальное небо чистое. Дождя не будет.
Смех брата обрывается. Девочка опускает руку и смотрит на дорогу.
Их около десятка. Дикие бродячие псы: рыжие и черные, рослые и мелкие, тощие и грудастые — всякие. Но у всех одинаково прижаты уши и оскалены пасти.
— Димка, иди сюда, — негромко зовет девочка.
Она уже не слышит ни голосов птиц, ни шуршанья колосьев, не видит ничего, кроме узкой полосы дороги. Там, между ней и стаей одичавших псов, стоит младший брат. Она делает первый шаг, даже шажок, несмелый, плавный. Брат не двигается. Она идет шаг за шагом, глядя на него. Только на него. На выгоревшую льняную макушку, к которой так мягко прижиматься щекой и которая так сладко пахнет молоком.
Вот остается пять шагов. Четыре… Собаки бросаются молча.
— Димка!
Визг срывает с деревьев стаю птиц, и те мельтешат в воздухе, громко, суматошно галдя. Девочка в последнем рывке тянет руки и падает на брата, вжимает его в теплую дорогу всем телом.
Успела. Всего на секунду раньше злой, неистовой своры, но успела.
Брат лежит живым безмолвным комком, упираясь маленьким локтем ей в живот. А она кричит. Кричит, когда собаки разрывают ей платье вместе с кожей и кажется, что на спину плеснули кипятком. Кричит, когда громкий рык и вонючие брызги слюны бьют прямо в ухо. Кричит, когда щеку обжигает нестерпимая боль…
Лера проснулась со сдавленным стоном. Бешено колотящееся сердце рвалось из груди, бухало в ушах. Липкий пот неприятно холодил кожу. Но, слава Богу, сон… Всего лишь сон о прошлом. Одичавшие собаки, она и маленький Димка посреди жаркой дороги…
