Абитуриентка. Студентка (СИ) - Абдуллов Роман (книги бесплатно без регистрации txt, fb2) 📗
Что еще? Что кроме комы или наркоза может вызвать такие реалистичные галлюцинации?
Смерть… От промелькнувшей мысли Лера сбилась с шага.
— Не, ерунда… — пробормотала она, тронувшись дальше. — Я ведь живая… Мерзну.
Однако мысль не отступала. Лезла назойливой мухой.
«А вдруг я, правда, умерла?»
Что если это поле и туман — персональный ад для нее? Что если век за веком она будет ходить здесь, пока не искупит грехи? Хотя какие у нее грехи? Не накопила вроде еще. Или считаются не только поступки, но и чувства и желания? Например, гнев и зависть. Ведь были же? Были.
Та кукла, например.
Она конечно, была ребенком, и ею двигала обида. Но все же…
Ей исполнилось восемь. За плечами год привыкания к новой жизни, к новой себе, две операции и восстановление дома. И спустя этот трудный год она впервые спустилась к ребятам, во двор. Как сейчас она помнила: мама заплела ей косу, поцеловала и назвала красавицей.
Первой закричала Ленка, бывшая лучшая подружка по песочнице и скакалкам:
— Разбегайся народ — уродина идет! — Ей всегда удавались коротенькие дурацкие рифмы.
С визгом и хохотом все прыскали в стороны, и отовсюду неслось:
— Уродина! Уродина!
В первый раз Лера прибежала к маме, захлебываясь от рыданий. Во второй раз плакала, но кричала в ответ:
— Сами вы уроды! Дураки!
А потом увидела оставленную кем-то куклу и исцарапала найденной тут же стекляшкой ее резиновое лицо. Ленкина мать вечером пришла и орала на всю девятиэтажку. Мама что-то негромко отвечала, а Лера спряталась в спальне за шкаф. Но и туда долетел разъяренный вопль:
— Так не выпускайте ее!
Как будто она дикий зверь.
Мама тогда отдала деньги за куклу. Лере она ничего не сказала, только закрылась в комнате, а когда вышла, глаза у нее были красные и опухшие. Больше Лера к ребятам не ходила.
Дыша на покрасневшие от холода пальцы, она огляделась. Впереди туман, позади туман… Ад, не ад, но следы от волокуши куда-то вели, и значит, мужчина с раненым не пригрезились.
Посреди поля снега стало меньше. Зато, как грибы, отовсюду повылазили пни с обледеневшими шапками. Они будто специально вырастали на пути, вынуждая останавливаться и сворачивать. В конце-концов, Лера решила пойти пешком. Но только ступила на снег, как тонкая корка хрустнула, и нога провалилась по колено.
Пришлось опять надеть лыжи.
А ветер все крепчал. Выдувал остатки сил и поземкой укрывал продавленную волокушей дорожку.
Лера шла, сцепив зубы и размеренно дыша носом. Вперед она почти не смотрела — экономила силы и тепло. Главное — следы. И лыжи. Они идут по следам…
Тело двигалось уже с трудом, как ржавый, не смазанный механизм. Бесчувственные руки прижались к груди и не разгибались, пальцев на ногах будто и вовсе не было. Шаги все замедлялись, и Лере порой казалось, что она стоит на месте. Тогда она глядела исподлобья, выискивая хоть какой-нибудь ориентир. Ничего не находила и снова шла по следу.
В глазах темнело. Хотелось плюнуть на все и лечь. Все равно она уже ничего не чувствовала — что ей снег?
Но немного сил еще оставалось, и Лера шла. Ей обязательно нужно добраться хоть куда-нибудь. Тогда она или очнется, или позвонит родителям. Главное, добраться…
Вот следы… Вот лыжи…
Деревня приблизилась незаметно. Просто сквозь шум в ушах донесся лай собак и голоса людей. Звуки становились все громче и громче, а потом лыжи уперлись в доски.
Ворота с калиткой. По обе стороны — бревенчатый частокол.
Лера вытащила ноги-протезы из лыж и навалилась на дверь. Стучать не могла — руки не поднимались. Петли заскрипели, и калитка медленно открылась. Лера так и вошла, опираясь на нее, чтобы не упасть.
Несколько одинаковых бородатых лиц обернулись к ней. Опять все вокруг заволокло туманом, а в уши кто-то затолкал вату. Сквозь туман бесшумно подплыл один из людей, что-то сказал и накинул на плечи тяжесть. От тяжести по телу начало расползаться тепло. Это тепло и осознание того, что она дошла, что здесь люди, что скоро она обязательно увидит родителей и Димку с Санькой — все это навалилось облегчением. Таким сильным и неподъемным, что исчез внутри упрямый стержень, и Лера медленно сползла по калитке.
Упасть ей не дали. Чьи-то сильные руки подхватили ее, лицо защекотала жесткая борода… Успокаивающее бормотание, запах чеснока и хлеба… А потом она поплыла, качаясь на теплых, уютных волнах, и ей было очень хорошо.
Все-таки не ад…
Долину, скрытую среди холмов, заполняли беззаботный смех и крики студентов столичной академии магии. В этот свободный от учебы день здесь, вдали от зорких глаз преподавателей и стражей, вдали от аудиторий и полигонов, жизнь бурлила горной рекой, а морозный воздух звенел смехом и радостью.
Маркус ван Сатор, наследник одного из Великих родов, мчался на аэре по снежной целине.
Ветер бил в лицо обжигающим потоком, белые искрящиеся вихри взметались позади гигантскими лепестками, а парус выпирал круглым боком, и казалось, ткни в него — лопнет. Позади с шелестом стаи саранчи неслись соперники. Маркус не оглядывался. И без того знал — в спину дышит тонкий, гибкий Хэдес.
Этот подъем последний. За ним финиш, однокурсники, которых стихия «воздуха» не одарила своей благодатью, и горячее мясо с запретной кружкой согревающего вина.
Маркус усилил поток. Мачта протестующе скрипнула, но выдержала, и сверкающий ледяной кромкой гребень словно подкинул аэру вверх. Взмыв над землей, она вспыхнула ярким алым росчерком под десятками восхищенных взглядов.
Сердце ухнуло вниз, а потом восторженно ударило в горле. Волшебный миг полета! Свободы!
— Йо-ху-у-у! — ликующий крик сорвался с губ и умчался в бледное зимнее небо.
Жаль, что этот чудесный миг так короток.
Ноги спружинили, гася толчок, и аэра хищно скользнула к шатрам. Пора было уменьшить поток магии и дать доске остановиться, но Маркус чувствовал, что Хэдес еще не сдался. Как всегда, надеется обойти на последних локтях.
Финишная полоса синела меж двух пылающих костров, не позволяющих прорваться вперед сразу двум гонщикам. Вкус победы должен ощутить лишь один!
Зрители, сообразив, что скорость не снижается и паруса по-прежнему полны, бросились врассыпную, а девушки, позабыв о достоинстве патрицианок, возбужденно завизжали. Костры стремительно неслись навстречу. Еще полсотни локтей… Десяток… Маркус проскочил первым.
Плавно снизив давление на парус, он ловко развернул аэру на крохотном пятачке, и снежная волна захлестнула все вокруг. Мимо промчалась черная аэра Хэдеса и, вильнув, скрылась за ближайшим шатром. Вот страдалец! Нельзя же так серьезно относится к проигрышу.
Подскочивший первокурсник с поклоном увел аэру в сторону, а Маркус, смеясь, обнял двух счастливо пискнувших одногруппниц и спросил подошедшего Стэфанса:
— Где же радость от победы старого друга? Неужели мелочное чувство зависти посетило тебя или ты наконец-то осознал, что «огонь» уступает «воздуху» и не так уж всемогущ?
Стэфанс криво улыбнулся:
— Вкуси амброзии, всемогущий ты наш. Все зажарилось, пока вы там раскатывали, — он кивнул на жаровню, на решетке которой уже аппетитно пузырились и брызгали жиром пласты мяса.
Маркус с удовольствием опустился на стул и вытянул подрагивающие от напряжения ноги.
Из самого большого шатра доносилась музыка и, судя топоту и по колебанию матерчатых стен, там кто-то самозабвенно отдавался танцу.
Цедя подогретое вино, Маркус лениво наблюдал за завершающими гонку участниками. Вскоре все собрались вокруг жаровен. Вэлтен взгромоздился на жалобно застонавший стул и оглушительно ударив черпаком по металлическому тазу, прогудел:
— Выпьем за наших «воздушников»! Ветер им в паруса и крепкого наста под доску!
— Выпьем! Да пребудет с ними сила!
Десятки кружек взлетели вверх, роняя на притоптанный снег рубиновые капли.
