Последние часы в Париже - Дрюар Рут (чтение книг .TXT, .FB2) 📗
– Жозефина. Сожалею. Мы не можем себе этого позволить.
Ее глаза становятся на оттенок темнее, уголки рта опускаются, ямочки на щеках исчезают.
– Но ты даже не знаешь, сколько это стоит. И у меня осталось немного денег, подаренных на день рождения.
– Я знаю, что ты не все потратила. – Я сжимаю ее руку. – Но у нас нет таких денег, чтобы хватило на поездку.
Она испускает глубокий вздох, и я чувствую, как все ее тело сдувается. Эрве поджимает губы, отводя взгляд, как будто смущенный. Деньги – не та тема, которую обсуждают вне семьи.
– У тебя даже нет паспорта, – вмешивается Суазик.
При слове «паспорт» мое сердце пускается вскачь. Жозефине нужно подождать еще немного, до окончания экзаменов, пока у нас не появится время, чтобы поговорить обо всем спокойно и обстоятельно.
– Я уверена, что смогу его получить! – Жозефина повышает голос, явно закипая от злости. Вместо того чтобы помочь осуществить ее мечты, мы мешаем ей, сдерживаем ее.
Я поворачиваюсь к Эрве.
– А ты едешь?
– Я собираюсь спросить своих родителей. – Он смотрит на Жозефину. – Они могли бы одолжить тебе немного денег.
– Нет! Об этом не может быть и речи, Эрве! – Я возмущена его предложением; еще не хватало, чтобы он взялся решать наши проблемы. – Будет еще много других возможностей. – Я снова обращаюсь к Жозефине, подводя черту под обсуждением:
– В любом случае, ты еще недостаточно взрослая для такого большого путешествия. – Я пытаюсь изобразить примирительную улыбку.
– Мама, я уже не маленький ребенок. – Жозефина отвергает мою улыбку. – И уверена, что смогла бы раздобыть деньги. – Она бросает взгляд на Суазик, затем снова на меня. – Но ты все равно не хочешь, чтобы я ехала, не так ли? Ты даже в Париж не готова меня отпустить. Ты просто хочешь, чтобы я всю жизнь торчала здесь, в этой богом забытой Бретани.
– Нет, это неправда! – Ее внезапная эмоциональная вспышка застает меня врасплох. – Я знаю, что ты не ребенок.
– Тогда почему ты все еще относишься ко мне как к маленькой?
– Жозефина! – Суазик останавливает ее холодным каменным взглядом. – Довольно.
Жозефина нарочито громко вздыхает.
– Я не собираюсь оставаться здесь навсегда, ты знаешь.
– Я сказала: довольно. – Суазик встает из-за стола, для пущей убедительности складывая руки на груди.
Это ее дом, и мы живем по ее правилам. Мы не кричим и не ссоримся. Я внутренне съеживаюсь, сердце разрывается от жалости к дочери. На самом деле этот спор вовсе не из-за денег.
Жозефина не сдается:
– Пусть я не поеду в это путешествие, мне все равно. Я просто хочу покинуть этот дом и Трегастель. Он такой… такой маленький. И люди такие…
Она поворачивается к Эрве – по нему видно, что он предпочел бы оказаться где угодно, только не там, где находится. Она берет его за руку и увлекает за собой к двери.
Глава 2
Бретань, май 1963 года
Жозефина
– Я тогда тоже не поеду. – Эрве обнимает Жозефину за плечи, когда они идут по прибрежной дороге к его дому.
Она резко останавливается, отступает в сторону и поворачивается к нему лицом.
– Дело не в поездке. Я просто сыта по горло тем, что мы даже не можем поговорить об этом. Я могла бы найти способ раздобыть деньги; у меня есть кое-какие сбережения, но мама не хочет, чтобы я уезжала. Она вообще не хочет, чтобы я что-то делала. Она всего боится. Боится жизни! – Жозефина переводит дух. – Мне даже не разрешают выходить из дома в субботу вечером.
– Но суббота – единственный день недели, когда твоя мама может провести вечер дома.
– На чьей ты стороне? – Почему он не видит, насколько жестко ее контролирует мать?
– Мне жаль твою маму.
Жозефина с прищуром смотрит на него.
– Что-что?
– Ну, у нее не так много денег, верно? И она совсем одна.
– У нее есть Суазик. В любом случае, это ее вина. Она никогда не хотела ни с кем встречаться. У нее были предложения, но никто не казался ей достойным внимания. – Жозефина снова пускается в путь, и беспокойная энергия захлестывает ее, когда она думает о том, что мать даже не хочет поговорить об отце – Фредерике, застреленном во время освобождения Парижа. Всякий раз, когда Жозефина поднимает эту тему, мать меняется в лице, настораживается и отводит взгляд, как будто погружаясь в собственный тайный мир.
– Я мог бы одолжить тебе немного денег, – предлагает Эрве. – Мне тоже нужно получить паспорт. Мы могли бы сделать это вместе.
– Что для этого понадобится?
– Я не знаю. – Он ловит ее ладонь, и они шагают рядом, размахивая сцепленными руками. – Наверное, свидетельство о рождении?
– Я даже никогда не видела своего свидетельства.
– Ну, оно должно быть у каждого. Спроси свою маму. К тому же всегда можно получить копию в местной ратуше.
Эрве, кажется, знает обо всем куда больше, чем она, и это ее слегка бесит.
– Я возвращаюсь. Хочу поискать свое свидетельство о рождении.
– Что, прямо сейчас?
– Да. Докажу ей, что я не ребенок. Я намерена оформить себе паспорт.
– Она чмокает его в щеку и спешит домой, полагая, что Суазик и мать, вероятно, еще в полях, загоняют коров на ночь после пастбища. Конечно, она могла бы просто попросить свое свидетельство о рождении, но не хочет новой ссоры. И она догадывается, где может быть спрятано свидетельство – в маленьком чемоданчике под кроватью матери, где хранятся старые фотографии и документы. Не то чтобы Жозефине категорически запрещено заглядывать в него; это лишь одно из негласных правил, которое не позволяет рыться в чужих личных вещах.
Удача на ее стороне: в доме – никого. Она заходит на кухню, затем поднимается по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, в единственную комнату наверху – спальню своей матери. Посередине стоит простая кровать из темного дуба с массивным изогнутым изголовьем. Жозефина присаживается на корточки, лезет под кровать и вытаскивает потрепанный чемодан. В своем воображении она представляла его более массивным и внушительным. На самом деле это небольшая коробка из толстого картона, обтянутая клетчатой серой бумагой. Она ощупывает старую ржавую застежку, но колеблется, не решаясь открыть – история о ящике Пандоры вспыхивает в сознании. На мгновение она замирает, стискивая пальцами застежку. Она вдыхает запах лаванды, и его знакомая сладость навевает воспоминания о том, как утром по воскресеньям они нежились с мамой в постели, пока Суазик хлопотала внизу на кухне.
Мысли разбредаются. Импульсивно она дергает застежку и открывает чемодан. Внутри беспорядочно свалены документы, письма и черно-белые фотографии. Жозефина роется в ворохе бумаг, сосредоточиваясь на поиске свидетельства о рождении, но любопытство берет верх, и она не может устоять перед искушением – рука сама тянется к фотографиям. Вот ее мать, еще маленькая девочка, стоит между родителями, и на ее губах играет застенчивая улыбка. А вот мать в красивом длинном платье, за руку с мужчиной. Почему мама раньше не показывала ей эти фотографии? Жозефина просила показать фотографии отца, Фредерика, но мать всегда отвечала уклончиво – мол, в те времена они не фотографировались. Так кто же этот человек? Может, возлюбленный матери, а вовсе не отец Жозефины? Она переворачивает снимок. Сердце екает, когда она читает на обороте: Фредерик, февраль 1939. Должно быть, он ее отец. Но почему мама скрывает от нее эту фотографию?
Она выуживает из чемодана томик стихов Виктора Гюго, удивляясь, с чего бы матери прятать его. Она открывает книгу, и ей бросается в глаза надпись на первой странице, сделанная четким ровным почерком:
«С»? Это определенно не «Ф» – Фредерик. Кто же этот «С»? И почему он не написал свое имя полностью? Ей попадаются старые письма, но она сопротивляется желанию прочитать их. Свидетельство о рождении – вот что ей нужно, и не стоит распыляться.