Золотая мафия - Моисеев Василий Васильевич (книги бесплатно .txt, .fb2) 📗
— Суд, может, не поверит, — согласился детектив, — но для суда мы приготовим веские материалы, на этот счет не волнуйся. Волнуйся о том, как местные авторитеты и крутые отнесутся к твоей роли в устранении Хвороста. Может, они тоже не поверят, что ты участвовал в убийстве Хвороста, но в любом случае выводы обязательно сделают. Подумай об этом. Зови конвоира, Алексей. Нам пора ехать.
Алексей открыл дверь. Сержант-конвоир, коротавший время за чтением местного «брехунка», быстренько свернул газету и сунул в карман.
— В камеру его, — коротко распорядился Черенков. — До завтра, Ломоть. Отдыхай, набирайся сил.
Ломоть поднялся со стула. И было заметно, что поднялся тяжело, вроде нехотя. Засиделся, ноги затекли. Поэтому и не торопится к выходу. Вадиму пришлось тоже задержаться, поскольку Ломоть загородил путь к двери. Сутенер смотрел себе под ноги, как провинившийся ученик, и со стороны могло показаться, что ему и впрямь стало стыдно. Сыщикам так не казалось, потому что Черенков знал натуру своего крутого земляка отнюдь не понаслышке, а Ковалев вообще не допускал мысли о наличии в душе подозреваемого чувства стыда. У таких отщепенцев нет ни стыда, ни совести, и сейчас Ломоть горбится не под тяжестью вины, а от страха, от безысходности. Догадался, значит, что завтра сыщики специально организуют утечку информации о допросах, осознал, значит, чем это грозит. Братаны размусоливать не станут, даже если не до конца поверят в его виновность, и достанут даже в камере. У них руки длинные.
Ковалев хорошо понимал состояние арестованного. И не он один, даже конвоир, не слышавший ни слова из разговора, и тот догадался, что его визави явно хочет что-то сказать. Что-то вспомнил, наверное. Осенило. Так бывает. Сержант неслышно отошел от двери, чтобы не быть ненужным свидетелем и не мешать. Вдруг арестант хочет сказать что-то важное. Черенков потихоньку прикрыл дверь. Скорее всего, Ломоть этих нехитрых манипуляций не заметил, он попросту не обратил на них внимания, он поднял голову и негромко сказал:
— Твоя взяла, подполковник, я проиграл… Не надо адвоката…
Это было признание. Черенков, скрывая за напускным равнодушием торжество, после короткого раздумья вернулся за стол. Пожалуй, с визитом в больницу нужно повременить. Показания мастера «Цветмета» Друмова имеют немалое значение для следствия, но все же не идут ни в какое сравнение с признаниями Ломтя. Друмов всего лишь потерпевший, свидетель, способный помочь следствию, а Ломоть может пролить свет на подробности владимирского убийства и вообще подвести черту под тем жестоким преступлением. Ломоть не свидетель трагедии, а ее непосредственный участник. Исполнитель. Если вообще не организатор.
Черенков достал из ящика стола бланк протокола допроса, аккуратно вписал фамилию, имя, отчество своего известного земляка, после небольшой заминки припомнил даже точную дату его рождения, проставил время начала допроса и обронил:
— Это самое умное решение в твоей жизни, Ломоть. Давай, рассказывай…
Глава 10
Голова болела с самого утра, с той минуты, когда Бобровский вернулся домой с ночного дежурства. Сам виноват, дурак, не надо было «расслабляться» перед завтраком. Не устоял, не совладал с соблазном, и мало того, что принял дежурные «капитанские» 150 граммов, так еще добавил к ним две бутылки холодного пива. Устроил забористый «ерш», вот и мучайся теперь. Не пил бы, спокойно дрыхнул бы сейчас без задних ног до самого полдника, выспался как следует, а уже потом мог бы побаловаться пивком, посмотреть «ящик» и вечером поехать на завод бодрым, как огурчик, и веселым, как юморист. Сейчас о бодрости можно не думать — и о сне тоже. С такой башкой не уснуть, раскалывается как орех. Ощущение такое, будто голову накачали каким-то тяжелым газом, остро и болезненно реагирующим не только на любое движение, а даже на мысли. Поэтому, наверное, невозможно определить, что и где конкретно болит. То ли лоб, то ли затылок, то ли вообще вся голова. Вот дела, елы-палы, даже думать больно.
Бобровский усмехнулся. Он хотел бы ни о чем не думать, ничего не вспоминать, но это не получалось, и причиной тому были события прошлой ночи. Такие смены не скоро забудешь, если забудешь вообще. Бобровский лежал на диване, немигающими глазами таращился на темный монитор телевизора и пытался отвлечься и от боли, и от некоторых моментов прошедшей смены. С этой затеей ничего не получалось. Боль не уходила, лишь на короткое время затихала и потом снова вспыхивала в другом месте. Не голова, а газовая оболочка, перетекавшая с места на место. Ночные события тоже не выходили из памяти, проносились молнией в больной голове и спокойствия не добавляли. Не день, а сплошные мытарства. Надо полечиться, принять немного на грудь проверенного народного средства, благо в холодильнике оно есть.
Валерий со спины перевернулся на бок, стараясь не делать резких движений и не колыхать боль по всей голове, приподнялся и несколько секунд посидел на диване. Лишенная опоры, голова зашумела с новой силой и даже закружилась. Подобное с ним случалось впервые. Такое ощущение, что голова была чужая. Старость не радость, елы-палы. Бобровский усмехнулся и решил, что надо потихоньку расхаживаться, иначе до самого вечера не очухаться.
Валерий встал, зашаркал на кухню. Первой бросилась в глаза стоявшая на полке холодильника почти полная бутылка водки, но пить сорокаградусную не хотелось. При виде водки головная боль усилилась, и Бобровский решил, что причина нездоровья кроется именно в этой жидкости. Не надо было пить. Он поморщился и вытянул из холодильника банку пива. Для начала, «для рывка», а потом видно будет. Выпьет на все оставшееся здоровье, отойдет немного — и опять на боковую. Что же с ним приключилось, елы-палы? Может, отравился чем? Непохоже. Выпивка проверенная, пиво свежее, продукты тоже свежие, из холодильника. Настя к еде относится очень щепетильно, на ее кухню некачественным продуктам вход заказан. К тому же при отравлении болел бы живот, а не голова. Может, на нервной почве, из-за вчерашних волнений? Недаром говорят, что все болезни случаются из-за нервов. Пожалуй, это самый правильный диагноз, учитывая, что вчера понервничать пришлось, причем очень сильно. Из-за этого и принял перед завтраком 150 граммов успокоительного средства. Не помогло, значит. Наверное, надо было увеличить дозу, благо организм позволял и не противился, как сейчас. Сейчас придется ограничиться одним пивом. Слава богу, хоть с пива не воротит.
Бобровский аккуратно перелил содержимое банки в бокал, стараясь не допустить образования густой пены, и с жадностью сделал несколько глотков. Хмельной напиток приятной прохладой наполнил живот, и хотя голова продолжала оставаться тяжелой, Бобровский не сомневался, что теперь с ее исцелением проблем не будет. Всему свое время, до вечера отойдет. Голова не попа, завяжи да лежи. Больной усмехнулся и допил пиво до конца. Потом поставил бокал, наблюдая за сползавшими по его стенкам пенными остатками, и несколько секунд посидел без движений. Боль в голове по-прежнему не давала о себе забыть, хотя беспокоила не сильно. По крайней мере, не отдавала всполохами, как недавно. Значит, он выбрал верное лечение. Столь оптимистичное заключение подвигло на продолжение процедуры, и вскоре в бокал перелилось содержимое еще одной банки. Этот бокал Валерий выпил не спеша, смакуя, не сомневаясь в скором исцелении. Настроение улучшало то обстоятельство, что после вчерашней смены капитан Бобровский стал богаче на двадцать тысяч долларов. Из-за таких денег можно поволноваться и понервничать. Большие деньги, приличные, многим россиянам за такую сумму надо вкалывать несколько лет. Тому же труженику-шахтеру, например, чья зарплата в среднем по стране составляет 400 долларов в месяц, за эти деньги придется пахать 4 года.
О шахтерах Бобровский подумал чисто случайно, вспомнив недавнюю телепередачу о бастующих горняках Приморья. У тех зарплата еще меньше, всего 300 долларов, и при местных ценах цифра не просто скромная, а несовместимая с понятиями о нормальной жизни. За такую мизерную плату люди спускаются под землю, рискуют жизнью, и не только рискуют, а и погибают, особенно в последние годы, о чем также свидетельствует телевидение. И ведь бастующие требуют повышения зарплаты не до заоблачных сумм, а всего-то долларов 500 в месяц. Они не требуют коттеджей и яхт, они хотят иметь нормальный прожиточный уровень жизни. И все, и не больше, и работа будет в радость. И при этом некоторые политологи и «знатоки» русской души трубят по всему миру, что русские люди не умеют и не хотят работать… Знатоки хреновы. Собрать бы вас всех да спустить в самую глубокую шахту за 300 долларов в месяц, а через годик-другой послушать ваши байки про ленивого Ивана. Поймете, может, что трудолюбивей и работящей русского мужика нет людей в мире, а уж про русскую женщину нечего и говорить. Им при жизни памятники ставить надо.
