Сестры из Сен-Круа - Костелоу Дайни (полная версия книги txt, fb2) 📗
Мысли так и скакали в голове — от радости к тревоге и обратно, и в конце концов миссис Нортон даже пришлось отчитать ее за то, что она не уделяет приготовлениям к обеду должного внимания.
По дороге домой Молли думала — рассказать ли обо всем этом матери? При отце-то, конечно, не стоит, но одной матушке?.. Нет, невесело подумала она. Матушка все равно расскажет отцу, а дело не стоит скандала. И все же, едва шагнув на тропинку, ведущую из Чарлтон Амброуз, от ворот поместья, она ощутила легкость, почти беззаботность. Впереди были несколько драгоценных часов отдыха — от поместья и от работы. Удивительное предложение, которым мисс Сара так огорошила ее сегодня утром, может подождать.
Начинающие желтеть листья горели огнем на солнце, а уже опавшие шуршали и похрустывали, когда Молли, ребячась, расшвыривала их ногами на ходу. Перебравшись через изгородь по старым каменным ступенькам, она двинулась дальше по полевой тропке и вскоре поднялась на холм, возвышающийся над фермой Вэлли, где она родилась и выросла. Взглянув с вершины холма вниз, на долину, давшую название ферме, она увидела тонкий столбик дыма из трубы. Фермерский дом, длинный и приземистый, был сложен из серого камня, его маленькие окошечки смотрели из-под тяжело нависающих карнизов, по крытой шифером крыше расползались лишайники и мох. Если смотреть отсюда, каждый раз думалось Молли, кажется, что этот дом сидит у подножия холма, как курица в гнезде — нахохленная пеструшка, греющая яйца. Справа от дома был двор, по обе его стороны стояли сеновал и коровник. Дальше, на лугу, убегающем к дальнему краю долины, коровы умиротворенно жевали остатки летней травы. От двора тянулись следы тележных колес, петляющие по дну долины до самой дороги из Чарлтон Амброуз к Белкастеру. Временами следы терялись в зарослях придорожных кустов, а потом появлялись вновь. Это был единственный путь, связывающий ферму Вэлли с цивилизацией, по которому была в состоянии проехать телега. Нередко зимой, когда приносило ветром снегопад, он отрезал их от мира на несколько дней: неделю, а то и больше, приходилось пробивать путь, разбрасывая снег лопатами. Однако сейчас тропинка — извилистая, грязная, изрезанная колеями, но более или менее сухая — оставалась легким, хоть и не гладким, путем к главной дороге, и Молли знала, что заросли кустов вдоль нее сплошь усеяны только созревшей ежевикой.
Про себя Молли гадала, где сегодня отец. Иногда с вершины холма можно было увидеть его за работой где-нибудь в поле, но сегодня его нигде не было видно. Молли вновь взглянула на дом: хотелось надеяться, что отца там нет. Он всегда приходил только к ужину, перед самым уходом Молли обратно в поместье. До этого она его не видела, а сказать по чести, и видеть не хотела. Она приходила повидаться не с ним, а с матушкой.
Молли перебралась по ступенькам через последнюю изгородь и поспешила вниз, к ферме, где Дейзи и Бен, две овчарки-колли, устроили ей восторженный прием, стоило ей только войти во двор. Она ответила на их шумные приветствия объятиями и восклицаниями:
— Бен, хороший песик! Здравствуй, Дейзичка! Хорошие собаки! Хорошие!
При звуках этой встречи задняя дверь отворилась, и на крыльцо вышла мать. Как всегда, поверх юбки и блузки на ней был запашной комбинезон, а волосы повязаны шарфом. Но Молли, не видевшая ее уже месяц, заметила, что она сегодня какая-то не такая — уставшая, что ли… то есть еще сильнее уставшая, чем обычно. Лицо у нее было бледное, напряженное, и губы не сразу расплылись в приветственной улыбке.
Молли протянула к ней руки, и они обнялись — коротко, немного неловко. Матушка была не любительница ласкаться, хотя Молли никогда не сомневалась, что она ее любит.
— Матушка, — сказала она, — матушка, что-то случилось?
— Что? Нет, конечно, а что может случиться?
— Ничего, — поспешно сказала Молли. — Просто вид у тебя чуточку усталый, вот и все. Ты слишком много работаешь.
— А кто ж за меня работать будет? — возразила мать. — Эй, тихо вы!
От ее резкого окрика собаки перестали лаять и побрели к своим конурам у ворот.
— Входи, — сказала матушка и, развернувшись, первой шагнула в теплую кухню.
Молли любила кухню. Там всегда было тепло и витал успокаивающий запах свежеиспеченного хлеба, даже если в этот день ничего не пекли. В центре кухни стоял огромный, массивный квадратный стол из сосновых досок, на плиточном полу были разложены тряпичные коврики — островки ярких красок и тепла. Окна выходили на две стороны, и сквозь одно из них полуденное солнце играло лучами на полированном корпусе напольных часов, важно тикавших в углу. В плите всегда горел огонь: в те послеобеденные часы, когда они оставались вдвоем, мать открывала дверцу, и они сидели перед открытым пламенем, радуясь его жаркому теплу. Сегодня дверца была уже открыта, стулья придвинуты друг к другу, чтобы уютнее было секретничать, — но на одном из них сидел отец.
— Здравствуй, пап, — слегка неуверенно проговорила Молли, снимая пальто и вешая его на дверь. — Что ты здесь делаешь?
Отец поднял глаза и сердито посмотрел на нее.
— Что ж мне, и на кухне в собственном доме не посидеть? — пробурчал он и, вынув из кармана трубку, стал набивать ее табаком из бумажного свертка.
— Да я так, — поспешно ответила Молли. — Я… я… просто подумала — может, ты захворал, или еще что. Раз не работаешь.
— Захворал? — переспросил отец. — Нет, я не захворал. Твоя мать сказала, что ты придешь сегодня, а мне надо с тобой потолковать, вот и все.
Остановившись поодаль, так, чтобы большой стол отделял ее от отца, Молли сказала:
— Со мной? А что я такого сделала? — и тут же рассердилась на себя. Почему она сразу решила, что в чем-то провинилась, и зачем показывать отцу, что он все еще может напугать ее?
— Ничего, — ответил отец, чиркая спичкой о каминную полку и поднося ее к трубке. Он глубоко затянулся и молчал, пока трубка не разгорелась как следует. В наступившей тишине Молли с тревогой взглянула на мать, но Джейн Дэй деловито заваривала чай, словно и не слышала разговора. Она поставила чашки на стол и как ни в чем не бывало спросила:
— Ты тоже выпьешь чашечку, Эдвин?
Эдвин все тянул свою трубку, выпуская дым из уголка рта. Он только кивнул и молча ждал, пока жена нальет чай всем троим. Молли вытащила из-под стола табурет и села — по-прежнему так, чтобы стол был между ней и отцом. Мать достала противень с лепешками из духовки, где держала их, чтобы не остыли, и поставила на стол.
— Я думала, может, мы с тобой, Молли, сегодня сходим, ежевики наберем вдоль тропинки, — ровным голосом сказала она. — Хочу в этом году сварить побольше ежевичного желе. Зимой от простуды хорошо помогает. — Она поставила на стол тарелки и баночку прошлогоднего варенья, положила ножи, но ни дочь, ни муж не потянулись за лепешками.
— Что ты хотел мне сказать, пап? — спросила Молли, стараясь, чтобы голос звучал твердо.
Отец наконец взглянул ей в лицо и резко сказал:
— Возьми расчет у этих, в поместье, и возвращайся сюда. — Он пустил над столом струйку дыма. — Устроишься на военный завод в Белмуте. Там по деньгам выходит куда выгоднее — целых пять шиллингов в день будешь зарабатывать.
Молли в ужасе уставилась на него.
— Но я не хочу работать на военном заводе, — заикаясь, пролепетала она. — Я хочу остаться в поместье. Мне там нравится.
— В жизни не всегда делаешь что хочешь, — хмуро ответил отец. — Пора бы уже понимать. Без твоего жалованья нам концы с концами не свести.
— Но папа, — возразила Молли, — ты же и так получаешь половину моего жалованья каждую неделю.
— Ну, а теперь мы все будем получать побольше. Скажи сегодня сквайру, как вернешься, и к концу месяца чтоб дома была.
— Матушка! — обратилась Молли к матери. — Матушка, я не хочу работать на заводе. Я не хочу жить дома. Мне хорошо в поместье, мне нравится работать горничной.
— Ты слышала, что я сказал, Молли, — неумолимо проговорил Эдвин Дэй. — Пора и тебе хоть что-то сделать для фронта, дочка, — все лучше, чем прислуживать захудалым дворянчикам, пока они сидят дома без дела.
