Государство и революции - Шамбаров Валерий Евгеньевич (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
Специфика российских условий порождала и другие благоприятные возможности для зарубежного воздействия на Россию. Различные партии и оппозиционные организации, возникшие в период антикоммунистической борьбы, после 1991 г. либо быстро распались, либо сошли с политической сцены, сохранившись лишь в качестве «реликтов». Что было, в общем-то, тоже закономерно. Хотя теоретически каждая из них имела свою программу, считала своей целью построение каких-то форм будущего общества, но фактически они возникали как "партии борьбы", жили этой борьбой, а с ее окончанием невольно утрачивали главный стержень своего существования. Из активистов подобных партий одни это поняли и отошли от политики, другие в ней просто разочаровались, третьи находили применение своей энергии и организаторским способностям на деловом поприще. Но были и такие, кто продолжал цепляться за былые лидерские роли, за некие прошлые заслуги, оказался не в силах расстаться с имиджем или натурой «борца», превращаясь в фигуры "вечной оппозиции". А поскольку антисоветская борьба в свое время имела и четко выраженную антигосударственную составляющую, то теперь как раз эта составляющая выходила на первый план. Что вполне устраивало и зарубежных спонсоров. А без спонсоров-то как же? Одними лозунгами да митингами сыт не будешь. И подобные деятели так или иначе переходили на содержание к тем, кто нуждался в их услугах.
И уж совсем просто это оказалось для такой категории, как правозащитники. Они, собственно, и раньше действовали, ориентируясь на Запад и не иначе, как в контактах с Западом — хотя прежде их деятельность ложилась и в общее русло антикоммунистической борьбы. Ну а в условиях российской демократии даже те из них, кто когда-то вполне заслуженно носил ореол героев этой борьбы, стали порой превращаться в обычных наемников, отрабатывающих конкретные политические заказы. Например, правозащитный еженедельник «Экспресс-хроника» в № 31 от 1. 8. 1997 г., к 10-летию своего существования, поместил с выражением благодарности список тех организаций, которые помогали деятельности правозащитников в России и финансировали ее National Endowment for Democracy, European Human Rights Foundation, The Eurasia Foundation, The John D. And Catherine T. MacArtur Foundation, Правление Российско-американской проектной группы по правам человека, Посольство Королевства Нидерландов, Институт "Открытое общество" (фонд Сороса), Henry M. Jacson Foundation, World Press Freedom Committee, Совет Европы, The Ford Foundation, Группа "Мост".
Что ж, все очень солидно и благородно, на доброе и гуманное дело раскошелились… Но стоит ли удивляться той непримиримой позиции, которую занимает признанный лидер правозащитников С. Ковалев, поливая свою страну на пресс-конференциях и зарубежных форумах, вроде Парламентской Ассамблеи Совета Европы, безапелляционностью и жесткостью этих поливов переплевывая даже иностранцев? Ну конечно, такую особенность его поведения теоретически можно было бы объяснить и инерцией мышления, и фанатичной принципиальностью, и старческой зацикленностью. Но это теоретически — если бы не было, например, таких случаев, как с захватом больницы в Буденновске. Куда примчался тот же Ковалев, дабы честно и принципиально отстаивать права и интересы боевиков Басаева, расспрашивать этих несчастных и ущемленных властями людей о их нуждах и чаяниях. Ну а беременные, роженицы и младенцы, которых держали под дулами автоматов, видать, оказались не теми «человеками», права которых полагалось защищать. Можно ли после этого говорить о какой-то обостренной принципиальности или инерции мышления? Или все же точнее будет вспомнить пословицу "кто платит — тот заказывает музыку"?
Но если коснуться самих лозунгов "защиты прав человека", то к нынешнему моменту, пожалуй, только для заштампованного и зомбированного массовой пропагандой западного обывателя еще не очевидно, что они остаются всего лишь орудием политических игрищ, давления на неугодные государства и манипуляций "общественным мнением". Взять, скажем, конфликт Израиля и палестинцев, развернувшийся с 2000 г. — меры, применявшиеся в ходе этого противостояния почему-то никакой озабоченности насчет "прав человека" не вызвали. Выражали сожаление о жертвах среди мирного населения — но осуждать или заикнуться о каких-либо санкциях в данном случае никому и в голову не пришло. Да наверное, вообще нелепой показалась бы такая мысль. Никакого особого внимания "мировой общественности" не привлекает и гуманитарная катастрофа в Афганистане. Да и чего волноваться, если талибы на север наступают? Или — пока на север? В Югославии нарушителями прав человека оказывались исключительно «плохие» сербы. Если же что-то вытворяли хорваты, боснийские мусульмане, албанцы, то это проходило между делом, как бы и в порядке вещей. А уж о НАТОвских бомбардировках Ирака или Югославии и говорить нечего. Разве можно всерьез говорить о нарушениях прав человека цивилизованными американцами и их союзниками?
Ущемления прав русскоязычного населения в Прибалтике или на Украине если и считают нужным иногда замечать, то чисто формально, ради галочки сказать «ай-яй-яй» и забыть. Но собственно, и та же Чечня немало красноречивых примеров дает. Обратил ли хоть малейшее внимание гуманный Запад или наши «отечественные» правозащитники на геноцид русского населения и гуманитарную катастрофу в 1993 г., когда оттуда начался массовый исход беженцев? Это еще до первой войны, до ввода войск. Обратили ли внимание на геноцид русских в 1996 г., после вывода войск? И на то, что начало тогда твориться в Чечне — на публичные казни, телесные наказания, резню по национальному признаку, работорговлю, поставленную на конвейер охоту за заложниками? Да что уж там о русских говорить, если даже на отрезанные головы собственных граждан западные державы предпочли глаза закрывать. Потому что игры "большой политики" диктовали совсем другое, и в это же самое время британские и германские специалисты из «гуманитарных» организаций помогали готовить чеченских диверсантов для будущих терактов. Конечно, под очень благовидным предлогом — разминированию учили. Чтоб, значит, корова или козочка на оставшейся от войны мине не подорвалась. Только фиговый лист больно уж прозрачным получается. Потому что специалист, умеющий снимать мины, ясное дело, умеет их и ставить — снимать даже труднее, больший опыт и квалификация требуется.
Ну а после начала Второй Чеченской, когда не только российские, а и иностранные заложники стали домой возвращаться со своими впечатлениями отразились ли хоть как-то их мнения на общем настрое "мировой общественности"? На политике тех же международных правозащитных организаций, которые наших Ковалевых спонсируют? Да нет, тоже ведь предпочли "не заметить". А когда в России был создан фильм о зверствах боевиков и организована его презентация в нескольких западных странах, можно вспомнить, как потрясенные зрители, в том числе и высокопоставленные, сокрушались и качали головами — дескать, что ж вы раньше этого не сделали? Даже поучали — мол, какие же вы, русские, еще неопытные в информационном плане! Вот с этого, мол, надо было начинать… Да ведь только сокрушаться-то сокрушались, потрясаться-то потрясались — а получила ли эта история хоть малейшее практическое развитие в плане корректировки "общественного мнения"? Не похоже. Уж такая специфика у пресловутой свободы слова — говорить ты можешь, что угодно, а вот право быть услышанным и растиражированным получишь при этом далеко не всегда.
Впрочем, тут нужно и России коснуться. Зарубежные стандарты свободы слова мы освоили очень быстро и в самых крайних вариантах. Но традиционного отношения, существующего на Западе к собственной свободе слова, не заметили и не выработали. Или еще не выработали. К примеру, если вы спросите американца или француза, существует ли в его стране свобода слова и нужна ли она, он на вас посмотрит как на помешанного, не понимающего очевидных вещей. Но если вы его спросите, можно ли при этом огульно поливать грязью собственную страну и народ, он тоже посмотрит на вас, как на помешанного. Потому что это совершенно недопустимо для него с нравственной точки зрения, и с понятием свободы слова совершенно не увязывается. Хотя он может и растолковать столь наивному собеседнику, что издание, которое вздумало бы вести такую информационную политику, тут же лишилось бы всех читателей, получило обструкцию деловых кругов и общественности, и мгновенно вылетело бы в трубу. Ведь свобода слова дополняется и свободой реагировать на это слово.
