Любовь на Бродвее - Марти Беверли (книга жизни txt) 📗

Он заставил меня почувствовать… Не знаю даже, как это выразить словами.

— Ради Бога, постарайся.

— Я ощутила внутри… тепло. Затем как будто произошло одновременно множество маленьких взрывчиков, и от каждого стало еще горячее.

— А что скажешь о большом взрыве?

Джаффи покачала головой:

— Еще нет. Тони говорит, это придет. — Она захихикала. — А мне кажется, уже пришло.

— И пока ты ждешь, он приглашает тебя на Бродвей и делает знаменитой. Не знаю, под какой звездой ты родилась, Джаффи Кейн, но кажется, под счастливой.

— Надеюсь, мои родители согласятся.

Карие глаза Карен раскрылись еще шире.

— Ты хочешь сказать, что еще не сообщила им?

— Нет еще. Скажу сегодня вечером. Я обещала Тони.

Он хочет завтра уехать в Нью-Йорк.

— И увезти тебя с собой из дома туда, где садится солнце и где герой и героиня будут жить счастливо.

Иисус! Что же ты собираешься сказать Майеру и Рози?

Не о роли, конечно, это само собой разумеется, а о Тони.

— Как можно меньше, — сказала Джаффи.

Однако ни Майера, ни Рози не интересовали подробности.

— Хорошо, — подытожил отец Джаффи. — Значит, ты хочешь стать актрисой и получила приглашение на Бродвее. Полагаю, имеет смысл принять его и не дожидаться окончания колледжа.

— А я считаю, что не стоит делать этого, — вмешалась Рози. — Жизнь актрис очень нестабильна. Они никогда не знают, получат ли завтра работу. Если у Джаффи будет диплом об окончании колледжа, она по крайней мере будет иметь кое-что про запас.

Иметь что-нибудь про запас — это был девиз каждой матери в Америке.

— Что про запас? — взорвалась Джаффи. — О какой такой удивительной запасной карьере ты говоришь?

Плечи Рози опустились. Ее дочь предстала перед ней неодолимой силой, ураганом, сметающим все на своем пути.

— Думаю, это не единственная причина, по которой ты уходишь из колледжа, — сказала она нерешительно, бросив на Майера многозначительный взгляд, который он научился прекрасно понимать за двадцать три года супружества. Мне кажется, в твоих отношениях с Мортоном есть нечто большее, чем работа в театре.

Она колебалась всего лишь мгновение:

— Да, есть. Я люблю Тони.

— Как ты можешь любить его? — удивилась Рози. — Ты знакома с ним только месяц.

— Пять недель. Ты и папа поженились, зная друг друга немногим больше.

— Ты собираешься замуж за мистера Мортона? — спросил Майер.

Это был трудный вопрос. Джаффи прикусила губу и приподняла сзади тяжелую копну волос — жест, означавший сосредоточенное раздумье.

— Я не уверена, что хочу замуж.

— Слава Богу, — сказала Рози.

— Как знать, — поправил Майер. — Но если ты не собираешься замуж за него, что же ты будешь делать?

Просто жить с ним?

Джаффи подошла к отцу и опустилась на колени перед креслом, как утром перед Лесли. Тяжкое бремя — любить и быть любимой. Надо всегда что-то объяснять.

— Послушай, папа. Жизнь вообще стала не такой, как во времена твоей и маминой молодости, а мир театра еще более отличается от того, к чему привыкли люди в таких местечках, как Ньютон.

Майер коснулся щеки дочери. Она была такой прекрасной, такой необычной. Люди с подобной внешностью думают, что для них существуют особые правила вместо общих законов. Но они ошибаются. И когда начинают понимать это, бывает ужасно больно.

— Знаешь, что ты говоришь, дорогая? Бабкес. Это еврейское слово употребляется, когда хотят сказать — ничто, хотя оно означает нечто большее. Например, то, что ты говоришь. Пустяки. Вздор. Чушь.

— Бред собачий, — добавила Рози.

Отец и дочь повернулись к ней. Никто из них никогда не слышал, чтобы она употребляла такие выражения.

— Да, бред собачий, — повторила Рози. — Мир изменился. Театр от всего отличается. Все это настоящий бред. Добро есть добро, а зло есть зло. Это остается неизменным, Джаффи. Если ты живешь с этим мужчиной, и не замужем за ним и даже не собираешься выходить, он подумает, что ты просто шлюха. Что бы он ни говорил, подсознательно он будет думать именно так, как и любой другой на его месте.

Джаффи хотела было возразить, но в последнее мгновение избрала другое оружие:

— Я думаю, вы оба лучше других знаете, что не всегда просто отличить добро от зла. Иногда обстоятельства не позволяют сделать это.

На какое-то мгновение наступила тишина. Рози уже готова была заплакать, но она не могла позволить себе такую роскошь.

— Хорошо, если бы ты сказала, что хочешь выйти замуж за Мортона, а мы бы возражали, потому что он англичанин, живущий в мире, который никогда не устроит ни нас, ни тебя… тогда твои доводы можно было бы принять во внимание. Но ведь дело обстоит совсем не так, Джаффи? Речь идет не об этом. Мы против того, чтобы ты страдала всю жизнь, бросив колледж и уехав в Нью-Йорк с человеком, которого знаешь всего несколько недель, но тем не менее собираешься жить с ним.

— Зато я собираюсь иметь роль в спектакле на Бродвее, — добавила Джаффи. — Вы забыли эту самую важную деталь. — Она встала и направилась к двери. — Я иду к себе. Завтра мы с Тони уезжаем, и мне надо упаковаться.

Никто из Кейнов не мог заснуть в эту ночь. Рози плакала, не в силах больше сдерживаться. Майер обнял ее и ничего не говорил, пока она не успокоилась. Часы рядом с кроватью показывали уже четвертый час.

— Ты спишь? — прошептал он.

— Нет, конечно.

— Дорогая, я думаю, будет лучше, если… Не знаю, как сказать… Не благословлять Джаффи, но дать ей понять, что мы не бросаем ее и не отрекаемся.

— Как всегда. Может быть, это наша ошибка. Что бы она ни пожелала или ни сделала, мы идем у нее на поводу. Может быть, если бы мы были построже и более консервативны, она не металась бы туда-сюда всю свою жизнь.

Майер вздохнул:

— Она не отступится, ты знаешь. Может быть, она поступает глупо. И я, как и ты, уверен, что ей придется столкнуться с неприятностями, но в конце концов не может быть все время плохо. Если верить профессору Уингу, она действительно талантлива. Так что вполне вероятно, она может стать на Бродвее великой актрисой.

Отель «Челси» имел свою историю и некий низкопробный шарм, поэтому не было ничего удивительного в том, что номер Тони Мортона был просторным, но плохо обставленным. В гостиной стояли два кресла с порванной обивкой и диван, сидеть на котором было рискованно, потому что одна ножка давно сломалась.

На столах виднелись пятна от давних попоек.

— От этого места у меня по спине бегут мурашки, — сказал Джек Фаин. — И потом, мисс Кейн так очаровательна, а ты оставил ее в стороне.

В голову Тони пришла мысль, что весь разговор с Джеком превратился в сплошные ребусы.

— Как это оставил в стороне?

— Ей дали роль Ханны Глемп. Это сорокалетняя женщина, немка, любительница выпить. А теперь скажи: неужели наша юная леди похожа на старую нацистку?

— Ханна не нацистка. — Это были первые слова, которые Джаффи произнесла за всю беседу.

Фаин раздраженно покачал головой:

— В двадцать восьмом году на Бродвее было выпущено около двухсот постановок. В этом же году мы сможем увидеть не более семидесяти. Мы живем в жестоком мире, и моя задача сделать такое шоу, которое стало бы хитом, чтобы инвесторы не потеряли последнюю рубашку и я мог бы снова прийти к ним и получить деньги на новую постановку. Если я не добьюсь этого, через несколько лет на Бродвее ничего не останется. Я не хочу быть полнейшим сукиным сыном и стараюсь заглянуть в будущее нашей профессии.

Фаин остановил свой взгляд на Тони:

— Я разговаривал с Дэвидом. Он должен сделать пьесу более жизнерадостной. Кроме того, я хочу обойтись без Шейлы Райт и поставить вместо нее мисс Кейн.

В противном случае я выхожу из игры.

Ультиматум прозвучал, как гром среди ясного неба.

Джаффи сидела неподвижно. Она почти не дышала. Тони крутил в руках чашку с холодным безвкусным чаем, наблюдая, как вращается жидкость.