'Черносотенцы' и Революция - Кожинов Вадим Валерьянович (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
Далее Федотов высказал даже и понимание того, что русская культура выросла не на пустом месте: "Плоть России есть та хозяйственно-политическая ткань, вне которой нет бытия народного, нет и русской культуры. Плоть России есть государство русское... Мы помогли разбить его своею ненавистью или равнодушием. Тяжко будет искупление этой вины". 30
Казалось бы, следует только порадоваться этому прозрению и этому покаянию Федотова. Но, во-первых, очень уж чувствуется, что он прямо-таки наслаждался своей покаянной медитацией - смотрите, мол, какой я хороший... Помог разбить русское государство, а теперь, поняв, наконец, что оно значило, готов искупать свою вину. Впрочем, даже и в определении этой вины присутствует явная ложь: активный член РСДРП, оказывается, всего лишь "помогал" разбить русское государство "своею ненавистью или равнодушием"31 - то есть некими своими внутренними состояниями. Однако это еще далеко не самое главное. Федотов заявляет здесь же: "Мы знаем, мы помним. Она была. Великая Россия. И она будет. Но народ, в ужасных и непонятных ему страданиях, потерял память о России - о самом себе. Сейчас она живет в нас... В нас должно совершиться рождение великой России... Мы требовали от России самоотречения... И Россия мертва. Искупая грех... мы должны отбросить брезгливость к телу, к материально государственному процессу. Мы будем заново строить это тело." (с. 136).
Итак, вырисовывается по меньшей мере удивительная картина. Эти самые "мы" только после "умерщвления" с их "помощью" России и подсказок с Запада "огляделись вокруг", и их "взорам" впервые предстала великая страна. Но далее выясняется, что лишь эти "мы" и обладают-де таким знанием, и именно и только эти "мы" способны воскресить Россию...
Естественно возникает вопрос о том, как же относятся эти самые "мы" к "черносотенцам" и их предшественникам, которые никогда не сомневались в величии России и постоянно сопротивлялись ее "умерщвлению"? Федотов в одном из позднейших своих сочинений дал недвусмысленный ответ. Увы, объявил он, "Гоголь и Достоевский были апологетами самодержавия... Пушкин примирился с монархией Николая... В сущности, только Герцен из всей плеяды XIX века может учить свободе". А о "черносотенстве" XX века сказано здесь же так: "В нем собрано было самое дикое и некультурное в старой России... с ним было связано большинство епископата. Его благословлял Иоанн Кронштадский". И, более того, оказывается, "его ("черносотенства" - В.К.) идеи победили в ходе русской революции..."!!! 32
Каково? Тот факт, что большинство "черносотенных" деятелей, не уехавших из России, было без следствия и суда расстреляно еще в 1918-1919 годах, Федотова никак не смущает. Остается заключить, что настоящими "черносотенцами" (которые победили) были, по мнению Федотова, Ленин и Свердлов, Троцкий и Зиновьев, Каменев и Бухарин...
Невольно вспоминается, что хорошо знавшая Федотова Зинаида Гиппиус едко, но метко прозвала его "подколодным теленком". Я отнюдь не намерен отрицать даровитости и публицистического блеска сочинений Федотова, но как идеолог он в определенном смысле "вреднее" откровенных русофобов...
В русской культуре XIX века Федотов, как мы видели, указал единственного своего сотоварища - Герцена. И, кстати сказать, не вполне обоснованно, ибо в свои зрелые годы, после долгого искуса эмиграцией, Герцен многое понял иначе. Вроде бы это должно было произойти за четверть века эмигрантской жизни и с вовсе не глупым Федотовым. А поскольку не произошло, приходится сделать вывод, что Федотов, несмотря на свои гимны "Великой России", постоянно вонзал жало в действительную, реальную великую Россию с ее могучей государственностью, за служение которой он, как мы видели, готов был отринуть убеждения Пушкина, Гоголя и Достоевского, - не говоря уже об их продолжателях. Сознательно или бессознательно Федотов выполнял заказ тех мировых сил, для которых реальная великая Россия всегда являлась нестерпимым соперником...
Да и что Федотов противопоставлял этой реальной великой России? Свое очень абстрактное, в сущности, даже бессодержательное понятие "Свобода".
Настоящим "философом свободы" был, как известно, Бердяев, и его никак нельзя упрекнуть в недооценке этого - не раз конкретно определяемого им феномена человеческого бытия. И, если Федотов постоянно кричал об отсутствии или хотя бы фатальном дефиците свободы в России, Бердяев писал, например, в 1916 году:
"Россия - страна безграничной свободы духа..." И эту "органическую, религиозную свободу" русский народ "никогда не уступит ни за какие блага мира", не предпочтет "внутренней несвободе западных народов, их порабощенности внешним. В русском народе поистине есть свобода духа, которая дается лишь тому, кто не слишком поглощен жаждой земной прибыли и земного благоустройства". И далее: "Россия - страна бытовой свободы, неведомой... народам Запада, закрепощенным мещанскими нормами. Только в России нет давящей власти буржуазных условностей... Тип странника так характерен для России и так прекрасен. Странник - самый свободный человек на земле... Россия - страна бесконечной свободы и духовных далей, страна странников, скитальцев и искателей". 33
Таков был вердикт виднейшего "философа свободы"; Федотов же постоянно твердил, что свобода наличествует только на Западе, и России прямо-таки необходимо импортировать ее оттуда и внедрить - чего бы это ни стоило.
Между прочим, я полагаю, что некоторые приведенные суждения Бердяева не вполне точны. Когда он говорит, например, что характерный для России тип странника "так прекрасен", это можно понять в духе утверждения заведомого "превосходства" России над Западом, где, мол, царит над всем "жажда прибыли". У Запада есть своя безусловная красота, и речь должна идти не о том, что русское "странничество" прекраснее всего, а только о том, что и в России также есть своя красота - и своя свобода! Но в конечном счете Бердяев и говорит именно об этом, видя в России свободу духа и быта, - а не свободу в сфере политики и экономики, которая столь характерна для Запада. Те же, кто требовал объединить в России и то, и другое, по сути дела впадали в "методологию" гоголевской невесты Агафьи Тихоновны, которая мечтала:
