Чужой - Бенцони Жюльетта (прочитать книгу .TXT) 📗
Действительно, в течение пяти лет, между 1795 и 1800 годом, шуаны, опустошившие юг Ла-Манша, преследовавшие сторонников Террора и Революции, громившие муниципальные службы и убивавшие священников, на севере почти не появлялись, там не было особых эксцессов и там была неизвестна гильотина. «Стрелки Короля» практически не появлялись выше Сен-Соверле-Виконт. Однако отдельные банды, выдававшие себя за роялистов, состояли из настоящих разбойников, таких, как Жан Марьяж, чье имя, только что упомянутое Тремэном, заставляло трепетать всех вокруг.
– Ты уверен, что этого бандита убили? – спросил Гийом. – Мне говорили, что его арестовали, судили, но никто здесь не уверен, что приговор был приведен в исполнение. Я вообще считаю странным, что его судил военный трибунал Сен-Бриека, но как бы там ни было, даже если его и расстреляли, какой-нибудь брат или кузен или просто сторонний человек мог подхватить эстафету.
– Я это вполне допускаю, – согласился доктор.
– В таком случае надо принять необходимые меры, собрать людей в помощь жандармам, а не ждать нового разбоя. Одна мысль о том, что эти бандиты могут напасть на Розу, выводит меня из себя.
– Но в Варанвиле много народу, а банда, возможно, немногочисленна. У Мерсье их было всего двое...
– Но они были хорошо вооружены. Для старика, трех женщин и мальчика этого больше чем достаточно. А другие, возможно, были заняты в другом месте. В округе полно маленьких ферм и отдельно стоящих домов, плохо защищенных... столько густых лесов вокруг, где могут бесконечно долго скрываться те, кто предпочитает свои собственные законы государственным. Если предположить, что государство решится наконец издавать умные законы...
– Я очень на это надеюсь. Первый консул – не только военный гений. Говорят, что у него тяжелая рука и он твердо решил навести порядок...
– Я первый буду рад этому...
Гийом налил себе вина, но не выпил его. Он взял стакан и стал смотреть через его темный пурпур на серебряный шандал со свечами, стоящий на столе:
– Интересный человек этот Бонапарт, явившийся с полудикого острова и поставивший своей задачей привести в чувство Францию! Мне бы очень хотелось познакомиться с ним, и я собираюсь вскоре поехать для этого в Париж. Бугенвиль, который вхож к нему, утверждает, что он очень обаятельный человек. К тому же поборник нравственности! Который, однако, женился на обаятельной женщине сомнительной репутации...
Потом, внезапно сменив тему, он обернулся к дочери:
– Кстати, что это за история с пари, заключенным с Каролиной де Сюрвиль? Хотелось бы услышать твои объяснения.
Элизабет покраснела. Она надеялась, что в связи с приездом Артура к ее утренним приключениям уже не вернутся. К тому же она помогла раскрыть преступление и спасти женщину. Но она знала способность отца доводить все дела до логического завершения. Ей не удастся избежать серьезного разговора.
– Я знаю, что совершила ошибку, папа, но признайтесь, что пари – отнюдь не преступление.
– Это как посмотреть! Если это просто бескорыстное пари, это одно, но если есть какая-то корысть, я не потерплю этого. Вы бились об заклад?
Наступило молчание. Элизабет, несмотря на свою решительность, отвернулась, стараясь избежать отцовского взгляда.
– Так как? – холодно настаивал Гийом.
– Я поспорила и поставила фигурку из нефрита из моей комнаты... против книги... но я не должна была проиграть. Ведь я спокойно езжу верхом на Сахибе...
– Да? Ты поранила его, и он мог тебя убить. Когда я что-то запрещаю тебе, у меня есть на это веские причины. А что это за книга? Мне казалось, что ты дома можешь найти все, что вполне удовлетворит твою страсть к чтению...
Теперь уже Элизабет побледнела. Глаза ее умоляли:
– Пожалуйста, позвольте мне сказать это вам по секрету.
Тремэн знал, какой гордой была его дочь. Уже такой разговор при всех был для нее большим испытанием. Он не хотел больше унижать ее в присутствии этого мальчика, которого он привез ей как брата.
– Хорошо. Мы поговорим позже...
Пьер Аннеброн, стараясь помочь девочке, уже открыл рот, чтобы перевести разговор на другое, когда вдруг заговорил Артур:
– Вы действительно считаете, месье, что пари предосудительно? В среде английской аристократии очень многие заключают пари по разным поводам...
Узкое лицо Гийома Тремэна омрачилось, а глаза вспыхнули.
– Это очень по-рыцарски – вступиться за девушку, но мы не в Англии, Артур, и мне хотелось бы, чтобы вы это всегда помнили...
– Как пожелаете, месье!
Тремэна задело его обращение «месье», которое мальчик уже употребил дважды, но ведь он никак не называл его до сих пор – а как ему хотелось услышать слово «отец», – да и приходилось считаться с английским воспитанием мальчика. Лорд Астуэл никогда не требовал от ребенка иного обращения, кроме «сэр» или «милорд». Конечно, пройдет много времени, прежде чем Артур сможет думать, как француз, и вести себя, как сын.
Именно в этот напряженный момент и появился Адам. Вымытый, вычищенный, причесанный, он встал на пороге столовой в сопровождении Белины, не решившейся войти в столовую. Он спокойно подошел к отцу и стал бормотать нечто нечленораздельное, но несколько походившее на извинения. Он все это пробормотал спокойно, как некую формальность.
– Ну что? – спросил Гийом, продолжая хмурить брови. – Как ты объяснишь свое опоздание? Ведь ты прекрасно знаешь, что я всегда требую точности.
– Да-а! – ответил Адам, который предпочитал такую форму утверждения, которую он считал более сильной.– Но нам пришлось поработать с Жюльеном.
Потом, не будучи в состоянии сдержать свой восторг, он проговорил:
– Представьте себе, месье аббат, который собирает гербарии, нашел кусок керамики возле ручья Эскарбосвиля. Тогда он начал копать, копать... когда я утром пришел туда, они уже работали, и месье аббат нашел там кусок старой бронзы. Он сказал, что это топор с наконечником, принадлежавший людям племени, которые жили здесь до римлян... Он сказал, что там можно будет найти и другие вещи, много другого, того, что служило монетами, и даже...
– Адам! – оборвал его отец. – Ты пришел ужинать, а не читать нам лекции. Ты нам расскажешь это в другой раз...
Мальчик кивнул и покорно пошел на место, не сдержав глубокого вздоха. Было действительно обидно, что в его семье совсем не интересовались такими важными вещами. Они все еще теряли такую прекрасную возможность продолжить свое образование. А вместо этого говорят о политике, лошадях, кораблях, охоте, оружии и прочих таких земных вещах, далеких от античной мудрости и истинных ценностей земли.
Забыв о своем, Элизабет с улыбкой слушала брата. Если не считать рыжеватых кудрей, в нем ничего не было от Тремэнов. В свои двенадцать лет он сохранял круглое детское лицо, немного пухлое. Он был нормального для своего возраста роста, но несколько полноват, так как очень любил поесть, у него были нежная девичья кожа, тонкие черты лица, унаследованные от матери, и красивые руки, которые редко бывали чистыми, несмотря на то, что его часто мыли. Под ногтями частенько была чернота от земли и травы. Если он не был занят чтением книг по ботанике, энтомологии или минералогии, то половину своей жизни проводил на четвереньках. Теперь, по-видимому, сюда прибавится и археология!
А вообще это был спокойный мальчик – может быть, даже слишком, – его душа, как в зеркале, отражалась в его ангельских голубых глазах, но он был необыкновенно настойчив и мог часами молчать, если бывал чем-то недоволен. Она любила его таким, как он есть, какой-то почти материнской любовью: ему было около четырех лет, когда погибла его мать, но он сохранил в памяти ее чистый идеализированный образ.
Внезапно ей показалось, что что-то произошло. Отец и Пьер Аннеброн увлеклись разговором о Шербурге, где собирались возобновить работы по строительству плотины, начатые еще десять лет назад. То, что она увидела, испугало ее: Адам, выпрямившись на стуле, положил свою ложку на тарелку и, не отрываясь, смотрел на Артура, который, в свою очередь, с вызовом смотрел на сводного брата.
