Призрак в кривом зеркале - Михалкова Елена Ивановна (книга бесплатный формат txt) 📗
И Эльвира Леоновна тяжело вздохнула.
Выйдя из дома, Илюшин с сомнением посмотрел налево – туда, где начиналась нежная зелень непрореженных кустов боярышника и еще какого-то растения с колючками на ветках. Неподалеку от боярышника качала ветками фиолетовая сирень, на которой еще не все бутоны раскрылись. «Значит, там у нас живет некто Валентин Ованесович…»
Поразмыслив, Макар решил, что в тупичок зайти он всегда успеет, и повернул в противоположную сторону, к светло-лиловым зарослям. Он не разрабатывал никакого плана, не придумывал, о чем будет спрашивать прохожих, а просто брел неторопливо, разглядывая дома на другой стороне улицы, и через полминуты очутился возле одноэтажного синего дома.
За забором стоял пожилой мужчина в ватнике, в котором Макар узнал старика, виденного им в первый вечер, когда он разыскивал дом Шестаковых. При ближайшем рассмотрении тот оказался не таким уж старым: на вид ему было лет шестьдесят пять, и выглядел он суховатым и подтянутым. Морщины на его лице располагались строго перпендикулярно друг другу: несколько продольных, глубоких, как борозды, прорезали высокий желтоватый лоб, и по одной вертикальной морщине было выделено на каждую щеку – длинные, резкие, похожие на застарелые шрамы от удара саблей. Однако больше всего старили мужчину не морщины, а седина. Темные, глубоко посаженные глаза смотрели на Илюшина с недоверием.
– Доброе утро, – поздоровался Макар.
– И тебе не хворать, – негромко отозвался старик, собираясь уходить.
Илюшин перевел взгляд на сирень в палисаднике, вскинул брови.
– Это ведь, кажется, «Партизанка»… – протянул он, надеясь, что сорт окажется не «Глорией». – Красивый куст.
– Точно, она. – Хозяин остановился, обернулся к нему. – Откуда знаешь?
– Бабушка выращивала, – не моргнув глазом соврал Макар. – С детства люблю сирень. – Он сделал паузу и предположил: – А вы, наверное, Яков Матвеевич?
Старик нахмурился, и морщины на его лбу собрались в складки.
– Мне ваша соседка сказала, Эльвира Леоновна, – объяснил Илюшин, памятуя о том, что правильная рекомендация – лучшее начало для знакомства. – Я у нее комнату снимаю.
Несмотря на всю правильность рекомендации, по Якову Матвеевичу нельзя было сказать, что он проникся ею: лицо его, и без того мрачное, перекосилось, кулаки сжались.
– Скажи своей домоправительнице, – глухим от ярости голосом начал он, – чтобы лезть ко мне не смела! Ясно?! И шпионов пусть не подсылает, иначе…
Он запнулся, взмахнул сжатым кулаком и бессильно опустил его. Затем, ругаясь себе под нос, ушел за дом, и через некоторое время там громко хлопнула дверь.
– Даже так, значит, – сказал вслед ему Макар. – Занятно.
Он по привычке взлохматил русые волосы, прошелся вдоль забора в одну сторону, затем в другую, но старик больше не появлялся.
– Чем черт не шутит? – вслух спросил самого себя Илюшин и направился к дому, стоявшему в тупике, где, если верить рассказам Эльвиры Леоновны, жил другой садовод, Валентин Ованесович.
Валентин Ованесович и впрямь оказался садоводом. Подойдя вплотную к палисаднику, Илюшин рассмотрел, что белый каменный дом в глубине сада обсажен цветами – но не клумбами, а грядками. Бледно-желтые нарциссы с гофрированными чашечками росли рядами, выступали по линеечке, качая тугими бутонами, красные тюльпаны, мелкие анютины глазки разбавляли прямоугольник бурой земли желто-фиолетовым цветом.
Старый оштукатуренный дом неприветливо глядел на Макара узкими щелями из-за неплотно прикрытых занавесок. Подумав, Илюшин протянул руку к сирени над палисадником и покачал веткой, словно собираясь ее отломать.
Шторы на окне зашевелились, как если бы от них кто-то быстро отошел, в следующую секунду дверь распахнулась, и на крыльце показался человек. Илюшин ожидал, что на него будут кричать и ругаться, однако хозяин неторопливо сошел со ступенек и подошел к своему драгоценному кусту.
– День добрый тебе, – усмехнувшись, сказал он. – Хочешь ветку сорвать для девушки, попроси по-человечески, а не ломай.
– И что, разрешите? – полюбопытствовал Илюшин.
– Нет, конечно. Но совесть твоя будет чиста, – ответил хозяин дома.
Ему было около пятидесяти, но в отличие от своего соседа выглядел он мужиком в расцвете сил: широкоплечий, коренастый, крепко стоящий на своей земле. Лицо у него было загорелое и обветренное, в гладких черных волосах просматривались светло-серые, почти серебристые пряди. Умный взгляд, наблюдательный и цепкий… Илюшин решил, что Валентин Ованесович человек не простой, совсем не простой, хотя и хочет таковым казаться.
– Совесть моя будет чиста в любом случае, – улыбнулся Макар, – потому что ломать вашу сирень я не собирался. Хотел только посмотреть. Эльвира Леоновна рассказывала, что вы выращиваете какой-то редкий сорт.
На всякий случай он внутренне приготовился к такой же реакции, как у старика из синего дома. Но сосед Шестаковых по фамилии Корзун лишь кивнул в ответ.
– Точно, выращиваю. «Сумерки» называется. Впрочем, редкого в нем ничего нет – обычная окультуренная сирень. Люблю я цветы.
Он улыбнулся широко, обезоруживающе.
– А ты, значит, временный жилец нашей Эльвиры Леоновны. Ну что ж, давай знакомиться. Зовут меня Корзун, – фамилию он произнес так, словно она была именем. – Валентин Ованесович. А ты называй как тебе удобнее – можно и без выкрутасов, Валентином. Валей только не надо, я этого не люблю.
– А я Макар, Макар Андреевич.
Корзун протянул было руку, но спохватился и отдернул.
– Через забор здороваюсь, совсем от людей отвык, – укорил он себя и, открыв калитку, пожал руку Макару. Рукопожатие у него оказалось крепким, под стать ему самому.
– А я опасался, что вы на меня собак спустите, – усмехнувшись, сказал Илюшин и пояснил: – Сосед ваш меня безрадостно принял. Я только заикнулся, где живу, как он разбушевался, ругаться начал… Может, я что-нибудь не то сказал?
Валентин Ованесович хмыкнул и покачал головой.
– Да, есть такое дело. Ты тут ни при чем. Какая кошка между ним и Эльвирой пробежала – никто не знает, но не любят они друг друга крепко. И давно-о-о это идет, почитай, еще с того времени, как Шестаковы стали хозяевами всего дома. Может, Афанасьев подумывал долю себе каким-нибудь образом выцарапать, а Эльвира Леоновна ему дорогу перешла… Кто его знает? Оно, конечно, не очень на правду похоже, да и наследства ждать ему в шестаковском доме было, прямо скажем, не от кого. К тому же Яков наш Матвеевич – правильный такой мужик, порядочный.
– А что значит «стали хозяевами всего дома»? – удивленно спросил Макар.
Корзун взглянул на него.
– А ты разве не знаешь? Не рассказывали тебе, кто раньше в шестаковском доме жил?
Илюшин отрицательно покачал головой.
Валентин Ованесович помялся, и на лице его читалось, как хочется ему поболтать с новым человеком, не рискуя прослыть при этом сплетником. В конце концов, достав из кармана пачку сигарет, он показал ее Макару:
– Куришь?
Некурящий Илюшин с готовностью кивнул.
– Если время есть, пойдем подымим на скамейке.
Окуривая нарциссы дымом, Корзун рассказал внимательно слушающему Макару историю дома, который последние двадцать лет называли шестаковским.
