Восток, запад - Рушди Ахмед Салман (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗

Вокруг него простираются роскошные плодородные земли, завоеванные для нее ее воинами. Колумб ничего не видит — ни красот плодородной долины, ни мгновенного запустения оставленных крепостей, которые смотрят вниз на дорогу с острых скальных вершин. Призрак погибшего мира, не замеченный разъяренным Колумбом, плывет по течению, вниз по рекам, названия которым Гвадалтут и Гвадалтам, соединяя свой голос с голосами мертвого прошлого, оставшегося только в отзвуках здешнего эха.

В небе высоко над головой выделывают сложные арабески терпеливые канюки.

Мимо Колумба проходят рядами длинные колонны евреев, но Колумбу нет дела до чужого горя. Кто-то пытается продать ему толедской работы меч — Колумб отталкивает продавца прочь. Отказавшись от своих кораблей, Колумб знать ничего не хочет про те, другие, которые ждут евреев в Кадисе и скоро их примут на борт и увезут навсегда. Он измучен своими несчастьями и чужого не замечает. Этот старый мир слишком стар, а новый еще не найден.

«Утрата денег и покровительства, — говорит себе Колумб, — горше утраты любви».

Он идет на пределе сил, за пределом сил и где-то на этом своем пути, уже на грани безумия, спотыкается, падает в пыль, и там, на грани, в первый и в последний раз в жизни ему приходит видение.

Никогда он не видел подобных снов.

Он видит Изабеллу, которая бесцельно слоняется по Альгамбре, разглядывает огромный алмаз, полученный от Боабдиля, последнего из рода Нашридов. Потом склоняется над большой каменной чашей, подвешенной на цепях между двух каменных львов. Чаша наполнена кровью, и на поверхности королеве — да-да, Колумб видит то, что видит во дворце королева, — тоже открылось видение.

В чаше видно, что ей принадлежит всё на свете, и весь известный мир тоже принадлежит Изабелле. И все, кто ни есть в этом мире, служат ей и угождают. И едва она понимает это, кровь — именно так снится Колумбу — сворачивается темной багровой коркой. Изабеллу пронзает мысль: никогда, никогда, никогда не утолит она свою душу Известным, и душа ее наполняется страхом, а Колумб, усталый, измученный, смотрит на это и чувствует злобную радость. Только одно Неизвестное — а быть может, и Непостижимое — утолит жажду королевы.

Тут она вспоминает про Колумба — он видит, что она его вспоминает. Невидимого дурачка, который хотел найти никем не виданный мир, неизвестный, а быть может, и непостижимый — мир за Краем Земли, за краем каменной чаши, наполненной густой кровью. И Колумб, который был в этом печальном видении, наконец заставляет ее понять истину — понять то, что он нужен ей не меньше, чем ему она. Да! И она это поняла! Она должна, должна, должна дать и денег, и корабли, и все что там нужно, а он должен, должен, должен плыть на край света, за край, под ее флагом, ради ее удовольствия, ради нее, вместе с ней — к тому самому бессмертию, которое связывает навсегда узами, крепкими, как канаты, на которых История вздергивает к небесам своих избранников, и разорвать их куда труднее, чем узы любой смертной любви.

«Овладеть».

В безумном Колумбовом сне Изабелла рвет на себе волосы, кричит и зовет герольдов.

«Найти мне его», — приказывает она.

Но Колумб в Колумбовом сне не дает себя отыскать. Он набрасывает на себя пыльный лоскутный плащ, положенный по роли невидимки, и герольды проскакивают мимо и долго напрасно повсюду ищут.

Изабелла воет, скулит и стонет.

«Ведьма! Ведьма! Ну как, нравится?» — рычит Колумб. Пусть этим побегом, подальше, прочь от ее двора, последним выступлением в роли невидимки он себя погубит, зато вместе с собой он погубит ее, не исполнив самого страстного, самого важного желания ее сердца. Так ей и надо!

Ведьма!

Разве не она погубила его мечту? Вот и пусть получает. Поступив с ним так, как она поступила, Изабелла встала с ним на одну доску. Романтическая справедливость. Каждому по заслугам.

Под конец Колумб, тот, что в видении, все-таки позволяет себя найти. Стучат копыта, посланцы неистово размахивают руками. Его окружают, умоляют, уговаривают, сулят деньги.

Однако поздно. У Колумба осталось одно лишь желание, от которого сладко рвется сердце, — погубить самые остатки Надежды.

Он отвечает герольдам, качнув головой:

— Нет.

Колумб приходит в себя.

Он стоит на коленях посреди плодородной долины и ждет смерти. Вскоре он слышит стук приближающихся копыт и поднимает глаза, почти наверняка зная, что увидит Ангела Смерти, который скачет к нему, подобно монарху, выигравшему сражение. Увидит черные крылья и скучающее лицо.

Но его окружают герольды. Предлагают еду, питье, коня. Кричат:

— Отличная новость! Тебя призвала королева!

— Великолепная новость: тебя отпускают в плавание!

— Королеве было видение, и она перепугалась.

— Все ее сны — пророческие.

Герольды спешиваются. Сулят деньги, уговаривают, умоляют:

— Она с воплем выскочила из дворца и стала звать тебя.

— Она велит тебе плыть за край каменной чаши, за край Старого Света, через море, полное крови.

— Она ждет тебя в Санта-Фе.

— Ты должен к ней ехать немедленно.

Он поднимается с колен — как обласканный любовник, как грум в день собственной свадьбы. Раскрывает рот сказать: «Нет», и горький отказ едва не срывается с губ.

— Да, — говорит он герольдам. — Да. Хорошо. Я еду.

ВОСТОК, ЗАПАД

Гармония сфер

Как-то в один из дней, когда в Уэльсе праздновали Юбилей, в маленьком городке Р. писатель Элиот Крейн, страдавший приступами параноидальной шизофрении, которые он называл «мозговым штурмом», обедал вместе с женой по имени Люси Эванс, молодой фотожурналисткой, работавшей в тамошней местной газете. Вид у Крейна был бодрый, он сказал, что отлично себя чувствует, но устал и потому хочет лечь пораньше в постель. В тот же вечер для прессы был организован прием, и Люси попала к себе домой в пригород уже поздно ночью и не нашла Элиота в спальне. Люси решила, что он ушел спать в комнату для гостей, чтобы она не разбудила его, когда вернется, и потому спокойно легла.

Через час Люси проснулась в твердой уверенности, что случилось нечто ужасное, и, как была, неодетая, кинулась ко второй спальне, постояла перед ней, собираясь с духом, и распахнула дверь. Тут же она ее снова захлопнула и тяжело опустилась на пол. Элиот к тому времени был болен больше двух лет, и потому в голове у нее мелькнула только одна мысль: всё кончилось. Ее затрясло, Люси вернулась в постель, крепко уснула и проспала до утра.

Элиот покончил с собой выстрелом в рот. Пистолет достался ему в наследство от отца, однажды употребившего это оружие таким же образом. В записке, которую Элиот оставил, решив пойти на столь мрачный сюжетный повтор, содержались лишь подробные объяснения, как вычистить и как хранить пистолет. Детей у них не было. Самому Элиоту тогда исполнилось тридцать два года.

Неделей раньше мы втроем поднялись на один из Сигнальных Холмов посмотреть на потешные огни, распускавшиеся длинной гирляндой, будто бы из букетов, в темноте над позвоночным хребтом Гряды [26].

— Нет, никакой это не «добрый огонь», — сказал Элиот. — Хотя вы правы, оттенок в названии тот же. Когда-то, чтобы разжечь «добрый огонь», брали кости мертвых животных, и не только животных, могли и человеческие… Пускали, так сказать, в дело детали нашей конструкции.

Элиот был тощий, как ведьмина палка, волосы у него были ярко-рыжие, а смех напоминал уханье совы. В том театре теней и света при огненных сполохах вид у нас был у всех довольно безумный, и потому движения его острых подвижных бровей, и впалые щеки, и глаза с сумасшедшим блеском казались почти нормальными. Мы стояли, освещенные заревом близких залпов, и слушали жуткие его местные легенды про закутанных в плащ волшебников, которые пили мочу и умели вызывать демонов из адского пламени. Время от времени Элиот доставал из кармана брюк плоскую серебряную фляжку, и мы по очереди делали глоток бренди. Когда-то Элиот и сам встретил демона, и с тех пор они с Люси все время были в бегах.