Бездна обещаний - Бергер Номи (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
Эффектным выходом Кирстен в музыкальную залу Наталья могла бы гордиться. Играя «Фантазию» Шуберта, Кирстен интерпретировала ее точно так, как предупреждала Магду, и знала, что не просто права в смелой трактовке известного произведения, а что это и есть истинное вдохновенное творчество. Именно поэтому, когда отзвучал последний аккорд, гости не покинули зал, а поднялись и шумно потребовали продолжать. Легендарная английская невозмутимость улетучилась как дым; реакция слушателей, стихийная и непосредственная, резко отличалась от той, что обычно следовала на концертах в церковных школах и общественных залах Нью-Йорка.
Вызванная на «бис», Кирстен сыграла пьесу, которую решила сделать своей визитной карточкой, — «Отражения в воде» Клода Дебюсси. Небольшая изящная пьеса — словно игра света на поверхности пруда. Подобно солнечным лучам музыка создавала иллюзию отражений, переливалась звуковыми бликами. То же самое делали красками художники-импрессионисты. Ошеломленная почти исступленной реакцией на свою игру такой избранной и утонченной публики, Кирстен, дрожа всем телом, встала из-за фортепьяно. Кивком головы она подозвала Магду, как раньше часто подзывала Наталью. Сердце мучительно сжимали угрызения совести при виде того, как рыжеволосая крошечная венгерка быстро и уверенно пересекла зал и встала рядом с ней.
Сразу же после концерта началось чаепитие в гостиной, распитие шампанского и хереса в общей комнате и легкие закуски в столовой. В меню входили бутерброды к чаю, миниатюрные фруктовые торты, французские пирожные и английские бисквиты. Тарелка Кирстен была полна, но она ни к чему не притронулась, наслаждаясь сознанием того, что находится в центре внимания. Все хотели поговорить с ней, тянули то сюда, то туда, то вперед, то назад. Щеки Кирстен пылали от многочисленных расточаемых похвал: от ее замкнутости не осталось и следа. Она переходила из комнаты в комнату новым, уверенным шагом, ясно сознавая собственную растущую силу.
Кирстен именно так все себе и представляла: ее музыка мощным тараном пробила брешь в глухой стене, отделяющей простое любопытство от безоговорочного признания. В кругу всеобщей славы расчистилось место и для скромной девушки из бедной нью-йоркской семьи. И она, не войдя пока в дверь, ведущую в святая святых, все же уже стояла на пороге и старалась сохранить равновесие. Сегодняшнее выступление наконец-то открывало эту золотую дверь. Сегодня Кирстен почувствовала, что значит быть звездой, что значит быть признанной. Не было нужды в шампанском: и без него все тело наполняли тысячи легких воздушных танцующих пузырьков.
— Пойдем, дорогая, здесь есть человек, с которым тебе просто нельзя не поговорить. — Клодия ухватила Кирстен за локоть и повлекла в дальний угол общей комнаты. — Не кто иной, как его преосвященство, всемогущий Клеменс Тривс.
В глазах у Кирстен потемнело.
— Импресарио? — почти со священным ужасом воскликнула она.
— Он самый.
Заполучить на вечер Клеменса Тривса было редкой удачей: он с большой неохотой посещал светские рауты. Но на такую приманку, как Кирстен, все же клюнул, и Клодия просто трепетала от волнения, получив возможность представить свое драгоценное чадо всемирно известному Тривсу. Прямые каштановые волосы, густые усы и аккуратно подстриженная бородка придавали Тривсу поразительное сходство с Эдвардом VII. Клеменс старался усилить это сходство королевским высокомерием и достоинством, эффектно подкрепляя свое поведение нарядами сельского помещика.
Будучи представителем одного из самых влиятельных семейств, Тривс Клеменс без особого труда еще в самом начале своей карьеры стал членом обширной сети, заправлявшей международным сообществом артистов. Клеменс был жестоким торговцем талантами. Одно его благожелательное слово — и карьера взлетала словно на крыльях, одна пренебрежительная ремарка, произнесенная в нужном месте, — и та же карьера безнадежно рушилась. Имея свои представительства в Вене, Лондоне, Нью-Йорке и Сан-Франциско, Тривс был подобен спруту от искусства.
Бесспорное и не имеющее аналогов влияние, бесчисленные связи делали благосклонное расположение Тривса поистине бесценным для артистов.
— Вы в самом деле сокровище, — произнес знаменитый Тривс, беря Кирстен за руки. Через мгновение, слегка усмехнувшись, он отпустил их. — Просто не верится, что эти необыкновенные ручки принадлежат человеческому существу.
Кирстен покраснела от удовольствия:
— Благодарю вас, сэр, вы очень любезны.
— Не любезен, дорогая, а правдив. — Глаза Тривса сузились, и Кирстен испытала неприятное ощущение, что он готов взять комплимент назад. — Скажите-ка мне вот что. — Темно-карие глаза превратились в узкие щелочки. — Насколько вы преданны музыке? Ради Бога, не посчитайте меня наглецом — я спрашиваю об этом каждого молодого артиста, с которым знакомлюсь.
— Каждого молодого артиста или артистку? — Вопрос непроизвольно вырвался у позабывшей об осмотрительности Кирстен. — Если бы я была мужчиной, вы бы тоже спросили меня об этом?
— Вне всяких сомнений.
— Тогда позвольте уверить вас, что я так же глубоко преданна музыке, как и любой мужчина, а может, даже и больше.
— Это почему же так?
— Женщине, чтобы ее воспринимали всерьез, приходится работать в два раза больше, чем мужчине. Нас слишком часто обвиняют в излишней эмоциональности и ненадежности или робости и мягкости. Если в нашей игре чувствуется сила, нас обвиняют в мужеподобности, если мы играем с малейшей чувствительностью — критикуют за сентиментальность. Это несправедливо, мистер Тривс, ужасно несправедливо. Но, сказать вам по правде, я на самом деле не очень возражаю, мне это придает еще больше решимости.
— Решимости?
— Да, решимости. — Глаза Кирстен сверкали, она твердо и гордо подняла подбородок. — Моя мечта стать лучшей пианисткой в мире.
Клеменс Тривс цинично усмехнулся:
— Довольно сложная задача, вам не кажется?
— Вовсе нет.
— Значит, вы не намерены послать музыку подальше и выйти замуж?
— А почему я должна ее «послать»?
— А как насчет создания семьи?
— А почему одно исключает другое? — Кирстен словно испытала приступ дежавю, вспомнив подобный спор с Натальей.
Тривс выпучил глаза:
— Да потому что вы не сможете воздавать должное и тому и другому одновременно. Что-то должно пострадать, и это будет, без сомнения, ваша карьера. Женщины, моя дорогая, по природе своей созданы для семьи: жены и матери, создательницы гнездышка, хранительницы очага. О, случается, они восстают против своего предназначения, но лишь на время, уверяю вас. Полноценную карьеру лучше оставить на долю мужчин.
— Почему? — Кирстен с трудом сохраняла самообладание.
— Потому что в отличие от женщин мужчины на первое место ставят карьеру, а па второе — семью. Они не воспитывают детей, не ухаживают за домом. Для этого у них есть жены. Кто приготовит вам ужин и подаст традиционные комнатные туфли, милая мисс Харальд, когда вы вернетесь из турне по пятидесяти городам, отыграв по концерту в каждом? Кто будет присматривать за детьми в ваше отсутствие? Уж никак не муж.
— А я продолжаю утверждать, что смогу и то и другое, — я просто распределю между ними свое время.
Тривс выглядел явно пораженным.
— Невозможно, совершенно невозможно. Вы не в силах отдавать себя на сто процентов двум занятиям и быть лучшей и в том и в другом. Если же вы считаете, что это возможно, боюсь, дорогая, вы просто обманываете себя.
В этот момент Клодия, как всевидящая хозяйка, вмешалась и ловко утащила Кирстен в более безопасный угол комнаты.
— Нет, этот человек кого угодно может вывести из себя, — прошипела Клодия сквозь стиснутые зубы. — Главный адвокат дьявола. Он, вероятно, уснуть не может, если предварительно не доведет кого-нибудь до бешенства. Забудь о нем, дорогая. Вспомни, сегодня — твой день. Иди веселись.
Но, вернувшись к гостям, Кирстен уже не испытывала прежнего безудержного веселья.
