Любовь не кончается: Эйлит - Чедвик Элизабет (книги хорошего качества .txt) 📗
Возможное участие скандинавов в событиях само по себе не вызывало удивления. В Нормандии уже давно знали о планах норвежского короля на английский трон, но никто не предполагал, что он приступит к активным действиям именно сейчас, да еще при поддержке Тостига Годвинсона.
Рольф задумчиво потягивал вино.
— Значит, высадившись на английский берег, мы можем столкнуться не только с саксами, но и с норвежцами.
— Да.
Рольф повеселел.
— Обстоятельства складываются в нашу пользу. К тому времени, когда мы со свежими силами вступим в бой, един из баранов — будь то Гарольд или Хардгад, — забодав своего противника, успеет выдохнуться и чуть ли не сам ляжет под наш нож. — Дождавшись утвердительного кивка собеседника, он добавил: — Кроме того, любому из них придется вести свое войско на юг, навстречу нашей армии. Разумеется, при условии, что мы поймаем попутный ветер и благополучно пересечем пролив, а не пойдем ко дну.
В этот момент конюх подвел к костру гнедого рысака. Оглянувшись, Оберт простонал:
— Меня уже тошнит от одного вида седла и конской морды. — Быстро проглотив остатки завтрака, он вытер руки об штаны и потянулся за уздечкой.
Рольф усмехнулся.
— Да поможет тебе Господь в пути. И пусть он пощадит твой благородный зад.
Скорчив гримасу, Оберт неохотно взобрался в седло. Приподнявшись в стременах, он замер и посмотрел на друга.
— Фелиция все еще в Англии. — В его голосе не осталось и следа недавнего шутливого тона.
— Почему ты не вывез ее оттуда?
— Она беременна и плохо себя чувствует. Я хотел попробовать забрать ее с собой, но испугался, что в дороге она может потерять ребенка и даже умереть. Ты же знаешь, как бывает в таких случаях.
Рольф знал, как сильно горевал Оберт из-за бесплодия Фелиции. Теперь же, убедившись в обратном и осознавая, какой опасности она подвергается, он, вероятно, места себе не находил от беспокойства. Оберт обожал свою хрупкую темноволосую супругу: она была его радостью и гордостью.
— Искренне сочувствую, — сказал Рольф. — Так она все еще в Лондоне?
Оберт растерянно покрутил в руках поводья.
— Да. Кроме того, в Англии проведали о некоторых любопытных особенностях моих торговых поездок. Мой сосед-оружейник, вернее, его жена, отвезли Фелицию в сент-этельбургский монастырь. А Гарольд выставил там охрану на случай, если я захочу повидаться с женой. Я бы поехал туда, но какая польза будет Фелиции и ребенку от моего трупа? — Тяжело вздохнув, он выпрямился в седле и натянул поводья. — Клянусь, после окончания кампании я снова стану простым виноторговцем. И никем другим. — Прощально взмахнув рукой, Оберт вывел гнедого за пределы лагеря и пустил его галопом.
Почесывая затылок, Рольф смотрел ему вслед и думал о милосердии Божьем, пронесшим мимо него горькую чашу, из которой большими глотками пил сейчас Оберт де Реми. Между тем поднимающийся от реки туман окутал копыта лошади. Лучи кроваво-красного солнца, прорываясь сквозь влажную пелену осеннего утра, окрасили удаляющегося в багряно-золотистый цвет. Когда он наконец скрылся из вида, Рольф вернулся к кострам и дал солдатам и рыцарям приказ спешно собрать амуницию и быть готовыми к выходу.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Сестра Эдит уверяет, что до рождения ребенка осталось по меньшей мере два месяца. Но я чувствую, что это случится раньше, — простонала Фелиция, приложив руку к огромному, возвышающемуся как гора, животу.
Теперь я не уступлю по обхвату винным бочкам Оберта.
Эйлит перевела взгляд на свой живот, казавшийся небольшим бугорком по сравнению с животом Фелиции, хотя ей самой до родов тоже оставалось не больше пары месяцев.
— Я спрашивала у сестры Эдит, может ли там быть двойня, но она рассмеялась и ответила, что вокруг него просто скопилось слишком много воды.
— Вокруг него? — улыбнулась Эйлит.
— Судя по тому, как он бьется и днем и ночью, я определила, что ношу мальчика. Только мужчина может вести себя так неразумно. Ой! Послушай. Снова он! — Схватив руку Эйлит, Фелиция приложила ее к своему набухшему животу.
Эйлит с удивлением и некоторой растерянностью ощутила прямо под ладонью сильные, нетерпеливые удары.
— В таком случае, у меня, видимо, девочка. Ведь я почти ничего не чувствую. Разве что иногда небольшое щекотание и, как бы это сказать, трепет. Госпожа Гульда говорит, что я располнею внезапно и быстро, скорее всего, в последний месяц.
Эйлит не могла знать, что старая Гульда, часто навещавшая и осматривавшая ее, о многом умалчивала.
С момента переезда в монастырь состояние Фелиции значительно улучшилось… Две из тридцати монахинь были норманнками, а одна — фламандкой. К тому же мать-настоятельница не считала нужным скрывать, что ее родная сестра вышла замуж за нормандского торговца. В таком окружении Фелиция чувствовала себя не так одиноко.
Внешний мир вторгался в отлаженную, монотонную жизнь монастыря крайне редко. Почти все время монахини проводили в молитвах и тяжелом труде. От Фелиции, как от временной гостьи, не требовалось принимать участие во всех внутренних делах обители. Из-за ее деликатного положения сестры относились к ней с особым вниманием и чуткостью, как к любимице. Находясь в полной безопасности, Фелиция воспрянула духом и немного успокоилась. Страхи перед неотвратимо приближающимися родами остались, но она научилась скрывать их.
— Я назову его Бенедиктом, — сообщила она Эйлит. — В честь свекра.
Эйлит с трудом удержалась от язвительной реплики в адрес самого Оберта. Беспокоить Фелицию сейчас было бы жестоко и бессмысленно.
— А ты уже решила, какое имя дашь ребенку? — спросила подруга.
— Мальчика назовем Гарольдом, девочку Эльфред. — Эйлит встала с низкой скамеечки и подошла к окну, представлявшему из себя расположенное на уровне плеч квадратное отверстие в стене. Через него в комнату врывался свежий воздух и дневной свет, внизу виднелся чисто выметенный двор и хозяйственные постройки… Скрипнула калитка. На улицу, закатав рукава и подоткнув подол за пояс, вышла молодая монахиня с ведром воды. — Мои братья вернулись с южного берега домой. Гарольд не может долго держать армию на одном месте. Да и не похоже, что ваш герцог собирается выходить в море именно сейчас.
— Он не мой герцог. — Фелиция раздраженно поправила подушки за спиной. — Я хотела бы, чтобы он никогда не появился в Англии.
— Я тоже, — с тяжелым сердцем поддержала ее Эйлит. Монахиня пересекла двор и скрылась за высокой изгородью. Стоял тихий, серый день. День ожиданий. Эйлит резко отстранилась от окна. — Мне пора идти. Голдвину не нравится, когда я задерживаюсь надолго. — Наклонившись, она поцеловала подругу в щеку.
— Приходи еще, — попросила Фелиция.
— Если смогу. — Эйлит выдавила улыбку. — Будем надеяться, что Господь вскоре уладит спор между Гарольдом и Вильгельмом. — В ее словах прозвучала та искусственная бодрость, с которой смертельно больного заверяют в быстром выздоровлении.
Вернувшись домой, Эйлит, как и несколько месяцев назад, увидела привязанных у кузницы лошадей Альфреда и Лильфа. Скользнув по ним беглым взглядом, она определила, что кони подготовлены к походу: к седлам были приторочены пухлые мешки с провизией, поверх них громоздились аккуратно сложенные кольчуги и вышитые золотом рубахи. Сбоку зловеще поблескивали прикрепленные кожаными ремнями датские боевые секиры. У дверей кузницы стояли два прислоненных к стене круглых щита и пара копий. Неподалеку паслась еще одна лошадь, а рядом — до боли знакомый своим строптивым нравом вьючный ослик.
Охваченная беспокойством, Эйлит заглянула в кузницу, но никого там не нашла. Огонь в печи не горел, на рабочем столе не было инструментов. Почувствовав беду, она опрометью бросилась к дому и распахнула дверь.
За столом возле камина сидели Альфред, Лильф и Голдвин. Заметив Эйлит, все трое разом замолчали и посмотрели на нее как-то удивленно и в то же время виновато. На столе лежали остатки приготовленного на скорую руку завтрака. В углу зала, жалобно шмыгая носом и протирая глаза фартуком, застыла Ульфхильда.
