Штрафбат. Приказано уничтожить - Орлов Андрей Юрьевич (книги полностью txt) 📗
Только на западной окраине разрозненные атакующие группы почувствовали сопротивление. Пара пулеметных гнезд была подавлена беспорядочным стрелковым огнем. Передовая группа понесла потери, но остановить солдат уже было невозможно. В безумном кроссе Зорин потерял Кармазова, который бежал вместе со всеми и орал во все горло. Мишку Вершинина чуть не прибило гранатой, выпущенной из-за угла каким-то ушлым «фаустпатронщиком». Он очень кстати споткнулся, бросился подбирать винтовку, молодой солдатик, бегущий перед ним, прикрыл его от осколков. Он встал как вкопанный, с ужасом смотрел, как тот корчится в пыли – осколок пробил легкое, кровь бурлила по краям раны, каждый выдох гнал изо рта кровавую пену.
– Пошли, пошли, – подтолкнул его ниже хлястика Зорин, – мы не медсанбат… да и не помочь уже бедолаге! Другие о нем позаботятся.
Он неоднократно ловил себя на мысли, что порой испытывает невольное уважение к германскому воинству. Немцы никогда не рисковали своими людьми понапрасну, понимая, что людские ресурсы у них ограниченны. Воевали по науке и подчас проявляли такие умение и изобретательность, что впору было снять шляпу.
Центральная улица Багровичей рассекала поселок с востока на запад, и за пару кварталов до окраины заканчивалась небольшой площадью. Посреди нее возвышалось добротное, трехэтажное, сложенное на века каменное здание – с маленькими окнами, утопленными в ниши. Проезды имелись слева и справа, в них и устремилась было пехота. Но внезапно встретила упорное сопротивление и откатилась.
Огонь велся из узких окон второго этажа. Строчил пулемет MG-42 – пулеметчик бил прицельными результативными очередями. Солдаты попятились, кто-то бросился обратно, другие судорожно искали укрытие. Посреди пустыря остались несколько тел. Стонал ефрейтор в изрешеченном пулями бушлате. Визжал от боли прыщавый парнишка с простреленным бедром, полз, подтягиваясь на руках, к воронке, проделанной взорвавшимся снарядом.
Из узкой улочки несколько солдат уже катили полевую «сорокопятку», на которой еще болтались обрывки конской узды; толкали ее к площади, прячась за щитком. Офицер в расчете отсутствовал, солдаты справлялись самостоятельно, понимая друг друга с полумата. Заряжающий вогнал снаряд, дюжий боец в выгоревшей гимнастерке и узких штанах, подозрительно напоминающих трофейные немецкие, припал к прицелу, закрутил ручку наводки. Орудие грохнуло, снаряд поразил стену у окна, из которого велся огонь, из кладки вывалились несколько кирпичей. Завопили лежащие солдаты, беспорядочно стреляя по окну. Но пулеметчика там уже не было. Мелькнула тень в проеме правее, ударила длинная очередь, и кому-то серьезно не повезло. Показалась еще одна тень, и тоже на втором этаже, в крайнем окне, и лежащие на площади услышали характерный звук спускаемой гранаты. Фаустпатрон взорвался точно под колесами «сорокопятки». Орудие подпрыгнуло, сползло с колесной рамы, искореженный ствол задрался в небо. Расчет разбросало – двое погибли сразу, третьего, с залитым кровью лицом, матерящиеся бойцы оттащили за угол.
Теперь по дому стрелял каждый, кто мог, но это мало волновало фаустпатронщика – он уже сменил позицию, целился из глубины помещения, прячась во мраке.
Переулок огласил звучный рев, и на дорогу выполз танк Т-34 с закопченной броней. Он мог бы смять погибшее орудие и вырваться на площадь, но гранатометчик оказался быстрее. Танк еще разворачивался, когда граната воспламенила топливный бак, и стальная махина вспыхнула. Танкисты успели спрыгнуть, последний катался по земле, сбивая с себя огонь.
Последующий взрыв лишь добавил растерянности и безнадежности. В горящий завал уперлась еще одна «тридцатьчетверка», но преодолеть его не могла. Проезд по улице в сторону площади оказался заблокирован. А пулеметчик с фаустпатронщиком продолжали стрелять, прижимая наступающих к земле. «Смертники», – сообразил Зорин, прячась за обломком вывороченной стены. С поставленной задачей эти двое справлялись блестяще – сдерживали напор советских солдат, давая своим возможность организованно уйти.
Танки 35-й бронетанковой дивизии запрудили улицу, но пробиться на площадь не могли. Нескольким машинам удалось повернуть огородами на параллельную улицу, но она оказалась узкой, развороченной воронками и перегороженной рухнувшим домом и деревьями. Выезжать задним ходом тоже было затруднительно – идущие в арьергарде не ведали, что творится впереди, напирали. Ревели двигатели, лязгал металл, мат стоял такой, что впору топор вешать. Сипло орали офицеры в шлемофонах, поражаясь тупости подчиненных. Танки неуклюже разворачивались, давя заборы, кромсали огороды и подсобные строения. На объезд поселка у техники ушла бы масса времени. Вероятно, был приказ добить врага, не позволить ему организованно раствориться в лесах. Не техникой, так хоть пехотой! Где искать «кривую» дорогу, если можно напрямик? А жизни солдатские – пустяк, русские бабы еще нарожают…
Затормозил на мотоцикле бронхитный майор со скрещенными пушками в петлицах – на площадь предусмотрительно не полез, бегал, потрясая пистолетом, орал, кашлял, разорялся, поднимал попрятавшихся в щели солдат в бессмысленную атаку. Прорваться через площадь, а «последний оплот» ненавистных захватчиков пусть останется в тылу, потом разберемся! Поднимались неохотно, проклиная командирскую дурь, зная, что не все вернутся. Вернулись через пару минут, оставив на площади десятка полтора еще теплых тел, вновь забились в щели. Грязно выражаясь, умчался майор со своим мотоциклом.
Ситуация складывалась донельзя конфузная: двое фрицев сдерживали массу бойцов. Солдаты переползали между укрытиями, прятались от пуль и разрывов гранат – на площадь, под верную смерть, никого не тянуло.
Майор Шустов скорчился за разрушенным крыльцом, зажимал плечо и морщился: пуля таки вырвала лоскут кожи. Зорин решился. Переглянулся с Вершининым, подал знак: действуй, как я. Докатились до крыльца, скорчились за укрытием.
– Живы еще, горе-вояки? – криво усмехнулся майор.
– Виноваты, товарищ майор, исправимся. Разрешите попробовать разобраться с этими смертниками?
– Есть идеи? – насторожился Шустов.
– Видите колодец? – Зорин показал подбородком на чугунную крышку канализационного люка метрах в пяти от догорающего танка. Она была вмурована в тротуар и не бросалась в глаза. – Здание, где засели фрицы, явно общественного назначения, так? Местный муниципалитет, ратуша, тюрьма или еще какая-то хрень.
– Ты прав, до войны у поляков тут была кутузка, совмещенная с полицейским участком. – Майор втянул голову в плечи, за углом рвануло, и зловонная гарь окутала окрестности. – А при фрицах здесь пытали и мучили мирных граждан, а еще какой-то штаб располагался. На что намекаешь, Зорин? – насторожился майор. – Пялишься на этот люк, как цыган на чужого коня.
– Водопровод, канализация, чего там еще, – объяснил Зорин. – Если при поляках не было, при фрицах точно достроили. Держу пари, там имеется проход в здание. Не стали бы фашисты воду ведрами таскать и дерьмо свое тележками вывозить, не та публика. («В отличие от нас, гордых советских людей»), – мимоходом подумалось. – Попробуем, товарищ майор? Вдвоем справимся, все-таки разведчики. Вы уж решайте поскорее, а? А то, если будем и дальше тут разглагольствовать…
Майор смотрел на них испытующим взглядом. Потом кивнул:
– Хорошо, сержант, давайте. А то в этой сложной ситуации уже хрен поймешь, кто кого побеждает. Вам что-нибудь нужно?
– Чтобы навечно зачислили в списки части, – пошутил Зорин. – Дайте пистолет, товарищ майор, – а винтовки мы здесь оставим, а то будем там с ними спотыкаться.
Поколебавшись, Шустов извлек из кобуры «ТТ» и протянул Зорину.
– И в кармане у вас еще штуковина, товарищ майор, – смущенно буркнул Вершинин. – Нас же двое. Да вы не волнуйтесь, вернем.
Майор покачал головой и неохотно извлек из брючного кармана трофейный парабеллум.
– Умеешь пользоваться, боец?
– Как же, товарищ майор, – охотно откликнулся Мишка. – Не поверите, у меня есть грамота за успехи в стрельбе.
