Иллюзия «Я», или Игры, в которые играет с нами мозг - Худ Брюс (читать онлайн полную книгу TXT) 📗

Первые шесть месяцев жизни младенца посвящены открытию того, что он – человек, и вниманию к другим людям (только потом задача переключается на конструирование своего собственного Я). Судя по всему, первые полгода играют критическую роль в дальнейшем формировании нашего Я. Новорожденным нравятся все люди, но где-то приблизительно в середине первого года жизни ситуация меняется. Груднички все больше способны различать людей. Они не только начинают предпочитать общество собственной матери, но и могут сильно испугаться чужих людей. Этот страх будет возрастать в течение следующих лет, пока они не пойдут в детский сад. (Благодаря этому нетрудно определить возраст ребенка, если он разражается плачем, когда вы подходите к нему.) На данной фазе социального развития формируется привязанность мать – младенец и сопровождающая ее тревожность по отношению к незнакомцам [111].

Конечно, большинство родителей, особенно матерей, сформировали прочную эмоциональную связь со своим ребенком уже с самого рождения. Сначала наши дети выглядят милыми из-за своей «малышовости» (термин упоминавшегося выше знаменитого этолога Конрада Лоренца, который обратил внимание на умилительность больших глаз и больших голов [112], характерных для детенышей всего царства зверей) [113]. Большеголовые, с «оленьими» глазами малыши повсеместно вызывают особые чувства у взрослых особей. Вот почему нам кажутся такими симпатичными котята, цыплята, щенки и маленькие лупоглазые собачки, персонажи мультфильмов (например, олененок Бэмби и Бетти Буп [114]) и даже поп-звезда Леди Гага, манипулирующая величиной своих глаз. У них у всех относительно большие головы и большие глаза. Не зря женщины в самых различных культурах по всему миру используют макияж, акцентируя глаза для большей привлекательности.

Эффект малышовости также объясняет результаты одного эксперимента. В нем было показано, что девочек до подросткового возраста больше привлекают лица взрослых людей на фотографиях, а с наступлением возраста половой зрелости они больше умиляются лицами младенцев [115]. Природа вмонтировала любовь к детям в тех, кто биологически готов ими обзавестись.

Социальная связь с младенцем регулируется и на биохимическом уровне, здесь задействованы центры вознаграждения и матери, и ребенка [116]. Мощный гормональный коктейль сопровождает чувства. Гормоны поддерживают социальную связь, но вырабатываются и в моменты социального стресса. Известно, что большинство матерей и их дети не могут с легкостью расстаться. Если вы попытаетесь забрать детеныша макаки резуса у его матери, вы встретите яростный материнский отпор – ожесточенную реакцию, для которой характерны агрессия, возбуждение и выброс кортизола [117]. Кортизол – гормон стресса, готовящий организм к активному действию. Он расщепляет жиры и белки ради выработки дополнительной энергии и временно приостанавливает работу прочих систем организма [118]. В комбинации с другими гормонами стресса, например, адреналином, он вызывает возбуждение нашей нервной системы, подготавливая нас к жизненно важной реакции трех больших «Б»: Бей, Беги или Блуди.

Если говорить об агрессивной реакции «бей», то редко можно увидеть людей в состоянии большей агрессии, чем мать, разлученная со своим ребенком. В ходе обычной процедуры проверки безопасности в аэропорту моя жена Ким, путешествующая с нашей первой дочерью и няней, проходили пост иммиграционного контроля. В какой-то момент Ким отдала ребенка няне, чтобы забрать документы. В этот момент няня и младенец были препровождены сотрудниками безопасности к следующей стадии процесса, и за ними выдвинулся стеклянный барьер, разделив мать и младенца. Оценив ситуацию, Ким попыталась пролезть мимо барьера, на что сотрудник безопасности поднял руку и велел ей подождать. Разъяренная Ким пригрозила вооруженному охраннику, что уберет его с дороги и снесет барьер, чтобы вернуть себе своего малыша, если проход не откроют немедленно. Охранник верно оценил материнскую ярость и сумасшедший взгляд и немедленно разрешил женщине пройти. Именно поэтому большинство специалистов, работающих с животными, не рекомендуют подходить к молодняку, когда мать где-то поблизости.

Приблизительно в шесть месяцев младенцы начинают демонстрировать почти такую же сильную реакцию на разлуку с матерью. Теперь они не хотят, чтобы их брали на руки другие люди, и начинают кричать и плакать, когда вы пытаетесь забрать их у матери. Поскольку уровень кортизола резко подскакивает [119], они испускают тот пронзительный крик разлуки, который практически непереносим, и кричат до тех пор, пока не вернутся в успокаивающие руки матери и не утешатся в них. И сложно придумать вещи, которые матери было бы труднее перенести, чем звук плача ее собственного ребенка. Эта «биологическая сирена» [120] обеспечивает макиавеллианскому младенцу, еще не умеющему двигаться, контроль над передвижениями его матери, осуществляемый не выходя из манежа. Когда они начинают хорошо ползать и понемногу ходить – ближе к концу первого года жизни, – малыши в буквальном смысле держатся за завязки материнского фартука, совершая свои передвижения.

Моя коллега, Аннетт Кармилофф-Смит, сделала телевизионный документальный фильм [121], где сняла малыша и его мать в процессе передвижения матери по дому при выполнении повседневных домашних дел. Если ускорить видео, начинает казаться, будто малыш привязан к своей матери невидимой эластичной нитью, которая никогда не позволяет ей уйти слишком далеко.

Британский психиатр Джон Боулби был одним из первых, кто описал это поведение ранней социальной привязанности [122]. Он пришел к выводу, что привязанность – эволюционный механизм, аналогичный открытому Лоренцем эффекту запечатления и следования у животных. Этот механизм в обоих случаях гарантирует, что мать и малыш будут оставаться в зоне близкого доступа. Мать служит в качестве безопасной «базы», от которой малыш предпринимает рейды для исследования мира.

Боулби показал, что дети, лишенные возможности сформировать прочную и надежную привязанность в младенчестве, вырастают неприспособленными взрослыми. Этот вывод преимущественно основан на его наблюдениях детей, разделенных с родителями в годы Второй мировой войны и помещенных в воспитательные учреждения, где не было условий ухода, позволяющих сформировать привязанность. Боулби обнаружил, что дети, разделенные с родителями в начале жизни, не могли нормально развиваться и часто демонстрировали асоциальное поведение в юности. В разорванной войной Европе, во Франции проявилась такая же картина, когда дети были оторваны от своих семей [123].

Уход за детьми в период раннего развития влияет на то, как они ведут себя, став взрослыми. Их отраженное Я, возникая в хаотическом, неконтролируемом социальном мире, приводит к избеганию социальных взаимодействий во взрослом возрасте и отсутствию социальной гибкости – конформности.

В 1960-х одна из коллег Боулби, Мэри Эйнсуорт, придумала эксперимент, позволяющий выявить природу привязанности маленьких детей, используя вынужденное временное расставание с матерью в незнакомой обстановке [124]. Он начинался, когда мать с младенцем находились в приемной. Незнакомая женщина выходила и начинала разговаривать с матерью. В этот момент ребенок, как правило, радостно играл с игрушками неподалеку в той же комнате. Через несколько минут мать оставляла своего малыша с незнакомкой, покидая комнату на три минуты. Незнакомка пыталась общаться с малышом до возвращения матери. Затем эта последовательность повторялась.