Бесконечное лето (СИ) - Ефимов Константин (электронная книга txt) 📗
В армии быть маленьким очень трудно. Первый раз я об этом задумался, когда как-то вечером, перед отбоем, складывая одежду на табуретку, обратил внимание на то, что уголки Лёшкиных губ были покрыты язвами и как-то странно потрескались.
— Что у тебя с губами? — поинтересовался я у него.
— Обжёг… — отмахнулся он.
— Где же это ты их обжёг? На солнце, что ли?
— Да не… В столовой.
— Это как?
— Я же самый последний в шеренге стою, «расчёт окончен!»
— Ну и что?
— И в столовой всегда в самом хвосте. Пока до меня очередь дойдёт, все уже поели, а сержант командует построение. Вот и обжигаюсь постоянно, чтобы успеть.
«Ох ты, блин! А ведь действительно… Тут сам-то всегда торопишься: быстрее-быстрее, хотя и стоишь в середине, а когда ж таким, как он, успевать-то?..»
За завтраком я взял с раздачи и поставил на свой разнос вторую тарелку. Повар-узбек искренне озаботился способностью пищеварения такого наглого духа и поинтересовался, ломая язык, не треснет ли у меня, случайно, харя. На это я довольно нагло (зная, что нахожусь в окружении своего родного взвода) заявил, что такие заботы — не его ума дело. Обернувшись в конец очереди, крикнул Лёшке, что «серое под коричневым» я на него уже взял. «Серое под коричневым или коричневое под серым» — местная шутка по поводу содержимого тарелок. Впрочем, на мой взгляд, довольно точная метафора.
Не скажу, что мы с Лёшей были в каких-то дружеских отношениях. Просто соседи по койкам, сослуживцы одного взвода. И ещё он был одним из моих постоянных слушателей.
Когда все разговоры были переговорены, все темы перебраны на несколько рядов, я вдруг вспомнил, что до армии прочитал целый ворох всякой фантастики. Рассказанная по памяти повесть Стивена Кинга «Туман» принесла мне репутацию взводного «сказочника». Потом, я, конечно, пожалел об этом, когда за мной стала волочиться небольшая группа бойцов и постоянно канючила рассказать что-нибудь — но было уже поздно. Половина взвода, используя каждую свободную минуту, слушала мои россказни, раззявив рты, так, как сейчас домохозяйки смотрят мексиканские сериалы. А уж на ночь для всего взвода продолжить что-то «многосерийное», начатое несколько вечеров назад — прямо-таки святое дело. Я, в общем-то, и не ожидал от себя, что помню всё ранее прочитанное, да ещё в таком количестве. Странное это было чувство… Наш горластый и шумный взвод притихал, слушая так, что даже койки не скрипели. Как дети. Взрослые дети… Я лежал, глядя в тёмный потолок, и рассказывал… Наверное, мне и самому это было нужно. Ведь это была моя тоска по дому…
Увидев, что я направляюсь к нему, Лёша заулыбался, пододвигаясь и освобождая для меня место железного ящика с песком, на котором сидел. Я сел рядом, поёрзал немного и наконец сказал:
— Лёш, ты чего вчера сделал-то?
Лёша, только что открыто и широко мне улыбающийся, вдруг как-то виновато съёжился, отчего показался ещё меньше.
— Не хочу говорить об этом, — тихо сказал он.
— Ясно, что не хочешь… Лёша, зачем?! Нельзя этого делать! Понимаешь, нельзя!
— Сволочи они!.. — и глаза его заблестели.
— Сволочи, — согласился я. — Но и самому надо головой соображать.
— Что мне было делать?!
— Лучше бы в морду получил, если уж ничего не поделаешь! Один раз получил в морду — и всё. Но никогда, понимаешь, никогда этого не делать!
— Легко тебе говорить…
— Нет, Лёша, не легко.
— Я знаю… — он обречённо шмыгнул носом. — Я хочу всё забыть, ладно?.. — он заискивающе глянул мне в глаза и вновь виновато отвернулся.
— Лёша, я-то забуду. Они не забудут! Пойми! И если второй раз так случится — что очень может быть теперь — не повторяй этой ошибки. Ты что, не понимаешь, что это было? Что ж ты потом делать-то будешь?!
— Ты и вправду думаешь, что… — Лёшка испуганно округлил глаза.
— Ну, а сам-то ты как думаешь, ради чего всё это было?
Все оттенки испуга промелькнули на его лице и спрятались под маской скорби.
— Я не хочу говорить об этом больше. Пожалуйста… — попросил он.
— Хорошо… — согласился я, пожав плечами.
Всё, что хотел, я ему сказал, а дальше… Дальше — его дело. Я бы и сам хотел забыть эту скотскую сцену. Так-то оно так, но вряд ли другие забудут о ней. Вряд ли забудут…
Что с тем парнем было дальше — я не знал, так как к тому времени ушёл из взвода в Штаб.
Впрочем, я и сам был не без греха. Не такой уж я и умный, раз попал «в ситуацию». Как-то, когда наш взвод мылся в бане, мой второй сосед по койкам — казах из небольшого поселка — сказал, глядя на мои руки, что я «дохлый», и продемонстрировал свои бицепсы. Я кинул в него мочалкой, которую только что намылил:
— Ну и радуйся теперь! Чем ещё похвастаешься? Головой? Хотя нет — с этим всегда проблемы… Разве что головкой?..
Кто меня тянул за язык выпалить всё это?!!
Он кинулся за мной и схватил. Вывернувшись, так как был весь в мыле, я «показал ему уши» и к тому же ляпнул этот маразм про «честную женщину». У нас в техникуме это был самый обычный, рядовой прикол — и ничего больше. Но в армии эти слова действуют на людей как-то иначе. Парень схватил меня так, будто бы я действительно был женщиной… Пришлось позорно отбиваться. Вначале вяло, как в игре, а потом уже серьёзно, так как действия с его стороны уже не очень-то напоминали шутку. Сбросив с себя его руки, я трёхэтажно обматерил его, но он расплылся в глупой улыбке, продолжая свои попытки дотянуться до меня. Поиграв мускулами, он стрельнул глазами по сторонам и тихо позвал:
— Ну чего ты так испугался, дураш? Поди-ка сюда… Хочешь, я тебе головкой похвастаю?!
— Придурок, разтак тебя и разэтак! — обматерил я его ещё раз.
Ситуация становилась серьёзной. Пришлось срочно ретироваться в парную, где были остальные.
Позже — пользуясь тем, что койки наши стояли вплотную — он несколько раз пробовал тянуть свои руки ко мне под одеяло. Что ему было нужно от меня?!! Я слышал, что такое бывает, но слышать — это одно, а вот убедиться в существовании этого — совсем другое. Я искренне не понимал, что ему надо от меня, ведь, по его же собственным рассказам, что такое секс с женщинами — он знал и, наверное, даже очень хорошо. Сколько было подробных историй о пикантных приключениях, которые он рассказывал мне по вечерам — и вдруг такое… При чём тут я?! Я же не баба!!! В этом было сложно разобраться, но я знал одно — это недопустимо! Недопустимо, потому что — недопустимо! Больше всего запутывало и смущало то обстоятельство, что его действия не несли в себе никакой агрессии по отношению ко мне. Если б это был «наезд», то и реакция была бы адекватная. Но, когда всё делалось вот так, со странной улыбкой до ушей, с пристальным взглядом прямо в глаза, с движениями, полными какой-то непонятной истомы, которая, по моим понятиям, могла предназначаться только для женщины… Да ещё рожа такая, что вот-вот слюной захлебнётся… Я просто растерялся. И как тут было не растеряться? Я никогда ранее не сталкивался ни с чем подобным. Если это был наезд, то — наезд. Если это были дружеские чувства, то это и была дружба. Но вот так… Странно это и непонятно. Нет, конечно же, я не собирался потворствовать ему или допускать такое впредь! Вот ещё! Но почему это происходит, не понимал.
Схватив меня за руку, он потянул её к себе под одеяло.
— Ну, хоть руку положи, — зашептал он.
— Рахим! Пошёл нах..! — я свободной рукой со всей силы врезал ему в плечо. — Не смей, понял?!
Думал, сейчас же и получу сдачи… но ничего не произошло. Рахим пускал слюни и глупо улыбался. Похоже, сейчас ему было всё равно, чья рука будет у него там.
Подоткнув одеяло поплотнее, я отвернулся от него.
Всё. Больше таких попыток он в этот вечер не делал. Но на будущее я дал себе обещание: никогда не пользоваться этим запретным выражением про честную женщину.
И вот — опять!! Опять, уже в Штабе, я брякнул — хотя и зарекался. Для меня-то эти слова вылетали по старой привычке, просто так… Но отчего тогда они так умопомрачительно действовали на других? Вот и у Сашки сегодня физиономия была ну прямо-таки как у того парня… Та же похотливая усмешка, горящие глаза и повадки голодного самца… А ведь, к тому же, Сашка — это вовсе не тот низкорослый Рахим. Сашка — сильнее, крепче, выше. Одни только ручищи чего стоят — скрутят так, что «прощай всё»… Как бы то ни было, но мне следовало теперь вести себя с ним поосторожнее. А то мало ли… Прибьёт ещё, с голодухи-то…
