Летающие острова - Бушков Александр Александрович (бесплатные полные книги txt) 📗

– Король изволит следовать, ваша милость.

Вслед герольду проскакали двое в красных мундирах и коротких черных плащах – ликторы, личная стража. За ликторами – четверка синих мушкетеров.

Вскоре раздалось басовитое урчание мотора единственного в Ронеро автомобиля, а там показался и он сам, неспешно миновал перекресток – огромная, синяя с золотом карета с чистейшими, почти невидимыми стеклами, королевским гербом на дверцах, посеребренными колесами и двумя лакеями на запятках. Шофер сидел снаружи, на чуточку переделанном облучке, и выглядел раз в десять спесивее любого короля – учитывая уникальность его профессии, даже простительно. Насколько Сварог помнил, это был какой-то герцог.

Автомобиль, понятно, снольдерской работы.

За стеклами Сварог увидел четкий орлиный профиль Конгера Ужасного и златовласую головку Делии. Лицом к ним на переднем сиденье застыли, напряженно выпрямившись, двое раззолоченных придворных. У дверцы скакала черноволосая красавица в парадном мундире полковника синих мушкетеров – Арталетта, герцогиня Браг, незаконная дочь Конгера. Следом – еще четверо мушкетеров и блестящая кавалькада придворных. Лошади извозчика вели себя на удивление спокойно – как и все остальные, бывшие на улице в этот миг, запряженные в экипажи и верховые.

«Охрана чисто символическая, – отметил Сварог. – В то время как даже министру полагается по чину восемь ликторов. Ну, сие нам знакомо, ничего странного. Короли и императоры, носившие заслуженные титулы Жестоких, Ужасных и Грозных, как правило, доживали до преклонных лет и умирали естественной смертью, почти не сталкиваясь с покушениями и серьезными заговорами – зато мягких и либеральных венценосцев били табакерками в висок, тащили на эшафот, свергали и изгоняли…»

– Куда это он? – спросил Сварог.

– В храм Хорса, – охотно ответил извозчик. – Не в пример батюшке, король наш – человек богобоязненный, храмам покровительствует весьма благочестиво, и всем богам оказывает почет…

Сварог усмехнулся. Просмотренное им у Гаудина досье короля являло образ далекого от всякого благочестия циника и материалиста, истребившего в борьбе за престол четырех родных братьев, разогнавшего ротой черных драгун уитенагемот [5], преспокойно казнившего десять лет назад великого понтифика храма Симаргла [6], когда тот сунулся в большую политику, и, наконец, в прошлом году присвоившего дворянское достоинство любимой охотничьей собаке…

– Выдумали черт знает что, – ворчал извозчик. – Если этих вонючих телег станет много, куда лошадей деть прикажете? Все снольдерцы, чтоб им провалиться. Никогда от них ничего хорошего не было и впредь не будет.

Понаехали. Поналетели. Самолеты приволокли. Позавчера летали над предместьями, всю скотину распугали, народ, кто потемнее, по сараям да по колодцам начал прятаться. Доиграемся до второго Шторма, верно вам говорю, ходят слухи, и памятник Морским Ястребам хотят убрать – ввиду нашей нынешней тесной дружбы со Снольдером, дабы не омрачать дружбу воспоминаниями о прошлых войнах…

– Что за памятник?

– А вот сейчас и увидим, если пожелает ваша милость. Гей!

Он свернул влево, на гранитную набережную, остановил лошадей. Посреди полукруглой площади стоял высокий черный камень, отесанный с одной стороны. На отесанном месте сиял золотом силуэт корабля, а выше, на диком камне, прикреплен золотой ястреб с мечом и якорем в лапах.

– Видите вон то здание, ваша милость, с колоннами? Школа гардемаринов «Морской ястреб». Так вот, когда восемьдесят лет назад снольдерский флот напал на Равену, войск в городе почти что и не было, одни гардемарины.

Отыскалась пара пушек. И эти парни, ваша милость, держались трое суток, пока не подошла армия, держались против трехпалубных фрегатов и морской пехоты, подожгли три корабля. Из них, понятно, девять десятых выбили начисто, из гардемаринов… А теперь эти снольдерские летуны над столицей порхают, как у себя дома. Неужто снимут памятник? У меня прадед боцманом служил на «Бешеном коне» – был такой учебный корвет при школе. И когда гардемарины собрались пустить брандер на адмиральский корабль, прадед по нахальству характера такого случая упустить никак не мог.

– И что? – спросил Сварог.

– А как оно бывает с брандерами? Рвануло прежде, чем они успели спустить шлюпку – и не осталось ни снольдерского корыта, ни гардемаринов, ни прадеда. Хорошо еще, дед мой к тому времени уже имелся на свете…

Адмиральский фрегат потом подняли, кое-что в Морской музей поместили.

Музей смотреть будем, ваша милость?

– Да нет, – сказал Сварог. – Поезжай-ка ты прямиком в особняк графини Дино. Оружейников, четыре.

– Слушаю, ваша милость. Обратите внимание на данную достопримечательность, каковую у себя в Пограничье вам, уж простите, видеть никак не доводилось… Видите на крышах два золотых шпиля? По обе стороны площади? По особо торжественным дням вон оттуда и досюда, над всей, считай, площадью загорается как бы великанское окно, и любой, какого бы сословия и гильдии ни был, может лицезреть торжественное шествие Императрицы Четырех Миров со всем двором… Жаль, ваша милость, что вы этакого не видели. Вот где красота и великолепие…

– Да уж могу себе представить, – сказал Сварог. Он сам два раза присутствовал на таких шествиях – но никто ему не говорил, что церемония порой транслируется на землю. Хотя о телевизорах для земной знати слышать доводилось.

В дальнем конце площади неотвязно маячил конный шпион.

Особняк графини Дино стоял посреди большого сада, окруженного кирпичной стеной с частоколом железных шипов поверху. У массивных воротных столбов из розового песчаника, увенчанных гербами с графской короной, азартно резались в кости слуги графини и ронины-прихлебатели – понятно, разбившись на две кучки согласно сословию. Слуги крыли друг друга последними словами и хватали за ливреи, дворяне погромыхивали мечами, но сквернословия и рукоприкладства, как люди благородные, меж собой не допускали. Гам стоял на всю улицу. Сварог воочию убедился, что Ронеро держит первенство на континенте по беззаветной любви к азартным играм, пари, состязаниям и головоломкам. Понятно теперь, почему именно в этом королевстве уголовное право было обогащено Игорным кодексом.

Никто и ухом не повел, когда габолер остановился у ворот. Возможно, они не заметили бы и королевского автомобиля.

Сварог подумал, покопался в кошельке, вытащил золотой аурей, хорошенько прицелился и угодил в нос самому шумному лакею. Настала тишина, возникло замешательство, и все взоры обратились к экипажу. Сварог спрыгнул на вымощенную тесаным камнем мостовую, протянул руку Маре и громко сказал, не глядя на челядь:

– Доложить графине – барон Готар. Сундук в дом. Живо. Головы поотрываю.

Один лакей опрометью помчался в дом, остальные, толкаясь и мешая друг другу, подхватили сундук. Дворяне приосанились и отвесили церемонные поклоны – народ был довольно обтрепанный, но при золотых поясах, понятно.

Показался шпион. Он медленно проезжал мимо, старательно притворяясь, что не видит ни ворот, ни публики.

Высмотрев среди дворян самого задиристого на вид и потертого, Сварог ловко сунул ему за обшлаг несколько золотых:

– Кажется, лаур, я вам остался должен за вчерашнюю гульбу?

И показал глазами на шпиона. Потертый, ничуть не удивившись, вышел на середину улицы и заорал что есть мочи, глядя мимо всадника:

– Эй, лаур, ты кого имел в виду, столь гнусно ухмыляясь?

Шпион, прижав руку к груди, стал было вежливо уверять, что он вообще не ухмылялся, тем более гнусно, но потертый с большой сноровкой сдернул его за ногу с лошади, подскочили остальные, и мгновенно завязалась свалка со звоном клинков и невнятными выкриками. Ухмыльнувшись, Сварог взял Мару под руку и повел к дому по дорожке из красного кирпича. Навстречу уже несся лакей:

– Просят пожаловать, ваша милость…