Практическая магия - Хоффман Элис (полные книги .txt) 📗

— Поверь, твои проблемы — ничто в сравнении с моей. На этот раз действительно дело плохо, Салли.

Голос Джиллиан звучит все тише, но это все равно тот самый голос, что служил поддержкой Салли весь кошмарный год, когда ей было невмоготу произнести хоть слово. Тот голос, который, что бы там ни было, каждый вторник в десять вечера подхлестывал и тормошил ее с неистовой преданностью, которая дается, лишь когда вы делили вместе прошлое.

— Ну хорошо. — Салли вздыхает. — Давай выкладывай. Джиллиан делает глубокий вдох.

— У меня там в машине Джимми. — Она подходит ближе, откуда легче шептать на ухо. — Все дело в том... — Это трудно выговорить, очень трудно. Но все же надо решиться и сказать, шепотом или нет. — Он мертвый.

Салли мгновенно отшатывается от сестры. Кому за­хочется услышать такое жаркой июньской ночью, когда по газонам бусинками рассыпаны светляки? Ночь объя­та покоем и тишиной, но у Салли такое чувство, будто она одна выпила целый кофейник, — ее сердце стучит как сумасшедшее. Другая на ее месте решила бы, что Джиллиан выдумывает, преувеличивает или просто ва­ляет дурака. Но Салли знает свою сестру. Она не заблуж­дается. Там, в машине, — мертвец. Можно дать гарантию.

— Не надо так со мной, — говорит Салли.

— Ты что, думаешь, это я специально?

— Вы, значит, ехали ко мне, догадались, что нам не мешало бы наконец повидаться, — и он ни с того ни с сего взял и умер?

Салли ни разу не встречалась и даже по-настояще­му не разговаривала с Джимми. Он как-то подошел к телефону, когда она звонила сестре в Тусон, но был, мягко выражаясь, немногословен. Едва услышав голос Салли, крикнул, чтобы Джиллиан взяла трубку.

— Эй, иди сюда! — были его слова. — То сестрица твоя, чтоб ее.

Из того, что рассказывала о нем Джиллиан, Салли запомнилось лишь, что он сидел в тюрьме за что-то, в чем был неповинен, и так хорош собой и неотразим, что может получить любую, просто поглядев на нее, как надо. Или — как не надо, это уж в зависимости от оцен­ки последствий и от того, была ли эта любая вашей же­ной, когда явился Джимми и увел ее у вас из-под носа.

— Это случилось в Нью-Джерси, на стоянке для от­дыха. — Джиллиан в настоящее время бросает курить и потому достает жевательную резинку и кладет в рот. Рот у нее пухлый, он розовый и свежий, но сейчас ее губы запеклись. — И какой же он был поганец, — гово­рит она задумчиво. — Господи! Чего только не творил — ты не поверишь! Нас однажды в Финиксе люди наняли сторожить дом, пока они в отъезде, а у них была кошка, которая чем-то ему не угодила — лужи, что ли, оставля­ла на полу. Так он ее засунул в холодильник!

Салли опускается на ступеньку. Ее несколько под­косили все эти сведения о жизни сестры, а бетонное крыльцо холодит, и ей становится полегче. Джиллиан всегда была свойственна эта способность втягивать ее в свои дела, как ни сопротивляйся. Джиллиан тоже са­дится рядом, колено к колену. Кожа у нее прохладнее даже, чем бетон.

— Я и то не могла вообразить, что с него станется учу­дить такое, — говорит Джиллиан. — Пришлось поднять­ся среди ночи и выпустить ее из холодильника, иначе так и замерзло бы животное. На ней уже шерсть заиндевела.

— Для чего было сюда-то приезжать? — говорит Сал­ли горестно. — Именно теперь? Ты же все тут пору­шишь. Все, на что я положила столько сил.

Джиллиан окидывает глазами дом — без восторга. Меньше всего ей хотелось бы находиться сейчас на Восточном побережье. Эта влажность, эта буйная рас­тительность... Все на свете отдала бы, кажется, чтобы избежать встречи с прошлым! Чего доброго, тетки бу­дут сниться сегодня ночью. Вновь привидится старый дом на улице Магнолий, с деревянными панелями, с кошками, и ее обуяет беспокойство, а с ним — лихора­дочное нетерпение убраться отсюда ко всем чертям, какое, главным образом, и погнало ее когда-то на юго-запад. Уйдя от автомеханика, к которому ушла от мужа, она направилась прямым ходом садиться на автобус. Ей необходимы были солнце, жара, чтобы вытравить затхлый запах детства — в сумерках, когда сгущаются зеленоватые длинные тени, в еще более непроглядной полуночной тьме. Необходимо было оказаться вдали от этого, как можно дальше.

Будь у Джиллиан деньги, она сбежала бы без оглядки с этой стоянки для отдыха в штате Нью-Джерси, добра­лась до аэропорта в Ныоарке и улетела куда-нибудь, где жарко. В Новый Орлеан, может быть, или в Лос-Андже­лес. К сожалению, перед самым их отъездом из Тусона Джимми объявил ей, что у них нет ни гроша. Он проса­дил все, что она заработала за последние пять лет, — и не­мудрено, когда человек транжирит деньги на наркотики, на выпивку, на украшения, какие бы ни приглянулись, включая серебряный перстень, который он носил не снимая и за который выложил почти целиком недель­ный заработок Джиллиан. Единственное, что осталось после всех его трат, — это машина, да и та записанная на его имя. Так куда же еще ей было податься в эту ночь, черную как чернила? Кто еще принял бы ее к себе, не за­давая вопросов — по крайней мере таких, на которые не придумать ответа, — покуда она опять не станет на ноги?

Джиллиан со вздохом признает себя побежденной в борьбе с никотином, во всяком случае на время. Выни­мает из кармана рубашки «Лаки страйкс», конфиско­ванные у Джимми, закуривает и глубоко затягивается. С завтрашнего дня начнет бросать.

— Мы решили начать новую жизнь, с тем и ехали на Манхэттен. Я собиралась позвонить тебе, как только устро­имся. Хотела тебя первую позвать к нам на новоселье.

— А как же, — говорит Салли, но не верит ни едино­му слову.

Когда Джиллиан порвала со своим прошлым, то за­одно оторвалась и от Салли. Последний раз, когда у них намечалась встреча, это совпало с появлением Джимми и переездом Джиллиан в Тусон. Салли уже и билеты купила себе и девочкам на самолет в Остин, где Джиллиан проходила стажировку на швейцара в отеле «Хилтон». Предполагалось — в кои-то веки раз — от­праздновать вместе День благодарения, но за два дня до их отлета Джиллиан позвонила Салли сказать, что встреча отменяется. Что помешало встрече, Джиллиан объяснить не потрудилась — было ли это связано с «Хилтоном», или с городом Остин, или просто с неодо­лимой тягой к перемене мест. Салли привыкла, что когда имеешь дело с Джиллиан — жди разочарования. Она встревожилась бы, если б все прошло гладко.

— Нет, собиралась, — говорит Джиллиан. — Хочешь верь, хочешь нет. Только нам надо было уматывать из Тусона в срочном порядке, потому что Джимми сбывал ребятам из университета травку, дурман, — выдавал за мексиканский кактус или ЛСД, — и в связи с этим нача­лись неприятности, кто-то умер, о чем я представления не имела, пока он не сказал: «Складывай вещи, живо!» Я и теперь не явилась бы к тебе под дверь без звонка. Мне просто разум отшибло, когда он отключился там, на стоянке. Я не соображала, куда мне деваться.

— Могла отвезти его в больницу. А о полиции ты не подумала? Можно было позвонить в полицию.

Салли видит в темноте, что азалии, посаженные ею недавно, уже вянут, у них побурели листья. Стоит лишь зазеваться, думает она, — и готово, что-то пошло не гак. Зажмурься на три секунды, и к тебе уже подкра­лось несчастье.

— Ага, правильно. Как будто мне можно сунуться в полицию. - Джиллиан короткими толчками выдыхает дым. — Дали бы срок от десяти до двадцати. А возмож­но, и пожизненный, учитывая, что это случилось в Нью-Джерси. — Джиллиан широко открытыми глазами смотрит на звезды. — Мне скопить бы деньжонок да двинуть в Калифорнию... Раскачаются притянуть, а меня уже поминай как звали.

Есть опасность, что Салли лишится не только аза­лии. Что ухнут одиннадцать лет труда и самопожертво­вания. Кольца вокруг луны разгорелись так ярко, что того и гляди проснутся все соседи. Салли хватает се­стру за плечо, вонзая ногти ей в кожу. У нее в доме спят двое детей, чья судьба зависит от нее. У нее яблочный торт в морозилке, с которым ей идти на праздник Че­твертого июля.

— То есть как это — притянуть? За что?

Джиллиан морщится от боли, стараясь вывернуться, но Салли ее не отпускает. В конце концов, Джиллиан, по­жав плечами, опускает глаза, что, с точки зрения Салли, не самый обнадеживающий способ ответить на вопрос.