Золотой тюльпан - Лейкер Розалинда (книги хорошего качества .TXT) 📗
Отбыли последние участники свадебной церемонии, Хендрик, сидевший все это время в боковой молельне, вышел из церкви. Во время рождественского пребывания дома Франческа умоляла его приехать на свадьбу, но упрямство и гордость не позволяли ему сделать первый шаг к примирению с Алеттой. Он убеждал себя, что приехал только ради Анны, отказываясь признать, что поступил так из-за сильного удара после утраты связи с Сибиллой.
Так как в Делфте его никто не знал, а Франческа осталась на свадебный пир, Хендрик зашел в галерею Вермера, надеясь увидеть кое-какие работы дочери и ее учителя. Девушка, оставленная за старшую, сообщила ему, что мастера Вермера нет дома, а она — Мария Вермер, его старшая дочь.
— Вы хотели бы что-нибудь купить, господин? — спросила она. Услышав, что его просто интересуют выставленные вещи, она предоставила ему неограниченное время.
— Которые из них написал ваш отец?
— Здесь нет ни одной его картины.
Хендрик выразил разочарование и медленно направился по галерее, пока не остановился перед картиной, в которой сразу же признал работу Франчески. На ней была изображена приятная благородная женщина в розово-красном платье, с улыбкой подходившая к мужчине, стоявшему спиной к зрителю. Картина поражала безупречным соотношением движения и покоя, называлась она «Возвращение домой». Хендрик не мог оторвать глаз от полотна. Он заметил, что его охватывает дрожь от красоты произведения, и с трудом верил, что это они с Анной породили такой талант. Мария, заметив, что Хендрик пристально рассматривает картину, подошла и встала рядом.
— Отец много разъезжает, торгуя произведениями искусства, и здесь изображено, как моя мать приветствует его после очередной поездки.
— Она прекрасна, — хрипло произнес Хендрик.
— Картина не продается, — извиняющимся тоном сказала девушка, подумав, что он решил купить.
— Почему?
— Она предназначена для представления в Гильдии весной, но до этого отец повесил ее здесь в надежде привлечь заказы на будущее для своей ученицы. На столе есть несколько офортов, выполненных той же рукой. Может быть, вы хотите взглянуть?
Хендрик внимательно просмотрел работы. На всех были виды Делфта, за исключением одной, на которой он увидел свою собственную мастерскую с распахнутыми окнами. И все же он не решался уходить.
— Я так много слышал о работах мастера Вермера. Мне говорили, что после смерти Карла Фабрициуса было объявлено, что ваш отец не уступает по мастерству великому художнику.
Мария кивнула, заинтересовавшись тем, что имя отца известно за пределами Делфта.
— Здесь о нем очень высокого мнения. Члены Гильдии и другие сановники постоянно спрашивают его совета при оценке и продаже произведений искусств. Недавно его попросили оценить от их имени целую партию картин итальянских мастеров, предназначенных для продажи на аукционе, и отец обнаружил подделки к ярости негодяев, замешанных в этом деле! — Мария помолчала. — Могу я спросить, откуда вы приехали, господин?
— Из Амстердама.
— О, издалека! В таком случае, раз вы очень интересуетесь работой моего отца, я уверена, что могу показать вам одну из его картин.
— Это будет честь для меня.
Девушка открыла дверь в жилые комнаты и провела Хендрика в довольно большую приемную, где, вероятно, принимали особых посетителей. Картина висела в одиноком величии. Он тут же узнал ее по описаниям Франчески. Припомнив, что говорила дочь о внешности учителя, он обратил внимание на слегка вьющиеся волосы изображенного на полотне мужчины и решил, что это, скорей всего, сам Ян Вермер, запечатлевший себя сидящим в студии спиной к зрителю в костюме, модном, наверное, лет сто назад, и позаимствованном, вне всяких сомнений, из сундука мастерской, и в плоской бархатной шапочке, надвинутой набекрень. Кисть художника застыла на мгновение в воздухе, а сам он смотрел на модель, готовясь писать венок из лавра — символ вечности, венчающий хорошенькую головку женщины. Освещенная изумительным потоком льющегося в окно света, она стояла в мантии из голубого и бледно-желтого шелка, позируя, как муза Клио, покровительница истории. В руках она держала книгу и золотистую трубу. На стене за ней висела древняя карта Нидерландов с иными, чем сейчас, границами. Во всем чувствовалась аллегорическая дань искусству исторической живописи, даже труба символизировала победную песнь мастерству художника.
Хендрик с просиявшим лицом высказал свое одобрение. Мастер Вермер был близок ему по духу. Он был почти уверен, что узнал в модели ту же самую женщину, что и на картине Франчески, только немного моложе.
— Это фрау Вермер в образе музы? — спросил он Марию.
Девушка негромко рассмеялась.
— Отец говорит, что это его секрет. Как может быть моделью его жена, когда сюжет картины отделен от нас веками, и как может он сам при этом быть художником, сидящим за мольбертом? Но это его шутка. Он никогда ничего не поясняет. Единственное, что я могу вам сказать, — моя мама любит эту картину больше всех остальных, следовательно, здесь есть что-то особенное для них, неизвестное нам.
Хендрик задумчиво улыбнулся про себя. Эта девушка была слишком юной и невинной, чтобы понять интимные моменты, которые существуют между горячо влюбленными друг в друга художником и его моделью и вызывают творческое вдохновение. Годы, прожитые с Анной, убедили его в этом. Порывы страстной любви, зачатие желанного ребенка или духовное единство вдохновляет на творчество. И это произведение было буквально пропитано подобной атмосферой.
— Несомненно, ее название — «Аллегория живописи», — заметил Хендрик.
— Вообще-то у нее нет названия. Иногда ее называют так, как вы, в других случаях называют «Искусство живописи» или даже «Художник в своей студии». Так как она никогда не уйдет из собственности нашей семьи, название не имеет особого значения.
— От всей души благодарю вас за то, что позволили мне увидеть ее.
Выйдя из галереи, Хендрик поднял воротник, защищаясь от холодного ветра, и натянул пониже шляпу. Он остановился возле витрины. Но ничего не различил за стеклом. Анна не выходила у него из головы, воспоминания ожили с невероятной силой благодаря картине, которую он только что увидел, и его не покидала мысль, что жена не одобрила бы его ожесточения к дочери и захотела бы сделать ей родительский свадебный подарок. Он даже знал, что ему следует послать, хотя его гордость и восставала против этого. Ну что ж, он никогда не мог противиться желаниям Анны, когда она обращалась к нему с особенной просьбой. Хендрик открыл дверь в лавку. Там он заплатил намного больше, чем мог позволить себе, заказав товары, которые решил послать новобрачным. И все же не захотел написать свое имя на подарке.
Затем Хендрик направился к дилижансу, уже готовому к отправлению. Вскоре он покинул пределы Делфта так же незаметно, как и появился в нем. В кармане у него остались только две мелкие монетки. Явно не хватит на еду и пиво на остановках во время долгого путешествия. Хендрик покорно вздохнул. Сейчас, по крайней мере, он обрел душевный покой, и Анна была бы довольна его поступком.
Свадебное пиршество уже подходило к концу, когда Константину доложили о доставленных из города подарках. Он отвел Алетту от группы гостей, сообщив об этом, и она попросила Франческу пойти взглянуть вместе с ними, что там принесли. В прихожей стоял мольберт, а возле него — несколько коробок с принадлежностями для рисования. Сначала Алетта нерешительно отступила назад.
— Кто мог прислать все это? — с трудом проговорила она.
— Жаль, что не я, — сказал Константин, открывая ящик с кистями, пестиков и ступкой. — Именно это тебе и нужно, Алетта.
Франческа догадалась:
— Их мог прислать только наш отец из Амстердама. — Она испытывала благодарность за такой жест примирения с его стороны. — Ты ведь уже приняла подарки от всех домашних, даже от Питера. Вспомни, ведь только Константин и я во всем этом городе знаем, что ты когда-то хотела быть художницей.