Ящик Пандоры - Вербер Бернар (онлайн книга без TXT) 📗
Он подносит хлеб к ноздрям, нюхает, как цветок, и, дрожа, кусает. Мякоть на языке, вкус муки, хруст корочки на зубах – все это необыкновенные, волшебные ощущения. Женщина дает ему чашу с оливковым маслом, и он обмакивает туда хлеб. Вкус делается еще волшебнее. Его охватывает небывалое блаженство. А тут женщина дает ему еще кое-что – сосуд с багровой влагой. Он догадывается, что это, и с дрожью произносит в мыслях полузабытое слово. Вино! Третий продукт, оказавшийся у него во рту, усиливает небывалое ощущение от двух первых.
Никогда еще он не чувствовал на языке и в горле ничего подобного этому. Каждый кусочек хлеба, каждая капелька оливкового масла, каждый глоточек вина приводят его в бурный восторг. Заряды наслаждения, рождаясь во рту, пронзают все тело.
Карфагенянка улыбается ему, гладит по голове.
– Не торопись. Теперь ты свободен.
И она ласково целует его в лоб. После всего пережитого, после всех страданий, после всех страхов это вино, этот хлеб, это оливковое масло, эти слова, прозвучавшие именно сейчас, этот нежный поцелуй пленительной карфагенянки – все вместе посылает сладостные волны в его мозг, откуда они разбегаются по всему телу.
Первая, вторая судорога удовольствия, ноги и руки становятся как чужие. Он больше не может сдержаться и смеется, это смех сквозь слезы.
Рене осторожно устраняется. Он еще дрожит, его еще бьет током радости и экстаза, испытанных им прежним. Он наблюдает за происходящим извне.
В этот момент совсем рядом раздается женский голос.
Пять, четыре…
Щелканье пальцев. Звонок в дверь.
Рене еще полон только что пережитого.
Опал идет посмотреть в глазок и, вернувшись, сообщает:
– По-моему, там ваша коллега.
– Как она за меня переживает! Сидим тихо, она постоит и уйдет.
И действительно, несколько звонков – и тишина.
Опал поворачивается к нему:
– Она вам кто? Просто коллега?
– Друг.
– Похоже, вы ей очень дороги.
– Мы сильно связаны. Сегодня утром она видела меня полностью выбитым из колеи. Это она посоветовала мне к вам вернуться.
Опал снова смотрит в глазок.
– Все, уже ушла.
Она садится напротив него.
– Ну, как было в этот раз? Потрясающе?
– Ипполита я видел, Леонтину видел и слышал, а Зенона – его звали Зенон – не только видел и слышал, мы разговаривали! От раза к разу обмен с моими предыдущими воплощениями совершенствовался.
– В общем, вы довольны.
– Очень поучительно.
– Должна признать, Рене, что вы делаете впечатляющие успехи. Можно даже сказать, что у вас дар к таким духовным экспериментам.
Она приносит ему стакан холодной воды. Поднося его к губам, он вспоминает, что чувствовал, когда его поила карфагенянка.
– Это то, чего вы хотели? Жизнь, в которой познали наибольшее удовольствие?
– Я только что понял, что удовольствие – относительное понятие. Порой это прекращение боли. Чем сильнее боль, тем сильнее восторг от исцеления. Когда за длительными лишениями следует простое удовольствие, это может порождать величайший экстаз.
– По принципу контраста?
– Вот именно.
Он пьет воду мелкими глотками, как будто это нектар.
– Мне становятся понятнее некоторые мои решения, когда приходилось делать выбор. Я обожаю сицилийское вино, постоянно езжу в отпуск на Сицилию, предпочитаю южное побережье, моя страсть – Пунические войны, я ненавижу все, хотя бы отдаленно связанное с барабаном и с ударными установками.
Он хватает свой мобильный телефон и пишет в строке поиска: «морской бой Рим Карфаген Сицилия».
– Так я и думал: это было сражение при Дрепане у сицилийских берегов в 249 году до нашей эры. Величайшая победа карфагенского флота, когда флотоводец Адгербал разгромил консула Публия Клавдия Пульхра. С обеих сторон сошлось 120 кораблей. Господи, не могу поверить, я при этом присутствовал, я был участником!
– Вижу, этот последний опыт вы оценили по достоинству. Что ж, ваша вчерашняя травма зажила?
Она уже встает и надевает жакет, готовая покинуть театр.
– Вы шутите? Я был галерником! Да, в конце я получил удовольствие, но просто по контрасту, а жизнь-то моя была кошмарной! Между прочим, вы отправляете меня только в те места и времена, где я влачил кошмарное существование. Подытожим вкратце: сначала грязные траншеи Первой мировой войны, где мне протыкают башку кинжалом, потом я агонизирую в окружении своей семейки, которой от меня нужны только деньги, в третий раз меня стегают кнутом на скамье гребцов! У меня было другое представление о туризме.
Опал не скрывает нетерпения.
– Что поделать, если нашим предкам жилось несладко. Вряд ли многие в прошлом испытывали сплошные удовольствия. Большинство знало только долг, труд, болезни, голод, и кончалось все мучительной смертью.
– Хочу побывать в еще одном моем прошлом существовании.
Она сердито откидывает рыжие пряди со лба.
– Знаете что, вы – капризный ребенок: вцепились в новую игрушку и топаете ногами, когда ее отнимают.
– Я получил ранение по вашей вине. Теперь я хочу, чтобы рана зарубцевалась и чтобы ко мне вернулся сон.
– Все, хватит. Я ухожу.
Он хватает ее за руки и останавливает.
– Что у вас на уме? Хотите меня убить, как убили… немца?
Она знает?!
Он сильно встревожен, но берет себя в руки.
Нет, наверное, это намек на одного из немцев Ипполита.
– Хочу, чтобы вы отправили меня в прошлую жизнь, приятную от начала до конца.
Она нехотя садится.
– «Приятная жизнь» – это очень субъективно. Сами во всем виноваты, надо четче формулировать заказ.
– Ладно, допускаю, что до сих пор получал то, чего просил. Я был неточен, отсюда удручающие результаты.
– Чего, собственно, вы хотите теперь, Рене?
– Хочу вернуться в свою прошлую жизнь, где было…
О чем попросить? Чего именно мне не хватало в трех других жизнях, где я побывал? Чего не хватает сейчас, какого сильного ощущения?
– Хочу туда, где у меня случилась самая большая любовь.
Она чувствует, что это не все.
– Хочу оказаться там перед знакомством, чтобы все как следует прочувствовать, – уточняет он.
Она все еще молчит, и он договаривает:
– Хочу пережить это чувство в наилучшем возрасте, в расцвете сил, в здравом уме, в мирной стране, желательно с хорошим климатом.
Опал косится на часы. Какая навязчивость.
– Так или иначе, на ужин вы уже опоздали. Времени теперь вагон.
Она пожимает плечами:
– Только давайте условимся: это в последний раз. Если вы снова попадете в неподходящую ситуацию, я ни при чем.
– Кажется, я понятно изложил свое пожелание.
– Ну тогда расслабьтесь и закройте глаза.
Ритуал повторяется, бронированная дверь бессознательного остается позади. Сначала Рене не видит освещенных дверей, потом оказывается, что мигает красная лампочка над дверью номер 1. Из-под нее сочится солнечный свет.
Он говорит себе, что номер 1 – это, по логике вещей, эпоха задолго до Зенона, жившего в III веке до нашей эры. Как бы не вселиться в доисторического человека, а то и вовсе в примата. Он опять корит себя за неумение четко изложить свои пожелания.
С одной стороны, полное здравие, расцвет сил, душевное здоровье, мир. С другой стороны – чуть ли не обезьяна… Что это будет за роман? С пещерной женщиной, с приматом?
Пока я не войду в эту дверь, ответа не будет.
Он в страхе поворачивает дверную ручку и оказывается…
…перед пляжем с мелким белым песочком, окаймленным кокосовыми пальмами. Бирюзовый океан безмятежен и прозрачен. Вдали резвится стайка дельфинов, с пронзительным свистом выпрыгивающих из воды.
Встает солнце, заливающее все розовым светом. Тепло, упоительно пахнет экзотическими цветами.
Рене смотрит на свои руки и убеждается, что у него пальцы 30-летнего мужчины. Тревожно то, что на запястье часы, тоже принадлежащие Рене Толедано.
