Были давние и недавние - Званцев Сергей (лучшие книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
Он уже не приветствовал богатых ссыпщиков соленой шуткой, он больше не заговаривал зубы мужичку, хмуро продающему по нужде припасенный на зиму хлебушек. Не радовал его алтын скидки с пуда, которого добился в отчаянном торге старший приказчик.
— У хозяина жинка помирает, — шептались продавцы.
— Старуха при смерти, — рассказывали дома приказчики. — Душит ее болячка, глотать не дает!
И в самом деле, жизнь, видимо, покидала эту высокую статную старуху с тонкими и приятными чертами лица. Она целыми днями дремала в кровати и только тогда, когда в комнату входил ее муж, поднимала на него глаза, полные мольбы: «Спаси!»
Старик съеживался, стискивал руки и молился в душе.
Надежда была теперь только на бога: все пятеро таганрогских врачей — каждый порознь и все вместе — объяснили Бесчинскому, что у Иды Натановны рак пищевода. Это сказал на консилиуме щеголеватый врач с черными вьющимися бакенбардами, грек Диварис, это подтвердил степенный и важный доктор Лицын, это же сказали и остальные — Шимановский, Вреде и молодой, еще с замашками студента, Любович.
Был еще один врач, к которому Бесчипский возил больную жену. Звали его Антон Павлович, а фамилия его была Чехов. Говорили, что он писатель, но не это привлекло Бесчинского, который ничего не читал, кроме местной газеты «Таганрогский вестник». Впрочем, именно в этой газете он вычитал короткое сообщений о приезде в Таганрог «довольно известного автора рассказов и комедий». Главное тут было не в рассказах и комедиях, а в том, что приезжий был врач, притом прибыл он из Москвы, стало быть, его следовало отнести к врачам столичным. Может быть, столичный врач даст какое-нибудь новое, модное лекарство против недуга Иды Натановны?..
В те дни июля 1899 года она еще не лежала пластом. Из старомодного экипажа, называвшегося здесь «дрожки», она, хоть и поддерживаемая под руку мужем, вышла довольно бодро. Ее тоже тешила перспектива полечиться у столичного доктора.
Хозяин гостиницы «Бристоль» Багдасаров, толстый мрачный старик, встретил знатных гостей у дверей. Все таганрожцы знали, что у Багдасарова брат-близнец; оба старика были на одно лицо, почему здесь десятилетиями бытовала шутка — при встрече с одним из близнецов шутники спрашивали:
— Это вы или ваш брат?
Бесчинскому было не до шуток. Он лишь попросил показать номер, в котором остановился Чехов. Багдасаров, задыхаясь от жира, молча проводил его к двустворчатым дверям. Из-за поворота коридора с любопытством выглянул второй Багдасаров, для довершения сходства одетый, как и первый, в черный сюртук и полосатые брюки.
Бесчинский деликатно постучал согнутым пальцем. Послышался басовитый негромкий голос.
— Войдите!
Узнав о цели визита этих двух старых людей, Чехов очень вежливо и чуть смущенно сказал, что он ведь не практикующий врач, и посоветовал положиться на мнение здешних докторов или повезти больную в Харьков к профессорам. Тогда Бесчинский попросил посмотреть его жену «так», ну по доброте, что ли.
Чехов вздохнул и задал замершей от страха Иде Натановне несколько вопросов, касающихся ее болезни, Что-то мешает глотать? Точно ком в горле?
Решительного мнения Чехов не высказал, но еще раз, и уже более настойчиво, посоветовал повезти больную в Харьков к тамошним светилам. Казалось, он не счел ее безнадежной.
— Остановитесь в Астраханской гостинице, — заботливо порекомендовал он Бесчинскому, — там тихо и спокойно.
— Спасибо, — сказала Ида Натановна, подымаясь. Ее муж молча низко поклонился Чехову и взял под руку жену.
Однако в Харьков им поехать не довелось. Уже назавтра больной стало значительно хуже. Она больше не глотала твердой пищи. Ее стали кормить молоком и сладким чаем. Доктор Диварис порекомендовал было покупать у хохлушек кипяченые сливки, но старик Бесчинский с негодованием отвернулся: это был «трейф»— запрещенная еврейским каноном пища.
Ида Натановна страдала и таяла на глазах. Вечером ей сделали укол морфия, и она забылась. Бесчинский вышел на цыпочках в столовую, где его уже давно поджидал старинный приятель — бакалейщик Чуйко.
— Шо я вам кажу, сосед, — заторопился Чуйко, с жалостью глядя на измученное лицо Иосифа Ильича. — Хотите, кажу, выходить свою Идочку?
— Ну? — спросил Бесчинский.
— Не «ну», а шлите, сосед, эстафету до самого батюшки Иоанна Кронштадтского, нехай помолится!
— Ерунда, — сказал Бесчинский, но подошел ближе. Он, конечно, хорошо знал все, что рассказывали о протоиерее Андреевского собора в Кронштадте, отце Иване Сергееве, известном больше под именем Иоанна Кронштадтского.
О «чудесах Иоанна Кронштадтского» шептались просвирни и громко говорили в черносотенно-церковных кругах. Сначала речь шла о необыкновенных и чудодейственных беседах отца Ивана с больными — припадочными, кликушами, слепыми и хромыми. Отец Иван, утверждали его поклонники, возлагал руки на головы страждущих, и те мгновенно исцелялись: хромые уходили не хромая, слепые снова видели, немые поступали запевалами в церковный хор.
В дальнейшем протоиерей Сергеев перешел, ввиду наплыва клиентов, к заочному лечению. Это уже были, так сказать, чудеса высшего сорта: из отдаленных городов отцу Ивану слали в Кронштадт телеграммы с просьбой о чуде. Практикой был даже выработай стабильный текст такого обращения: «Молитесь за здравие раба божия Андрея, Петра, Ивана». Одновременно заочный претендент на чудо делал телеграфный же перевод на имя священника Ивана Сергеева в сумме ста рублей — это была установленная чудотворцем такса-минимум.
Справедливость требует отметить, что врачеватель не повышал гонорара в зависимости от тяжести заболевания. Шла ли речь о пустяковом суставном ревматизме или о грозных припадках грудной жабы — безразлично: сотен ими билет служил ордером на очередное чудо. Получив телеграмму и перевод, отец Иван отвечал без промедления: «Молюсь».
И дело было сделано! Умирающий хотя и умирал в положенное ему время, но с уверенностью, что вот-вот ему станет лучше.
Старик Бесчинский относился к этим рассказам скептически. Помимо свойственной людям торговой профессии недоверчивости, в нем говорило и другое чувство: как-никак, а вот уже пятнадцать лет он выполнял в еврейской общине обязанности «общественного» раввина, и ему решительно было не к лицу верить в чудеса служителя другой религии. Но страдающий человек всегда не прочь поверить в чудо. Доктора сказали: «Она умрет от истощения и разросшейся опухоли не позже чем через несколько дней». Они уже ни на что не надеются. А что, если этот Иоанн Кронштадтский и в самом деле поставит бедняжку на ноги? В священном писанин немало примечаний удивительных превращений и чудесных дел. Черт его знает, а может быть, и в самом деле Иоанн Кронштадтский святой и чудотворец?!
— А как ему послать телеграмму? — отрывисто спросил Бесчинский.
— Да в Кронштадт же! — обрадовался Чуйко. — Его, святого отца, там кажная собака знает.
Уже через час телеграмма «Молитесь за рабу божью Иду» и телеграфный перевод на сто рублей были посланы. К вечеру больной стало заметно хуже: она беспрестанно икала и хваталась за горло руками. Все пятеро врачей были вызваны в дом, и они, после недолгого Между собой совещания в дальней комнате, пригласили Бесчинского. От имени консилиума доктор Диварис объявил дрожавшему мелкой дрожью Бесчинскому, что, по-видимому, опухоль почти совершенно закрыла пищевод у выхода в горло. «Теперь развязка уже близка», — со вздохом сказал Лицын.
Врачи обещали навестить больную завтра и ушли. А Бесчинский вернулся в спальную и опустился в кресло рядом с кроватью жены. Он закрыл лицо руками и стал раскачиваться взад-вперед — библейская поза отчаяния.
Ида Натановна лежала, тяжело дыша, и смотрела в одну точку.
— Иосиф, — сказала она под утро чуть слышным голосом, — я хочу жить.
— Ты будешь жить, Ида, — сказал Бесчинский, глотая слезы, — ты будешь жить сто двадцать лет.
— Я хочу тебя о чем-то просить, — прошелестел голос умирающей.
