Утро богов (Антология) - Шекли Роберт (книги регистрация онлайн TXT) 📗
В условленный день, после долгих оплакиваний, князя одели, точно на свадьбу: шапка с золотыми обручами, платье, расшитое фигурными бляхами, браслеты, гривны — тяжелое красное золото, — и положили в гроб, а затем опустили в здоровенную яму. Туда же бросили оружие, лощеную варварскую посуду… и, будто в насмешку, вазу со сценами из жизни Ахилла, которую князь выиграл у нас на стадионе! А потом приволокли Зету. Говорят, она тоже была одета, как невеста, но совсем не по-эллински, и вся осыпана самоцветами… Она так кричала, бедняжка, увидев в яме роскошное ложе рядом с гробом мужа, место своего вечного покоя! Вот уж кого, наверное, с особым удовольствием обрекла на смерть княжья родня… И полис ничего не смог тут поделать. Зета была, по сути, продана чужеземцам. Молодая и гибкая, она долго билась, срывала с лица платок; тогда ей перерезали горло. Слугам, конюхам, поварам, охранникам Арпо дали выпить яду. Музыканты, осушив чаши с отравой, продолжали играть, покуда не падали, корчась; самым крепким оказался флейтист. О, я представляю себе этот задыхающийся голосок флейты над грудою мертвых и умирающих! Туда же, в ямину, свалили убитых коней и собак. Затем новый князь бросил первую шапку земли, и войско принялось насыпать курган. Под свежим холмом в десять локтей лежит бедная Зета, жертва хитроумных расчетов наших властителей…
Боги всесильные! Я вдруг вообразил, как из торговых соображений, в обмен на какой-нибудь кусок рыбного побережья, наши «отцы города» выдают за варвара Мирину, и ясноокая моя нимфа покорно идет на ложе к волосатому, пропахшему конским потом, вечно хмельному князьку… а когда тому проламывают голову в пьяной драке, тоже бьется над ямой в руках убийц!
Нет уж, этому не бывать! Мирина явно отличает меня от прочих. Возможно, ее влечет мой образ — одинокого, далеко не юного, но решительного и независимого мужчины, начальника моряков, жестоко обделенного любовью — она мечтательна и жалостлива; но полудетская мягкость может заставить ее уступать обстоятельствам… Я должен действовать немедленно, рисковать будущим нельзя! Отец посердится, но отступать ему будет некуда.
Итак, во время нашего грустного застолья принял я окончательное решение — добиться Мирины, и не откладывая. Чтобы немного рассеять печаль, я рассказал две-три соленые милетские истории про глупых мужей, распутных жен и проворных любовников, причем не смягчал выражений, Мольпагор хохотал как безумный, Мирина же, хотя и нежно розовела, но слушала с любопытством и удовольствием. Я счел это хорошим знаком.
После обеда хозяин, отличавшийся слабым здоровьем, отправился подремать, поручив меня заботам дочери. На мгновение кольнула совесть, но я положил себе не отступать… Мы гуляли в перистиле. Проходя мимо домашнего алтаря, где были расставлены статуэтки божеств и чернолаковые чаши для возлияний, я как бы невзначай коснулся изображения Афродиты. Помоги!..
Мне удалось навести разговор на искусство наших златокузнецов — это было нетрудно, поскольку Мирину влечет все изящное. Она разом загорелась желанием показать мне последние подарки отца и, уже не колеблясь, отвела в свою комнату, святая святых девичьей жизни. Здесь, как и в покоях несчастной моей Эвпатры, открылся мне тихий, очаровательный мир эллинки. На высоких ларцах были расставлены светильники, сейчас не горевшие. Вот большое бронзовое зеркало, перед которым Мирина с помощью рабынь прихорашивается по утрам; шкатулочки-пиксиды для белил и румян, низкие леканы с душистыми маслами и притираниями, дорогие лекифы молочного или синего литого стекла, бесчисленные пинцетики, ножички, костяные гребни… Открыв перстнем-ключом ларчик резной слоновой кости, хозяйка стала раскладывать передо мною свои сокровища, и вправду немало стоившие Мольпагору; кольцо из Афин, с летящей цаплей, вырезанной по голубому халцедону; серьги — дивно отделанные золотые диски со львиной мордой и подвешенными на цепочках крошечными амфорами; бусы из египетских фаянсовых скарабеев, стеклянные, янтарные; браслеты с головами змей, глядящими в глаза друг другу; стефану — венец из тонких кленовых листочков…
Я слушал ее лепет, внушая себе: сейчас — или никогда! Холодный пот выступил у меня по всему телу, голова кружилась. Если теперь все испорчу, не видать мне Мирины до конца дней… хуже того — а ну, как закричит, созовет рабов?! Мольпагор имеет полное право убить меня в собственном доме за оскорбление чести дочери, и суд оправдает его.
Желая показать мне, как очередная, с нечеловеческой тонкостью выкованная серьга сочетается с ее маленьким ушком, Мирина приблизила лицо к самым моим глазам. Опьяненный ее близостью, запахом благовоний я неожиданно для себя поцеловал любимую в висок, а затем припал к ее губам. Она как-то удивленно, по-птичьи пискнула, но не отстранилась — наверное, ждала… Возбужденный начальным успехом, я поцеловал ее уже по-настоящему, и Мирина неумело, но страстно ответила. Тогда я схватил ее на руки и понес к ложу, застеленному синекрасным ковром. Мирина билась, отталкивала меня, даже царапала, но не пробовала кричать, а только повторяла мое имя: «Котис… Котис…» Когда я стал отстегивать фибулы, она лишь кротко вздохнула и отвернулась.
Богиня видит, я постарался быть как можно более деликатным, но без крови дело все-таки не обошлось, и Мирина сказала с деловитостью, неприятно поразившей в такой миг, пробуя пальцем алые пятна на хитоне:
— Надо было отбросить его подальше.
Я подумал невольно — не было ли это все подстроено? Не нужен ли я зачем-нибудь в зятья Мольпагору?.. Но милая так славно меня обняла, уткнулась носиком в ямку под шеей и прошептала:
— Долго же ты раскачивался все-таки…
— А ты что, привыкла к другому?
Она отпустила меня, перевернулась на живот и шаловливо заболтала ногами.
— Не знаю, кем ты меня считаешь — легкомысленной особой, наверное… Я совсем не то имела в виду, что ты подумал. Просто все очень торопятся к развязке, хотят всего в первый же день. А я так не хочу, и потому редко с кем у меня выходили нормальные встречи.
— Знаешь, у женщин бывает психология двоякого рода, — сказал я, доставая с пола сигареты. — У одних девичья, у других женская. Зависит от воспитания, от темперамента… Дамы с девичьей психологией считают, что отношения с мужчиной венчаются постелью; они сами себя превращают в вещь, в ценный приз, которого надо добиваться. Женщины второго рода уверены, что отношения надо начинать с близости, а тело — только инструмент… Ей-богу, это мудрее: вопросы секса не приобретают болезненного характера, не заслоняют все остальное!
— Ты рассуждаешь типично по-мужски, — заявила Арина, отбирая у меня сигарету и прикуривая от нее. — Что же я, должна со всеми, кто мне хоть немножко понравится, в первый же день ложиться в койку? Проверила — не подходит — следующий!..
— Мысль интересная, — сказал я. — Чур, я в очереди.
— Если будет очередь, так не будет тебя! — пожалуй, серьезнее, чем следовало бы, сказала она, и мы разлили по бокалам остатки шампанского.
Та, первая наша тесная встреча произошла на квартире моего приятеля — художника; сам я живу в гостинке еще с одним офицером и водить к себе практически не могу… Отдохнув и вместе выкупавшись в ванне (Арина видела такую сцену во французском фильме и захотела ее воспроизвести), мы сошлись на том, что сидеть в комнате и смотреть телевизор — скучно. Милая моя вспомнила, что видела афиши возле Дома моряков — грандиозное видео-диско-шоу, аукцион, буфет и всякое такое.
— Так там же небось одни малолетки, — сказал я неуверенно. — Митинг в обезьяннике и мордобой на выходе.
— А мы, что ли, очень старые? Я и всего-то дважды замужем была… В крайнем случае, кто-нибудь ко мне пристанет, и ты набьешь ему лицо. Сам, без торпед и ракетной установки. Слабо?
Ей не пришлось долго меня уговаривать, и мы отправились на видео-диско-шоу.
Дом моряка, нормальный Дворец культуры, со всеми положенными многопудовыми рельефами на стенах, изображающими повседневный подвиг одинаковых, как яйца, матросов, с мозаичными дорогого дерева, вдрызг исцарапанными полами, бархатными креслами-пылеуловителями и единственным крошечным буфетом, — Дом моряка был переполнен до краев, и полнота эта казалась зловещей, точно шабаш. Стада подростков и «надцатилетних», в основном знакомых между собой, праздно бродили с этажа на этаж: никто явно не курил, но синие волокна дыма плавали повсюду, никто не пил, однако то и дело толпу раздвигала какая-нибудь нетвердо шагающая юная личность с бессмысленным взором и запахом перегара. Я заметил, что мало-мальски привлекательные девочки являлись только в окружении «своих» парней, причем вели себя подчас наглее и матерились громче, чем их спутники. Лишь дурнушки и перестарки скромно ходили «шерочка с машерочкой» в своих переливчатых импортных платьях, в узорных колготках и рейтузах, несмотря на жару, и ждали, кто бы к ним приклеился.
